В русско-советском кино с комедиями не очень. Ну вот просто посмотрите фильмографии всех режиссёров, найдите там хоть что-то по-настоящему смешное. Ну да, «Волга-Волга» типа комедия, рязановская «пять минут, пять минут — это много или мало» тоже типа комедия, но они а) редкость, б) они все такие политически корректные в рамках тогдашней политики и корректности, что создаётся впечатление, что они тупо беззубые.
И только один человек покусился на сатирическое осмысление действительности, и мы все знаем этого человека — Леонид Иович Гайдай. То есть реально смешным, фонтанирующим панчлайнами в истории местного кино оказался человек с самой несмешной судьбой, да и на вид довольно закрытый и невесёлый.
У Леонида Гайдая не было крутых родителей — Иов Исидорович из крепостных крестьян, мать Мария Ивановна — с Рязанщины. Весь его творческий путь в кино — удивительный полёт на социальном лифте в топ-режиссёры — особенно странно выглядит сейчас, когда уже которое десятилетие профессии в нашем кино просто передаются по наследству и принадлежат одним и тем же фамилиям.
Мальчик из посёлка Свободный Амурской области, закончивший железнодорожную школу (интересно, есть ли его портрет в лицее №36 компании «РЖД», который сейчас там находится?), — вот что бы ему сейчас светило в жизни? Это исторический факт, что через два дня после окончания школы он пошёл записываться на фронт — 23 июня 1941-го.
Понятно, что его завернули из призывного пункта. Но в ноябре ему уже стукнуло сколько надо, и вчерашний школьник пошёл на фронт. Вот и кончилось детство.
Каков был психологический слом будущего художника, нам трудно судить, потому что на этот счёт люди того поколения не шибко распространялись и не обсасывали свои переживания. В общем, людям, которые бубнят что-то про зону комфорта и невозможность реализации себя во времена, когда клятый режим тебе подсовывает вместо малинового смузи — клубничный, этого вообще на пушечный выстрел не понять.
Интересно, по какому принципу его отправили «красноармейцем пешей разведки», опять-таки — вчерашнего школьника. То есть их посылали впереди полка — посмотреть, где именно враг, ну а нарвался на немцев — сам разбирайся. Такие вещи производят ранний взрывной «личностный рост» безо всякого коуча. Ну собственно, так он и взорвался. То есть подорвался на пехотной мине и восемь месяцев лечился. Спасибо, что живой. Обратно на фронт его уже не взяли.
Он вернулся в Иркутск и — о везение! — в тогдашнем Иркутском областном драматическом театре на самом деле в эвакуации осел Московский театр сатиры, куда он и пошёл работать рабочим сцены, осветителем — базовое знакомство с запахом кулис состоялось. А ещё он смотрел все спектакли. И слово «сатира» даже в таком виде, в котором оно бытовало в стране, втесалось ему в голову. Далее — театральная студия там же. И ещё через пару лет — режиссёрский факультет ВГИКа.
Все, кто с ним тогда сталкивался — от студентов до преподавателей, — замечали в этом худом, израненном, молчаливом парне нечто мощное и глубокое: ему явно было что сказать миру и граду. Удивительным образом его поддерживали самые разные люди — от Пырьева, за которым ныне закрепилась слава главного чудовища советского кино и абьюзера из старообрядческой семьи, до Михаила Ромма, сына еврейских соцдемов, сосланных всё в тот же Иркутск. Их всех объединяло со странным студентом одно — небывалый накал судьбы, фантастический социальный лифт при советской власти, под присмотром чудовищного Сталина, которого тут взяли моду равнять с чудовищным Гитлером. И они все воевали — кто в Гражданскую, кто в Отечественную. И эти люди не оценили бы ваших сравнений.
На последнем курсе Леонида Гайдая взял к себе в съёмочную группу ещё один человек фантастической судьбы — режиссёр Борис Барнет, который вообще был советским англичанином из раскулаченной семьи владельцев типографии, что стояла на правом берегу Москвы-реки в центре города.
