Смерть автора (и государства). Чем пугает сериал «Американская история ужасов. Двойной сеанс»

На канале FX закончился десятый сезон «Американской истории ужасов», получивший подзаголовок «Двойной сеанс». В нем Райан Мерфи и Брэд Фэлчак отсылают к той же кинотеатральной традиции, что и Квентин Тарантино с Робертом Родригесом в «Грайндхаусе»: показывать два фильма по цене одного. Первая часть сезона переосмысляет вампирские сюжеты, вторая — истории об инопланетном вторжении. Алексей Филиппов рассказывает, насколько удачным получился новый сезон и почему он противоречит философии шоу.

I. «Красный прилив»
В городишко Провинстаун, что на кончике мыса-клыка Кейп-Код, приезжает семейство Гарднер. Гарри (Финн Уитрок) — писатель и начинающий сценарист на грани дедлайна, Дорис (Лили Рэйб) — дизайнерка, которую пригласили обустроить здесь дом, Альма (Райан Кира Армстронг) — дочь-скрипачка, торопящаяся повторить карьеру струнного вундеркинга Вольфганга Амадея. Вместе с ними переезжают творческие неврозы мегаполиса: они чуть-чуть переживают, что фальшивят как семья, но куда больше — что не вписываются в траекторию гениев. Провинстаун привлек их еще и тем, что именно здесь звезды разных индустрий проводят экстремально продуктивные зимние каникулы. Возвращаются с шедевром, а то и пачкой. Видимо, что-то в воздухе — будет полезно; даже самому малому Гарднеру, который пока скрывает творческие наклонности в материнской утробе.
Смотреть онлайнПервые девять сезонов «Американская история ужасов»
Долго ли, коротко ли, несвятой источник вдохновения найдется. Сразу после знакомства с местными достопримечательностями. Кейп-Код может похвастаться видом на безжалостный залив и субурбией цвета человеческой кости, колонией наркозависимых, которые ходят стайками в однотипных пальто и с обритыми головами, и готическим дуэтом писательницы Белль Нуар (Фрэнсис Конрой) с композитором Остином Соммерсом (Эван Питерс), успешных на своем поприще до неприличия. Есть еще их проклятые и униженные «двойники»: «туберкулезная» Карен (Сара Полсон), призывающая всех покаяться или как минимум покинуть город, и промышляющий секс-услугами Микки (Маколей Калкин). Ну а манна небесная имеет форму черной таблетки, после которой креатив начинает переть чуть ли не из ушей, — но восполнять ресурс придется человеческой кровью.

«Двойной сеанс» разделен неравномерно: шесть эпизодов из десяти отведено кровососущему триллеру о креативной индустрии и культе таланта — и эта часть сезона явно увлекала Райана Мерфи и Брэда Фэлчака чуть больше, чем ларь с теориями заговора. Обе части, впрочем, несут сатирический характер и делают ставку на эффект узнавания: имен, ситуаций, мест. Так, в стивенкинговском «Красном приливе» мифология вампирского фильма становится поводом для разговора о реалиях развлекательных индустрий. Идеально друг на друга легли широкие мазки, присущие пиар-компаниям, сатире и эксплуатационному кино, из которого и складывались сеансы-грайндхаусы.
Смотреть онлайнКлассического «Дракулу» с неподражаемым Белой Лугоши
Для начала жители Кейп-Кода, если не брать обывателей-статистов, делятся на два класса — «зомби» и «вампиров»: в первых доморощенное хоррорведение предлагает видеть пролетариев (см. «Ночь живых мертвецов»), во вторых — питающейся кровью народа аристократов (в общем, граф Дракула сотоварищи). Мерфи и Фэлчак так подразделяют тех, кто готов идти по головам ради успеха, и гуманистов, обреченных топтаться в облаке самокопаний и ресентимента. Проще говоря, не обнажив клыков — софитов не увидишь.

Употребление крови третьих лиц хоть и показано буквально — имеет бытовую параллель: первым освоивший пилюли «божьего» дара Гарри во многом функционирует за счет родных, питаясь их энергией и временем. Не только дизайн, но и полное обслуживание двухэтажного дома становится задачей исключительно Дорис, которая доверчиво заглушает голос сомнений. Как Розмари из классической лентыРомана Полански, она грешит на беременность, перемену обстановки и особую натуру творческих людей, — пока проявить спасительный эгоизм не окажется поздно.
ЧитатьМуки творчества: 9 фильмов о писателях и писательстве
Поминаемый всуе Моцарт — тоже удачная иллюстрация: а) исконной важности пиара и связей (отец В.А. выступал для детей не только учителем, но и фактически менеджером); б) экономической составляющей искусства (роль «социального лифта» для «чистого творчества» поначалу отрабатывалась в придворном кругу). Иронично, что именно Моцарт стал одной из икон «природного таланта, который может быть обнаружен буквально в каждом», вместе с тем — архетипом каторжной работы, которая для музыкантов начинается с юного возраста. Неудивительно, что его смерть сопровождает миф о погребении в братской могиле: так гений все равно встретился с теми, кому повезло меньше. Кстати, о цене, какую приходится платить за славу детям-звездам, красноречиво говорит биография Маколея Калкина, так что его появление, ясное дело, еще и мета-комментарий.

