Что изменилось в
Беларуси за этот год? Какими стали политика, медиа, спорт, культура и церковь? Об этом в материале
Голоса АмерикиПолитолог Ольга Харламова — о настроениях людей, достижениях Светланы Тихановской и прогнозах на год
Если говорить о результатах, то я бы сказала, что проиграли и те, и другие. Оппозиция проиграла тогда, когда Светлана Тихановская выехала из Беларуси, а Лукашенко проиграл тогда, когда он не смог оперативно взять протесты под контроль, как он раньше это делал. Он продемонстрировал и самим белорусам, и всему миру, что ситуацию он больше не контролирует.
Но есть и победы, причем очень важные. Беларусь всегда была аполитичной, люди говорили: «Политика — это не наше». За год все изменилось — люди стали интересоваться политикой, фамилиями политиков. Я уверена: если сейчас провести опрос, большинство людей назовет не только Лукашенко.
В то же время позиция людей возраста 70+ массово не поменялась. Срабатывает, к сожалению, привычка, инерция, а еще то, что люди продолжают смотреть и читать те же СМИ. Люди этого возраста традиционно верят телевизору и печатным изданиям — а печатные на сегодня остались только официальные. У них нет выбора.
В свою очередь, группа до 70 все-таки поменяла свое представление о том, что и как должно быть. Если раньше они говорили: «Лукашенко — и больше никакой альтернативы», то сейчас они начали эту альтернативу видеть.
За этот год изменилось и представление о лидерстве. Появились разные типы оппозиционных лидеров. Одни — лидеры-символы, как Мария Колесникова, например. Другие — политики, которые стали заметными относительно недавно, но уже могут повести за собой людей.
Это Николай Статкевич и Павел Северинец (и тот, и другой — за решеткой), это лидер движения «За свободу» Юрась Губаревич, который умеет общаться с людьми, со своей аудиторией. Наконец, еще один тип лидера — это лидер, который работает на международном поле.
Это, безусловно, Светлана Тихановская. За этот год ей удалось полностью легитимизироваться. И если легитимность Лукашенко в мире упала до минимального уровня, то легитимность Тихановской, напротив, поднялась с нуля до условных ста процентов.
Не было в Беларуси такого политика, которого бы воспринимали, принимали и цитировали на таком уровне, на котором это получилось у Светланы Тихановской.
Однако прогноз на следующий год у меня не очень оптимистичный.
Я вижу страну по-прежнему во главе с Лукашенко, который через год проведет референдум, получит новую Конституцию и будет готовиться к местным и парламентским выборам. Могут появиться новые политические партии, но, увы, не демократического типа — они будут либо пророссийские, либо пролукашенковские. А сама Беларусь может стать еще ближе к России.
Журналист Змицер Лукашук — о том, что произошло за год с белорусскими медиа (уехал из страны)
Журналистика в Беларуси всегда жила в условиях, когда ожидать можно было буквально чего угодно: могли в любой момент прийти с обыском, закрыть, запретить. Однако то, что произошло в прошлом году, стало красной чертой, после которой стало ясно: свободной журналистики в Беларуси больше нет.
Появился запрет на правду. Когда в ногу журналистки «Нашей Нивы» намеренно попали резиновой пулей, это было ужасно, но ожидаемо. Но вот когда журналистку Tut.by посадили за то, что она сказала правду, стало ясно, что это точка невозврата.
Сейчас в Беларуси выйти на улицу с опросом — уже повод для того, чтобы получить пятнадцать суток. Выйти с камерой — это вообще сразу привлечь к себе внимание. Показательным в этом отношении стало задержание австрийской журналистки, которая приехала на «Большой разговор» с Лукашенко, была официально аккредитована, а потом что-то снимала на улице. Ее задержали, отвели в участок.
"Вдумайтесь в сам факт: появление человека с микрофоном на улице Минска — это сразу автозак и полицейский участок".
В Беларуси для журналистов не осталось «серой зоны». Все поделилось на черное и белое — и каждый должен сделать свой выбор. Большинство его уже сделало. Не знаю, может быть, для журналистов это проигрыш, но это дало нам возможности собраться, искать новые пути, как доводить информацию до людей, пробовать другие форматы. Журналистика, несмотря на то, что находится в загнанном состоянии, все-таки растет.
При этом ясно, что в самой Беларуси независимая журналистика абсолютно невозможна, даже ютуб-блогеры оказались под запретом. А за пределами страны продолжить работу можно. Журналисты Tut.by начали проект «Zerkalo».
«Еврорадио» пришлось оставить новую студию в Минске и приехать в студию в Варшаве, где все технически не очень готово. Никто не останавливается, никто не складывает руки и не говорит: «Режим победил».