И он тоже воевал в Красной армии. Его самого совершенно случайно нашёл на боксёрском ринге сам Лев Кулешов — один из основателей ВГИКа.
Курсы при Иркутском областном театре сработали — Гайдая позвали в кинокартину «Ляна» именно актёром, а также режиссёром-практикантом. Так и значится в титрах рядом с двумя другими режиссёрами — К. Николаевичем и Марленом Хуциевым. Бесхитростная музыкальная комедия про самодеятельность молдавского виноградарского колхоза. Тут с молодым Гайдаем играет молодой Раднэр Муратов — актёр, вписавший себя в историю русской комедии ролью Василия Алибабаевича («Джентльмены удачи»). Некоторые вещи сейчас, конечно, в картине шокируют — например, перевозка людей в открытых грузовиках (что запрещено давным-давно) и шляпы. Откуда они в 1955 году взяли такие шикарные шляпы? А ещё молодой Гайдай — вылитый Дэвид Бирн из группы Talking Heads.
Но первым фильмом Гайдая нужно считать «Долгий путь» (1956) — по нынешним меркам мелодрама. Он снял его вместе с режиссёром Валентином Невзоровым. Невзоров — неспетая песня советского кино, неслучайно мало кто про него слышал. Он тоже был фронтовиком и партизаном, успел снять всего два фильма и умер. Фильм по мотивам сибирских рассказов почётного академика Императорской академии наук Владимира Короленко начинается с титров: «От Петербурга до Москвы 600 вёрст. От Москвы до Перми 1600 вёрст. От Перми до Иркутска — 7 тыс. вёрст». Опять этот Иркутск, который не отпускал ни Ромма, ни самого Гайдая. Кажется, это было последнее поколение русских кинематографистов, которые буквально пальцами ощущали невыносимые просторы собственной страны. Дальше будет только хуже — закрывшиеся в золотой консервной банке Москвы киношники превратятся в касту при кассе и сосредоточатся на своих карьерных битвах под мосфильмовским ковром.
Актёрский состав под стать: Кюнна Игнатова, которую называли национальным достоянием Якутии; Сергей Яковлев, фронтовик из Кургана, из семьи репрессированных; Владимир Белокуров из Казани, из семьи сельского священника; Никифор Колофидин из Красноярска, актёр Приморского театра Владивостока; Александр Антонов — тот самый матрос на афише «Броненосца «Потёмкин»; Аполлон Ячницкий из Русского драматического театра в Киеве. Какие человеческие характеры, какие судьбы — эти актёры сами могли бы стать героями повестей и кинофильмов.
С чего-то именно в работе над этой картиной Михаил Ромм, опекавший Гайдая, увидел в нём комедиографа и начал его подталкивать именно к этом жанру.
Но именно на этом поприще с самого начала он получил первый профессиональный хук в челюсть. В 1958 году он снимает «Жениха с того света» по пьесе Владимира Дыховичного и Мориса Слободского. Это была типичная советская сатира — дежурное высмеивание бездушных бюрократов низшего звена: у Маяковского в «Клопе» или «Бане» это получалось зажигательней. Но картину невзлюбил министр культуры Николай Михайлов, человек с церковно-приходской школой и тремя курсами журфака МГУ за плечами, просидевший всю войну в Москве на пайке Оргбюро ЦК ВКП(б).
Короче, историю про начальника бессмысленной конторы, которого заживо признали мёртвым, почикали с полного метра до 40-минутной короткометражки.
В главной роли был Ростислав Плятт, чей польский шик приведёт к веренице ролей вальяжных иностранцев и пастора Шлага. Удивительно, но спустя годы такой же польский шик и облик полностью разрушат кинокарьеру удивительного комедийного актёра Игоря Окрепилова (театр Акимова).
Тут же Георгий Вицин, который станет одним из талисманов Гайдая, и даже Мария Кравчуновская («бабуля — божий одуванчик» в «Операции «Ы» Гайдая).
