Именно так называется книга, а точнее пособие для театральных деятелей и людей, интересующихся искусством, которое пишет создатель и художественный руководитель московского театра «Школа современной пьесы». В рамках Платоновского фестиваля, поддерживаемого Сергеем Чижовым, Иосиф Райхельгауз провел творческую встречу с воронежцами, где рассказал и о собственных работах, и о спектаклях коллег.
«Я уже много лет (страшно сказать – не одно десятилетие) пишу очень важную книгу – учебник для артистов и режиссеров. Жанр – пособие. Название «Во всем виноват режиссер», – рассказывает Иосиф Леонидович. – Книга очень большая. Там будет либо два, либо три тома. Я уже вот-вот обязан сдать, издательство подгоняет. Важно, что ее может взять в руки любой человек, который не занимается театром, и понять, что вот так играют артисты, вот так сочиняют спектакли режиссеры… Как только я ее выпущу, надеюсь, не позже осени, сразу возьмусь за новую книгу баек. У меня их очень много!»
Книга баек Иосифа Райхельгауза переиздавалась четыре раза!
Совместить несовмещаемое
«Даже если виноват артист, дело все равно в режиссере, – уверен Райхельгауз. – Артисту может не хватать физиологии, оснащенности, умения и технологии, чтобы реализовать ту подачу, которую просит, требует или провоцирует режиссер.
Я понимаю, что играть нужно так. Два дня назад я провел репетицию нового спектакля. На главные роли назначил трех выдающихся актрис, трех Татьян – Васильеву, Веденееву и Циренину. Идея такая (у меня подпольный спор с Крымовым) – я хочу сделать спектакль, на котором зрители вообще не будут понимать, что есть режиссер. Артисты вроде сами по себе. Я хочу, чтобы не было видно сценографии, пластики, изображений – ничего. А ужас в том, что они почувствовали хорошую пьесу, увидели персонажей и… стали играть! Я говорю: «Стоп, дорогие!» Это спектакль, где зрители не должны понимать, что перед ними Татьяна Васильева, которая может все сыграть и уже все сыграла. Вот как сделать так, что это какие-то тетки, которые вот так себя ведут? Это очень сложно.
Актер или не может реализовать идею режиссера. Или не хочет. Тогда надо поспорить и либо договориться, либо разойтись. Я много раз так делал. Никогда ни одного артиста, притом что у нас в театре 9 народных и много заслуженных, не заставлял играть. Я спрашиваю: «Хочешь? Тогда давай попробуем». Мне важно, чтобы мне доверяли и, извините, отдавались.
Я убежден: во всем виноват режиссер, потому что тех же актеров выбирает именно он. Я когда рассказал дочери о замысле этого спектакля, очень хорошего, кстати, она говорит: «Пап, ты делаешь ошибку. Ты говоришь, что хочешь, чтобы зрители не понимали, что это хорошие артисты, а назначаешь знаменитостей, на которых идут, чтобы их увидеть». Она права, но я хочу совместить несовмещаемое».
Театр, где главенствует автор
Режиссер Женовач – друг Иосифа Леонидовича, заведующий его кафедры в ГИТИСе. Буквально неделю назад Сергей Васильевич приходил смотреть работы студентов Райхельгауза.
«У него мощнейший, его Женовача, театр, как у Крымова, Бутусова, Туминаса, не буду называть всех… И там главенствует автор. Он его нежно оберегает, насыщает, мотивирует. Но это театр Женовача. И как ни странно, притом, что он очень талантливый и профессиональный, он не популярен, не на острие разборок: «Как вы еще не видели? Пойдите, посмотрите!»
Это режиссерская классика. Это надо смотреть долго, спокойно, подробно. Я ни в коем случае не хочу Сергея Васильевича обидеть, но иногда это скучно, потому что мне быстро становится понятен язык и то, что никуда ничего не вывернется.
Тем не менее, его театр – одно из самых ярких проявлений сегодняшнего русского психологического театра. Идеально, что Женовач, а никто другой, назначен главным режиссером МХТ имени Чихова. Потому что Олег Табаков все-таки из МХАТа делал театр-провокацию, театр-зрелище, где и Богомолов, и остальные скандальные и живые».