Что касается аудитории, то большинство людей знает, как обходить блокировки: они пользуются VPN, смотрят видео в ютубе. При желании информацию можно получить всегда. А мы всегда найдем способ ее передать: через щелочку, через форточку, с помощью перестукиваний через стенку.
Думаю, что через год большинство независимых медиа так и будет находиться за пределами Беларуси. Но мы обязательно вернемся в Беларусь — вернемся более опытными и более зрелыми.
Спортсменка Екатерина Снытина — о потерях белорусского спорта и об эмиграции — реальной и внутренней (уехала из страны)
Раньше белорусские спортсмены жили как бы в своем коконе, во внутренней эмиграции, старались не вникать в то, что происходит. Но этот год стал переломным. Он сыграл огромную роль в становлении меня как гражданина. И для многих это стало годом становления.
У нас тоже были точки невозврата. Когда посадили на тринадцать суток Елену Левченко, одну из топовых баскетболисток в Европе, стало ясно: режиму все равно, кто ты — спортсмен, рабочий, учитель — если ты выступаешь открыто, тебя могут арестовать. Елену посадили просто потому, что у нее есть голос, она не была готова молчать по поводу того, что происходит на улицах и в стране. Это стало важным сигналом.
Конечно, есть и провластные спортсмены, которые поддерживают режим. Они написали письмо в поддержку власти, и остальным стали поступать сигналы: не подпишете — вашей команде не будет финансирования. Это и стало создавать раскол между людьми.
Раньше было, условно, три группы спортсменов: одни были за свободу, другие были за режим, а третьи пытались остаться посередине: моя хата с краю, я просто тренируюсь. Так вот сейчас режим ставит людей в такие условия, что оставаться посередине невозможно. Сейчас если ты не молчишь — тебя автоматически записывают в противники режима.
"Представляете, если свободный спортсмен приезжает на соревнования и заходит в зал, с ним боятся разговаривать! Вы представляете, насколько режим запугал людей?"
За год белорусский спорт серьезно деградировал, он идет на дно. Сейчас на первое место выходит не профессионализм, а лояльность режиму. Будешь ли ты молчать, когда на твоих глазах будут происходить зверства? Очень многие уезжают, отток людей продолжается. И это естественно — люди не хотят ждать, пока за ними придут, а потом гнить в тюрьме. Они хотят бороться, а в стране это делать невозможно.
"Мы хотим сделать свою страну лучше, вытащить ее из этой ямы. И сомнений в том, что ситуация изменится, у меня нет".
Журналистка, писательница Татьяна Замировская — о протестном искусстве
В Беларусь в 2020 году вернулось понимание искусства как баррикадной, плакатной агитки, помогающей не бояться. Его цель – не рассказать другим, что происходит, а помочь самим белорусам не терять присутствия духа.
Не случайно многие белорусы рассказывают, что в последний год их поддерживали стихи (злые репортажные верлибры Дмитрия Строцева, душераздирающие тексты Ганны Северинец, отклики-рефлексии Насты Кудасавой, Марии Мартысевич и т.д.).
Поэзия стала тем, чем она и должна быть – мгновенной и точной, как выстрел, скорой эмоциональной помощью. Стихи стали еще и авто-текстовой терапией: они помогали самим белорусским поэтам избавиться от страха или выразить то, на что не находится средств в повседневном языке, чем-то вроде мантры.
Священник Вячеслав Барок — о позиции церкви и о том, как изменились люди (уехал из страны из-за преследований)
До протестов церковь не высказывалась открыто относительно режима Лукашенко, мы считали себя не вправе это делать. Во всяком случае, католическая церковь старалась дистанцироваться от режима. Да и православная тоже стремилась сохранить лицо, хотя государство пыталось привлечь ее к «сотрудничеству».
Но когда начались протесты, мы посчитали нужным представить свою позицию более ясно и дать происходящему моральную оценку. Знаете, даже выборы, по большому счету, люди и церковь могли бы проглотить, но когда произошло массовое насилие, издевательства над невинными людьми — вот тогда церковь не смогла промолчать. Мы стали призывать остановить насилие.
Позиция православной и католической церквей была единой по этому поводу. Да, мы не делали совместных официальных заявлений, но на уровне простых верующих, отдельных приходов позиция была единой: надо остановить Зло.
Лукашенко угрожал священникам, многие из них подвергались и подвергаются давлению, но продолжают делать свое дело.
В течение этого года мы очень изменились. Мы больше никогда не вернемся в ситуацию, в которой жили раньше. И чем больше этот процесс затягивается, тем яснее, что будущее зависит от нас — от того, как мы себя поведем и как расставим приоритеты.