Из фильма вырезали ещё одного «маскота» Гайдая — Евгения Моргунова, а также Сергея Филиппова и Фаину Раневскую.
Но потери потерями. Зато состоялось одно приобретение, которое во многом определило стиль и успех Гайдая на многие годы, — сценарист и писатель Морис Слободской. Вместе с ним Гайдай сделает «Операцию «Ы», «Кавказскую пленницу» и «Бриллиантовую руку» — три мегахита отечественной комедии.
Совет Ромма вышел боком, но тут возник совет со стороны другого опекуна Гайдая — самого Пырьева. Он предложил ему освоить патриотическое кино. Фильм назывался «Трижды воскресший» по повести «Пароход зовут «Орлёнок», и спустя 12 лет после выхода фильм прекратил свое существование по одной-единственной причине — повесть принадлежала перу попавшего в опалу Александра Галича.
И тут звериное чутьё Пырьева вернуло Гайдая на путь комедии — он задумал альманах комедийных короткометражек молодых режиссёров, и для него Гайдай снял десятиминутный «Пёс Барбос и необычный кросс» (1961). Тут сложилось всё разом: и трио Вицин — Моргунов — Никулин, и архетипичный сюжет (который встречается как минимум в произведениях пары-тройки зарубежных авторов), который оказался близок самому народному зрителю. Потому как он сам, народный зритель, был совсем не чужд браконьерству. А ещё выход фильма совпал с появлением бытовых советских кинопроекторов на 8 мм «Луч» и «Луч-2», для которых такие короткие фильмы, которые можно было смотреть в немом варианте, как «Пёс Барбос», «Шпионские страсти» и, конечно, следующий фильм Гайдая «Самогонщики», печатались большим тиражом.
Таким образом, Гайдай вошёл прямо в квартиры советских граждан, минуя кинотеатры.
Трио исполнителей Вицин — Никулин — Моргунов также представляли совершенный архетип народных жуликов, настолько, что они быстро стали поп-иконой. Неслучайно потом они для нового поколения художников, рождённых в районе 1958 года, были своего рода банкой супа Campbell или Элвисом для американцев. Достаточно вспомнить творчество Константина Звездочётова, одного из самых успешных художников этого поколения. «Трус, Балбес, Бывалый» — частый сюжет его творчества. Не знаю, как сейчас, но в 1980-е Константин Звездочётов в рамках «дембельского аккорда» создал мозаику с этим трио на стене солдатской столовой в части автобата Петропавловска-Камчатского. Думается, замполит бы сейчас рвал на себе волосы, узнав, сколько эта мозаика может стоить на аукционе Sotheby’s, а тогда нам было просто весело.
В 1962 году Гайдай проводит эксперимент с американским классическим юмором начала века: три рассказа О. Генри под общим названием «Деловые люди» — качественная работа и осталась в памяти, но, конечно, призвание Гайдая как комедиографа было в ином. А именно — без обрыдлой административной сатиры, со смехом описывать жизнь простого советского человека, так, как её описывает каждый для себя, пытаясь найти что-то доброе в самой дикой ситуации.
С классической троицей исполнителей, добавив образ студента Шурика (Александр Демьяненко) для идеальной драматургии, Гайдай въехал в эпоху своих главных блокбастеров — «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Фильм на самом деле тоже альманах — тут три почти не связанные между собой новеллы, про что тут же забываешь, воспринимая фильм как единое целое. Образом Шурика Гайдай купил молодую интеллигенцию.
Здесь он удивительным образом также нарушил всяческие социальные табу — «интеллигент в очках сечёт розгами пролетариат». А пролетариат — священная корова коммунистической пропаганды.
Кто-то из молодых киноанализаторов счёл сцену, в которой юный Шурик заставляет буйного Федю (актёр Смирнов) — по возрасту фронтовика — залечь, имитацией автоматной очереди. Но это шутка не для городских молодых бездельников: Гайдай — фронтовик и Алексей Смирнов — фронтовик, и они знали что делали. Костюковский и Слободской внедрили в сознание советского зрителя такое количество панчлайнов, которого хватает до сих пор, — все эти «Огласите весь список, пожалуйста», «Кто тут инвалид? — Что шумишь? Я инвалид», «Надо, Федя, надо», «Бабушка — божий одуванчик», «Пол-литру? Вдребезги? Да я тебя-я-я» и так далее.
