Политическая практика последних месяцев показывает довольно различные подходы разных внешних интересантов к пониманию понятия «инклюзивность» применительно к правительству Афганистана. При этом открытым остаётся вопрос о механизмах формирования искомой инклюзивности в конкретной реальности страны, и происходящее становится похоже на то, что многогранно декларируемая инклюзивность всё больше превращается в некую ding an sich, вещь в себе, отвлечённую от того инструментального предназначения, которое только и способно вложить в это понятие смысл — здесь и сейчас.
Применительно к афганской ситуации понятие «инклюзивное правительство» как-то плавно и незаметно родилось из ранее употреблявшегося «коалиционного правительства». После 15 августа, когда фактом стал монопольный приход к власти движения талибов на фоне бегства предыдущего правительства, в этой терминологической эквилибристике появился определённый смысл. Коалиционность есть многопартийность, и она подразумевала участие в новом правительстве как части правительства худо-бедно действовавшего, так и ряда политических партий и, само собой, фракцию движения «Талибан»*.
Вместе с потерей смыслов в достижении коалиционности утратился и смысл Дохийского соглашения движения талибов с США, к которому ещё по инерции апеллируют некоторые внешние субъекты. Теперь де-факто есть только один институционализированный субъект афганской политики — «Талибан». Теперь, вспоминая об экс-правительстве Ашрафа Гани исключительно в категориях прошедшего времени, можно уверенно говорить также и об отсутствии в Афганистане политических партий. Правомочность партий, включая и этнические (формально или фактически, теперь это уже не так и важно), существовавших до 15 августа, лидеры которых сейчас делают воинственные заявления из Анкары, Душанбе, Дели etc, более чем сомнительна. Сбежали так сбежали.
В конце сентября то ли из ОАЭ, то ли из ЕС или США было объявлено о создании «правительства в изгнании» под условным руководством бывшего вице-президента в администрации сбежавшего из страны экс-президента Ашрафа Гани Амруллы Салеха. В распространённом заявлении говорилось, что «правительство Исламской Республики Афганистан является единственной законной администрацией, сформированной на основе выборов и народного голосования», и содержались призывы к международному сообществу не признавать власть талибов. В своём заявлении «правительство в изгнании» обращается к Фронту национального сопротивления Афганистана с позиций единственно легитимного органа власти в стране. Формальное существование «правительства в изгнании» может иметь только один фактический смысл: в рамках тактики США и их союзников по непризнанию правительства «Талибана» и провоцированию дальнейшего конфликта в Афганистане к этому «правительству в изгнании» можно будет апеллировать как к якобы законному преемнику предыдущей администрации Ашрафа Гани.
Ещё более безапелляционно сам фронт позиционирует себя как единственный центр антиталибского сопротивления. «Ни одно объединение не может получить легитимность без поддержки и одобрения его превосходительства Ахмада Масуда, потому что сегодня он является источником легитимности», — заявляют представители фронта. Ахмад Масуд особо не апеллирует к инклюзивности, а всё чаще высказывается за децентрализацию политической и административной системы Афганистана, при этом отвергая любые компромиссы с движением «Талибан», заодно обозначая в качестве своих ориентиров идеалы западной демократии. Все новости о систематических столкновениях сил сопротивления с талибами, а также об активизации движения сопротивления в самом Панджшере и в провинциях Баглан, Каписа, Парван и Бадахшан обычно публикуются без подтверждения. В любом случае какая-либо значительная активность фронта возможна только при значительной финансовой и особенно военно-технической поддержке извне, куда и адресуются все пропагандистские обращения.
Что касается «децентрализации», то вовсе не очевидно, что хоть кто-то сегодня в Афганистане готов всерьёз обсуждать проблемы федеративного устройства страны, а посему и данные призывы можно расценивать как пропагандистские знаки, не более того.