Симптоматично и то, что ценители искусств обращаются лишь к наиболее известным именам: если музыка — то Моцарт, если кино — то Тарантино, если телевидение — то Соркин. Представление героев о культурном разнообразии и творческих биографиях крайне скудно и архаично. И тут очень кстати приходится «дворянская» коллизия с кровью, предполагающая, что в деле креатива (даже если речь о бульварных романах) одни люди оказываются от рождения лучше других (за счет так называемого таланта). А, в общем, мало в чем человечество проявляло такую изобретательность, как в делении на тех, кто равен и кто равнее.
Читать80-е будут жить еще долго, 80-е должны умереть: рецензия на «Американскую историю ужасов: 1984»
Непосредственно к расцвету грайндхауса, когда в 1960-х кино пришлось соревноваться с телевидением, а в индустрию влилось много свежей крови (см. Новый Голливуд), отсылает формат «пилюли вдохновения». Трипы и ломки, окаймляющие периоды пугающей продуктивности, одновременно маркер послевоенного периода, когда американская контркультура нашла способ распахнуть «двери восприятия», и все еще часть мифологии современного Голливуда и кабельного. Производственные объемы фабрики грез не могут зависеть от эфемерного вдохновения.

II. «Долина смерти»
Эта жа эпоха, благословенная и проклятая, становится ядром второй новеллы, напоминающей по структуре прошлогодний отечественный «Перевал Дятлова». В черно-белых 1950-х и 1960-х, вдохновленных манерой «Сумеречной зоны» Рода Серлинга, с американским правительством на контакт выходят пришельцы. Земля нужна им для бесчеловечных экспериментов, у Дуайта Эйзенхаэра (Нил Макдонаф), недавно занявшего пост, есть две опции: содействовать интервентам в обмен на технологии — или погибнуть в авангарде планетарного сопротивления. О его выборе свидетельствует высокотехнологичная современность, в которой четыре студента решают покататься по калифорнийской пустыне — и попадают в плен к инопланетянам.
ЧитатьИстория ужаса: 10 важнейших хорроро-сериалов
Компактная «Долина смерти» издевательски мотивирует все этапные события американской истории последних 60 лет инопланетным лобби, хотя вряд ли среди целевой аудитории FX найдутся те, кто хлопнул по подлокотнику с криком «Ага! Я же говорил». Убийство Кеннеди и смерть Монро, Зона 51 и высадка на Луну, появление айфона и даже культура семейных праздников, введенная Мейми Эйзенхауэр (снова Сара Полсон), — во всем так или иначе замешаны гости из космоса.

Тут десятый сезон тоже апеллирует к наиболее общим и избитым местам, дополняя коллекцию оторванных от реальности брендов. Эта мысль подчеркивается тем, что Монро и Кеннеди, например, играют артисты, на них мало похожие внешне (а уж Мерфи любит найти физиогномическое сходство, если потребуется). Заканчивается глава в традиции грошовых ужасов с продолжением — абстрактным обещанием конца света, оставляя ощущение, что все четыре эпизода были придуманы только ради описания одной сцены.
На Луне один гомосексуал принимает роды у другого. Что? Да! Продано.
III. «Двойной сеанс»
Обе части десятого сезона «Американской истории ужасов» причудливо друг друга дополняют, подходя к похожим явлениям с разных полюсов. Внешняя угроза (пришельцы) vs подрыв устоев (вампиры). Классическая телевизионная семья Гарднеров vs безликие студенты-типажи, которые ищут себя и не торопятся сколотить ячейку общества. Фабрика грез vs страна возможностей. Горизонтальное движение к вечности (прогресс) vs вертикальное (творческие достижения и неувядающая слава).

Выбранный масштаб, вероятно, и спровоцировал два невыразительных апокалиптических финала. Такая точка характерна для грайндхауса, но плохо вписывается в философию самой серии — даже в том виде, какой принял десятый сезон. Ключевой фокус АХС — объяснение через клише и образы хорроров разных эпох, какие суеверия и социальные процессы за ними скрывались. Так, НЛО прилетало к мужчине, подсознательно переживавшему из-за осуждаемого межрасового брака, а история про ведьминский ковен устраивает перечет старой-недоброй мизогинии.
ЧитатьПока Кай собирает «Трамп»: рецензия на седьмой сезон «Американской истории ужасов»
«Двойной сеанс» же отстраненно живописует потаенные механизмы индустрии и государства, спокойно возлагая ответственность на частные случаи малодушия, амбиций или недальновидности. То есть, разбирая абстракцию «таланта», прибегает к такому же социальному конструкту, но под названием «человечность». Да и парадоксально ставить планете ноль, апеллируя к эксплуатационному кино и сериалам, — двум примерам невероятной живучести массовой культуры, а значит, и человека играющего.

Гораздо интереснее увидеть в «Двойном сеансе» если и разоблачение, то — самих себя. Заходя на территорию дня сегодняшнего, когда «умные хорроры» (или их вдумчивый просмотр) стали мейнстримом, а политическое пугало Трампа покинуло медийное поле, американская история ужасов сталкивается с неотрефлексированными эмоциями.С конспирологией и формирующимися поп-культурными образами, которые во многом базируются на наработках прошлого. А если поставить два зеркала друг напротив друга, случится рекурсия, а внятного финала — не получится. И тут, конечно, удобнее мир просто коллапснуть.

Алексей Филиппов