Сам предмет рубрики «Горнист» — а это рубрика, напомним, про алкоголь — предполагает мистический оборот, чудо. Претворение воды в вино. Ведущая горнистка «РП» Вита Буйвид решила развить библейский успех и претворить вино в вино. Преумножить литраж. Фокус, кажется, не удался. Или удался? Не будем спойлерить. Будем потреблять культурно, постепенно.
Ну товарищи, ну нельзя же так. Не ожидала я от вас такого. Что же это за клише такое в стиле «напьешься — будешь»? Не так это работает. Так бы у нас полстраны в мистики записались. Или поболее. Нет нет нет. Нет тут такой связи. Она там совсем другая. Тонкая.
Начнем с того, что вино уже является мистическим объектом. Причем официально признанным религиозными институциями на самом высоком уровне. Превратить воду в вино — это вам не шуточки. Это Чудо серьезное, всем это понятно, потому даже официально закреплено. Вино по-прежнему повсеместно входит в состав религиозной процедуры, обозначенной таинством, и мистическое всегда витает где-то рядом. Так что с вином нужно быть аккуратнее, потому что приблизить к мистическому оно, конечно, может, но явно не за счет количества.
Свой мистический опыт, связанный с вином, я все еще пытаюсь осмыслить. Иногда я сомневаюсь в том, что этот опыт мистический. Иногда сомневаюсь в том, что это мой опыт. Но я явно причастна.
Итак, история. Разумеется, произошла она в Петербурге. Там с мистикой проще все же. Много ее там. Мой знакомый фотограф устроился подработать в цирке и пообещал притащить в гости дрессировщика. Ну того, знаменитого. В студии другого фотографа (меня то есть) собралось много народа, и все этого дрессировщика ждали. Но вместо него первый фотограф притащил в гости начинающего фокусника. Ну и все немного расстроились. Мы же дрессировщика ждали. Фокусник мне сразу не понравился. Он был очень похож на моего любимого фокусника Акопяна-младшего, но только был огромным, ну как бы Акопян в кубе. И я его для себя обозначила как пародию на Акопяна. Все как-то вяло выпивали, беседовали, ну и логично же, что его попросили фокус показать. Он отнекивался, жеманничал, говорил, что устал, что работает над очень сложным фокусом. Его оставили в покое и почти забыли про него. Но через некоторое время пришел еще один гость и принес бутылку жигулевского пива. Это же давно было, и пиво было еще советское, с такой маленькой желтой наклейкой в форме капли в районе горлышка бутылки. Помните? Тут фокусник оживился. Ладно, говорит, покажу вам фокус. Хотя про него все уже действительно забыли и не просили об этом. Достал из рюкзака два цилиндра. Накрыл одним бутылку. Потом стакан попросил. Но чистого не нашлось, и он еще порылся в рюкзаке и нашел там стакан тоже.
Фокус этот сейчас хорошо известен. Долго его описывать. Можете на ютьюбе поискать. Он там есть в исполнении разных фокусников. Суть в том, что фокусник накрывает стакан и бутылку цилиндрами, они там должны поменяться местами, но при этом бутылок становится все больше. То есть он все время дополнительные бутылки из цилиндра вытаскивает. Конечно же, все были в восторге. Ну а кто бы не был? Кого же не обрадует появление дополнительного пива на вечеринке? Известно кого, меня. Я же пиво терпеть не могу. Но тогда у меня не было сложностей, потому что в тот год Петербург был просто залит алжирским вином. Красным. Сухим. Оно было везде. Это было счастье и реванш после нескольких лет алкогольных талонов. Французских вин мы еще в то время не пробовали. К нам ведь сначала пришла Французская революция вместе со сказкой о взятии Бастилии, потом уже колониальное французское наследие в виде вкуснейшего алжирского вина подтянулось, ну а все настоящее французское мы уже потом сами осваивали, когда постепенно добирались до Парижа и нижних полок супермаркетов с дешевым бордо и потом пьяными эту Бастилию искали. Но в предвестии Парижа этого алжирское вино уже было первыми глотками будущей радости, оно уже было в Петербурге, но было очень дорогим, конечно. И совершенно логично я попросила фокусника проделать его фокус еще раз, но с бутылочкой алжирского, которое я, конечно же, припасла для дорогого гостя-дрессировщика.
Фокусник разъярился. Он почти кричал. Нет, скорее визжал, как истеричная толстая тетка. Вы что себе позволяете, вопил он, вы что, не слышали, я же говорил уже как я утомлен, вы что думаете, это легко, вы знаете, как сложно сделать такой фокус, нет, любой фокус, мне потом сутками восстанавливаться нужно, это вам что, чаша неупиваемая, вы в своем уме, девушка, да как вы смеете, ну и так далее. Успокойтесь, говорю, товарищ фокусник, не нервничайте. Во-первых, неупиваемая чаша — это про другое, а во-вторых, понятно же, что фокус под жигулевское заточен как самый доступный реквизит. Тут он разъярился еще больше и накрыл мое алжирское цилиндром. А когда убрал его — вина там не было. После этого показал всем пустой цилиндр и затолкал его в свой рюкзак. Алле, говорю, фокусник, мы все поняли. Верни вино, не смешно уже. Не переживай, говорит, вернется твое вино, но в другой жизни.
Тут уж я психанула. Мало того что он вино подрезал, так еще и намекал на бренность моего существования. Пришлось попросить его за пивком сходить, покинуть мою студию.
История так бы и осталась условно банальной, если бы у нее не возникло странное продолжение. Примерно через восемнадцать лет после этого случая я прикупила квартиру в Москве. Ну как в Москве, за МКАДом. Поближе к Петербургу хотелось все-таки. Чтобы заскочить в машину и рвануть в любое время. Как-никак, два часа экономится почти. И вот, когда эта покупка свершилась, мои вещи, которые одичали уже без меня в Петербурге, были тщательно упакованы и их наконец-то ко мне перевезли. И я эти коробки распаковывала периодически. И это такие time-capsuls, конечно, почти как у Уорхола, и там всегда что-то неожиданное находилось. Но самой неожиданной находкой оказалась бутылка алжирского.
Я не могу точно утверждать, что это была именно та бутылка. Но и обратное утверждать я тоже не могу. Меня охватил мистический ужас, когда я ее обнаружила. Пришлось позвонить человеку, который паковал мои вещи. Не было, говорит, никакой бутылки. Я испугалась еще больше. Для пущего драматизма в этот момент в доме отключилось электричество. То есть мой план избавиться от нее немедленно не работал. Спускаться с семнадцатого этажа в одиннадцать вечера по темной лестнице с этой бутылкой, чтобы вынести ее в мусорный бак, я не решилась даже с собакой. И хотя логика мне пыталась доказать, что страшного ничего нет в этой бутылке или на лестнице дома, в котором заселены всего несколько квартир, есть охрана и все двери запираются и что наверняка это другая бутылка, справиться с этим ужасом было очень сложно.