«Пьеса – один из компонентов спектакля, не более»
«Я говорю своим студентам-режиссерам, что если ты взял пьесу, неважно Платонова, Булгакова, Чехова, Шекспира или Мольера, то ты ставишь Платонова, Булгакова и так далее. Выясняешь, как ставили до тебя, что это значит, – объясняет Райхельгауз. – Единственное, на что ты имеешь право – сокращение. Можешь поменять композицию. Все. И тогда пьеса является основой спектакля, она незыблема. Давайте назовем это взгляд Женовача.
Один спектакль можно поставить за неделю, другой – репетируешь годами, думаешь, пробуешь…
Есть другой взгляд, и сегодня он активно практикуется. Пьеса – один из компонентов спектакля, не более того. Не более важный, чем артист, сценограф, звуковой или изобразительный ряд. Не случайно во многих театрах (в нашем – в одном из первых) созданы видеоцеха, где работают профессиональные операторы и художники.
Есть пьеса «Чайка», которая стоит на полке – великое, гениальное произведение мировой литературы. Интересует Чехов? Сними с полочки книжечку и почитай. Но сейчас Крымов (премьера будет в конце июня) репетирует в театре Пушкина «Чайку» и у него спектакль называется «Костик». Пьеса Чехова разрезана, расклеена, перемежована с его собственными текстами и с теми, которые он считает нужными. Здесь никаких вопросов нет. Автор спектакля – Крымов. Хотите Чехова? Читайте или идите в Малый театр.
Это соотношение справедливо. Поэтому я говорю своим студентам, если вы хотите поставить «Чайку», ставьте, но ничего, кроме композиции, не меняйте, Если хотите «Костика» или еще чего-нибудь, тогда пишите «Спектакль такого-сякого процитированный». Я ставил «Дон Кихота» и использовал 38 произведений – Булгакова, Луначарского, Сервантеса…
У нас в театре идут только современные пьесы и только мировые премьеры, но если я занимаюсь классикой, я использую давно придуманный мною жанр «игра с...» Игра с комедией Грибоедова «Горе от ума» называется «Русское горе». Я слышу мотив песни «Русское поле» и говорю: «Вадим, напиши мне текст!»
Горе, русское горе,
И удивительно, что от ума.
Видимо, этим в давних столетьях
Распорядилась природа сама.
Русское горе…
И дальше все как-то складывается».
«У него слишком лицо… широкое»
«Дмитрий Крымов – выдающийся режиссер. У него своя технология репетиций, – говорит Иосиф Леонидович. – У других как? Я понимаю концепцию спектакля, тему, выразительные средства, прихожу к артистам и говорю: «Давайте будет так и так». Я сочиняю совместно с ними. Крымов записывает спектакль на бумаге и выбирает артистов по лицам. Кстати, так поступают в Европе, Америке, я ставил довольно много в крупных мировых театрах. Они актеров не показывают, они показывают портфолио, видео.
Артисты у Крымова часто не совпадают с представлениями главного режиссера – меня. Я говорю:
– Как, Дима, почему ты его не берешь? Это выдающийся артист, посмотри, как он играет!
– Нет, нет. У него слишком лицо… широкое.
– А вот этого ты берешь. На главную роль! Очень слабый артист.
– Не важно.
И Крымов, оказывается, прав. Он сейчас очень востребованный режиссер, может быть, самый востребованный. Это хорошо. Так бывает.
«В драматическом театре мне скучно»
«Лев Додин тоже было время, когда был самым востребованным. Я Додина очень уважаю – великий режиссер, но мне скучно. Предсказуемо для меня. Я его люблю, приезжаю в Санкт-Петербург, прихожу в театр…
Я вам в целом рассказываю. Мне вообще в драматическом театре, в своем прежде всего, скучно. Все время хочется, чтобы человек, который пришел в зал, не ожидал, что я вот так поступлю или вот так. Это не значит, что я прав. Ваше право соглашаться с этим или нет.
Я не сумасшедший, я понимаю, что Додин и Крымов – это две вершины русского театрального процесса сегодня. Но мне ближе всех Анатолий Васильев с его острейшей, невероятно выверенной формой. Жаль, что в России он сейчас почти не работает. Я его дожимаю, чтобы поставил спектакль в нашем театре. Но даже последний его шедевр «Старик и море» был таким, что с тех пор ничто не перебило впечатления (стоил таких денег, что можно было театр построить)».
Ольга Ласкина