20 октября в Турции было объявлено о создании Высшего совета национального сопротивления Афганистана. В этот совет вошла целая плеяда политиков из прежней жизни: близкий к саудовской королевской семье Абдул Раб Расул Сайяф, бывший министр иностранных дел и сын бывшего президента страны Салахуддин Раббани, маршал Абдул-Рашид Дустум, бывший вице-президент Карим Халили, бывший спикер палаты парламента Мохаммад Юнус Кануни, бывший депутат парламента и лидер одной из шиитских партий Хаджи Мохаммад Мохакик и бывший губернатор Балха Ата Мохаммад Нур. «Единственным источником легитимности» этот совет себя, правда, не объявлял, но уже через несколько дней Салахуддин Раббани и Абдул Карим Халили опровергли своё в нём участие. И это только один из многих признаков фундаментального для Афганистана обстоятельства — чрезвычайной фрагментированности элиты.
Таким образом, можно уверенно говорить о невозможности объединения всех перечисленных персонажей и, как следствие, невозможности эффективной деятельности данного совета как единого консолидированного субъекта афганской политики. Хотя члены Совета национального сопротивления уже успели заявить, что «предпримут военные действия, если политические усилия не приведут к миру в Афганистане».
Все декларируемые или гипотетические силы сопротивления «Талибану» неспособны к объединению и превращению в реальную политическую силу, адекватную потенциалу движения талибов. Важнейшей характеристикой этих условных центров сопротивления является имманентный для афганского менталитета вождизм, отсутствие реальных программ для потенциальных групп поддержки среди населения. Это относится и к этническим и религиозным группам, чьи реальные интересы не отражены действующими (формальными) политическими лидерами и партиями. Шанс на реабилитацию у них, конечно, есть, но только шанс, и он мизерный. Новых лидеров не видно, и вероятность их быстрого появления невелика. Пока же все эти лидеры и их партии способны стать только фактором дестабилизации в стране и эскалации военной составляющей афганского конфликта в случае серьёзной материальной и политической поддержки от внешних акторов. Неслучайно МИД России уже обращался с призывом ко всем этнополитическим силам страны воздержаться от провоцирования конфликта.
К слову, все без исключения афганские политики обладают собственным материальным ресурсом для, например, формирования неких военных подразделений. Однако сложившиеся ментальные традиции обычно не подразумевают использования собственных ресурсов для подобных целей, и — по крайней мере, в краткосрочной перспективе — главной и единственной задачей всех объявленных центров антиталибского сопротивления является поиск внешних ресурсов. Без решения этой задачи они обречены оставаться только виртуальными центрами информационного противостояния с «Талибаном», в чрезвычайно малой степени оказывая влияние на реальные процессы, происходящие в стране...
Требование внешних партнёров Афганистана — тех из них, кто действительно стремится к стабилизации ситуации в стране, — об инклюзивности как о представленности в органах государственной власти всех политических и особенно этнополитических групп афганского общества — это уже не из области пропаганды.
Стране объективно требуется сбалансированная система власти, представители которой могли бы — по возможности в максимальной мере — отражать действительные потребности общества и проецировать их на принятие управленческих решений. Но при существующем дефиците субъектности каких-либо институтов — тех же этнополитических партий — актуальным становится вопрос о механизмах формирования такой сбалансированной власти. Учитывая и достаточно общее для руководства движения талибов нежелание этой властью с кем-либо делиться. Сложно в существующей реальности представить источником какой-либо легитимности и фактически самораспустившийся после 15 августа парламент. Проведение в стране каких-либо выборов также далеко от реальности, поэтому едва ли не единственным инструментом, который можно рассматривать как содержащий потенциал хотя бы промежуточного достижения инклюзивности, могло бы стать проведение лойя-джирги.
Это как раз тот традиционный институт, главная миссия которого всегда состояла в разрешении кризисных ситуаций. Сейчас как раз то самое время. Вряд ли руководство «Талибана» было бы в восторге от такой идеи, но, возможно, задача действительных партнёров Афганистана и могла бы состоять в том, чтобы убедить в актуальности созыва лойя-джирги руководство движения талибов. Всеми доступными средствами.
* «Талибан» — организация находится под санкциями ООН за террористическую деятельность.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.