Беда в том, что советское и тем более российское кино клинически бедно на яркие фразы, которые расходятся цитатами, определяют социокультурные страты в обществе и связывают близкомыслящих. В этом и уровень сценаристов, и общие принципы подачи сценарного материала — они не слишком нацелены на конечного потребителя.
Скажем, в обрыдлом Голливуде успех картин уже десятками лет измеряется в том числе и удачными фразами, даже такими тупыми, как I’ll be back, которые, как хомячки, повторяют за героями зрители во всём мире.
Образ Шурика удивительным образом рифмуется с образом Александра Привалова из набиравшего популярность «Понедельника…» Стругацких, который вышел за год до «Операции «Ы». Сдаётся, что Александр Демьяненко мог смело, не меняя штанов и рубашки, а главное — актёрской краски играть программиста Александра (Шурика) Привалова, если бы кто-то в те годы взялся экранизировать «ПНВС».
И прекрасно, что Гайдай сменил композитора и вместо замшелого Никиты Богословского, чьи достижения остались на уровне «Песенки Дженни» в 1937 году, он взял Александра Зацепина, композитора с достойной судьбой (сам из Новосибирска, отец тянул десятку за контрреволюционную деятельность, научился играть в армии — все признаки приличного человека). Более того — его прогрессивность привела к тому, что к семидесятым Зацепин стал одним из самых главных деятелей в советской электронной музыке.
Его новый блокбастер, в который многие не верили, в том числе и Юрий Никулин, «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика», вышедший в 1967 году, оказался кулаком в бархатной перчатке, так как он внутренне был гораздо более злобным. Мимишная циркачка Варлей, размазанный алкоголем Шурик, сонги, заточенные под хиты от Зацепина, модный твист в исполнении Аиды Ведищевой — всё это только сладенький крем, намазанный на чёрствый бутерброд неприятия разнузданных этнических группировок и их «традиций». Автор прошёл тогда по краю сатиры и этнических клише, разговорами о которых теперь уничтожают саму сатиру как жанр по всему «цивилизованному миру». Боюсь, нынче ему бы заткнули рот.
«Бриллиантовая рука» (1968) лишена всех этих подводных камней. Я бы даже сказал, что она лишена недостатков в принципе — идеальная история, идеальные характеры, феноменальный кастинг.
Несколько странный образ Шефа — есть там какие-то нелепости, но в целом мы имеем солнечную, динамичную и очень смешную картину, с килограммами панчлайнов, ударных реплик, разошедшихся на цитаты.
Если рассматривать работу Зацепина, то всё, кроме основного хита «Помоги мне», стоит каждой минуты звучания. С песенкой «Помоги мне» есть одна немаловажная проблема: куплеты (кроме хоруса) — прямая, дословная цитата песни Sway, она же ¿Quién será? Пабло Бертрана Руиса 1953 года. Будем считать Зацепина постмодернистом.
Гайдай и Никулин получили за фильм Государственную премию РСФСР им. братьев Васильевых. Тогда прилюдно сборы с кинотеатров не считали, чтобы не возникали вопросы, куда уходят гигантские деньги, но фильм посмотрели почти 77 млн раз. И я точно знаю, что 12 из них — это я.
Картина 1971 года «12 стульев» считается отчего-то хорошей. Но когда в основе лежит произведение, тщательно опошляющее традицию Гоголя, то кино уже выглядит опошлителем опошлителя. И когда в экранном тексте возникают бессмысленные реплики от потрясающего Сергея Филиппова типа «Да ужж», становится понятно, что сценаристы не справились с первоисточником. Это частое явление, самый катастрофический пример — экранизация «Трое в лодке» Наума Бирмана по сценарию Семёна Лунгина.
Народным хитом стала картина «Иван Васильевич меняет профессию» 1973 года по смутным мотивам Булгакова. Несмотря на развесистый и довольно бессмысленный сюжет (кто-нибудь может вспомнить, про что этот фильм — ну вот историю, кроме отдельных гэгов, — как бы пусто). Образ Ивана Васильевича у Яковлева полностью совпадает с картиной Репина «Садко» 1876-го, которая хранится в Русском музее. Все актёры работают на пределе своих возможностей, но некая усталость уже ощущается — постаревший вдруг Шурик (Демьяненко) излучает разочарование, не говоря уже о том, что актёр с отличным чутьём Юрий Никулин просто отказался сниматься в этой картине, которая тем не менее стала лидером советского проката. Цитаты из неё тоже в широком обиходе, но уже вызывают некоторое чувство неловкости у части аудитории.
В 1975-м выходит альманах по рассказам Зощенко «Не может быть!» с ударным составом: Михаил Пуговкин, Олег Даль, Георгий Вицин, Савелий Крамаров и так далее. Но реакция публики достаточно сдержанная. Может быть, аудитория не настолько любит Зощенко, как кому-то кажется. Но текст песенки «Губит людей не пиво» намотали на ус.
Становится понятно, что с Гайдаем что-то происходит. Он начинает прикрываться в творчестве тенями великих предков, вместо того чтобы оставаться на этой земле, здесь и сейчас. Отсюда — третья экранизация «Ревизора» Гоголя под названием «Инкогнито из Петербурга». В кадре всё хорошо: Станислав Чекан, Папанов, Мордюкова, Куравлёв, Олег Анофриев, Сергей Филиппов, Ширвиндт, Носик, но весь этот передвижной цирк уже не радует никого — ни самого режиссёра, ни зрителя. Считается, что роль Хлестакова принесла известность актёру Сергею Мигицко.
Двойная русско-финская экранизация повести «За спичками», которую написал в 1910-м под женским псевдонимом Майю Лассила финский журналист Альгот Унтола. Унтола был довольно мутным типом, местами склонявшимся к политическому террору. Во время гражданской войны в Финляндии выступил на красной стороне и проиграл.
В России его переводил Михаил Зощенко, когда его лишили основного заработка. «Двойная», потому что существуют две версии фильма с разным монтажом и с разными песнями: финская и русская. В главной роли — уютный Евгений Леонов.
Ну в общем относительно литературной основы я выбираю «Год зайца» Арто Паасилинна.
Но у Гайдая нарастает какая-то усталость — его следующий фильм «Спортлото-82», хоть и стал лидером советского кинопроката, но не впечатлил никого, кто хоть как-то разбирается в кино. Унылый сценарий, серый кастинг. В ходу какие-то спекулянты и неочаровательные жулики. Может, на него так влияла атмосфера в обществе. Может быть, были какие-то личные причины.
Немудрено, что следующий фильм «Опасно для жизни!» (1985) сейчас мало кто вспомнит. Сам Гайдай к нему относился с прохладой.
Но это уже были годы, когда на пороге ощущались ожидания перемен. И что самое грустное — люди, которые начинали под огромным давлением и умудрялись делать при этом шедевры, по мере сбрасывания давления со стороны государства (которое само с собой-то не могло справиться), — из них как будто испарялась воля к жизни и к творчеству.
И снятый в разгар перестройки перед самым крушением СССР «Частный детектив, или Операция «Кооперация» (1989) словно подтверждает этот тезис. Когда в сценарии всерьёз заявлен как знак времени владелец кооперативного туалета, то понятно же, что классик докопался до мышей.
И финальный «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» 1992-го — какой-то апофеоз пошлятины. Просто видна трагедия большого мастера. Одного из немногих представителей авторского кино в нашей истории.
Но знаете, что радует, особенно сейчас, когда мы прожили большую и неинтересную жизнь с того самого 1992 года?
Благодарность в титрах Дональду Трампу.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.