Россия. Что у нас — аппарат власти или власть аппарата?

Бесконечная борьба с вывозом капитала, которую наша власть ведёт и проигрывает уже четверть века, не является борьбой с инопланетянами и пятой колонной в лице непатриотического бизнеса. Бизнес и патриотизм — это разные вещи, и сводить их вместе нельзя. Они могут совпадать случайно, но бизнес по определению — это корысть, а патриотизм — бескорыстие. Не бывает бескорыстного бизнеса или корыстного патриотизма.

Борьба с вывозом капитала — это, глядя с отдаления, борьба власти с самой собой, а в приближении — борьба властной верхушки с аппаратом управления. Все схемы вывоза капитала лишь прикрываются бизнесом, а на деле организованы аппаратом. Коррупция — это когда не знаешь, где кончается аппарат и начинается бизнес. Они перетекают один в другой, и аппарат при капитализме и есть разновидность бизнеса.

ЦБ не может задавить вывоз капитала, так как решения принимаются аппаратом управления, частью которого является сам ЦБ, а это автономная субстанция, противостоять которой не может ни один политик, какой бы харизмой он ни обладал. Аппарат безлик и монолитен, он сжирает и перемалывает любого, кто встанет на пути его корысти.

В силу уникальности компетенций власть не может широко ротировать аппарат. Она его заложник. Кадры решают всё, в том числе и судьбу вождей. Какими бы крутыми они не были.

Власти объективно не выгоден вывоз капитала, так как она сама претендует на эти деньги для усиления своего положения. Но аппарат обладает тысячей сравнительно честных способов отъёма денег и при этом способен выставить власть в самом негативном свете. Он в этом мастерстве превосходит власть, так как туда люди приходят не из аппарата. Они приходят туда извне и сразу попадают в зависимость от аппарата.

Опытность политика заключается в том, что он остро и тонко чувствует ту грань, по которой он ходит во взаимоотношениях с аппаратом. И никогда её не переходит и не подставляется. Аппарат всегда бьёт в спину, с учтивой улыбкой и подобострастным поклоном. Это уступчивая вода, которая течёт сквозь пальцы, но о которую можно разбиться насмерть.

Опытный аппаратчик — это актив любого политика. Аппарат делает политиков, оставаясь в тени. Если все решения об образовании капитала в России принимаются аппаратом, то и вывоз капитала — это воля аппарата. Те, кто считают офшоры темой элитного договорняка, ошибаются. Аппарат не элита, а обслуга элиты. Но он создаёт контуры обогащения элит и сам получает в них главные призы.

Власть легко может разгромить аппарат, но тогда она останется один на один с вызовами управления. Если элита и аппарат решили строить капитализм, то коррупция, сопровождаемая вывозом капитала, становится формой бизнеса. Опытных управленцев не бывает много, так как опыт рождается из практики, а корпус управленцев невелик. Именно управленцев — за минусом мелкого и среднего офисного планктона.

Любой генерал зависит от штаба. Аппарат вертит страной и сам остаётся в тени, так как умеет обделывать дела чужими руками. На поверхности всегда министры, президент, премьер, замы главы АП. Их и принято считать элитой и властью.

Но на самом деле всё решается в департаментах и управлениях. Там свои вертикальные и горизонтальные связи, своя стратегия конкуренции и свои методы продавливания (и саботирования) нужных решений. Там свои риски и выгоды, и к интересам страны и власти всё это имеет очень отдалённое (если вообще имеет) отношение.

Аппарат — теневой субъект власти, неустранимый из её контура и имеющий превосходство над политиками. Политики приходят и уходят, а ключевые аппаратчики остаются десятилетиями. Отставка любого серого кардинала аппарата управления является событием более весомым, чем смена премьер-министра или правящей партии в парламенте. А порой и даже президента страны.

Власть и аппарат находятся в отношениях взаимной вражды и необходимости. Навальный — это аппарат. А Зюганов нет. И Собянин не аппарат. Мишустин и Белоусов, Набиуллина и Кириенко это не аппарат. А вот покойный Сергей Приходько, попавший в историю благодаря О. Дерипаске — это аппарат.

Е. Васильева при А. Сердюкове — это аппарат, а сам Сердюков не аппарат. Чубайс это не аппарат, а Волошин — аппарат. Но и где сейчас кто?

Департамент инвестиционных программ в строительстве г. Москвы — это аппарат. Там спалят любого мэра, если сочтут его опасным. Или прославят, как Ю. Лужкова, — если не увидят в нём врага. При этом имена их неизвестны, а скрытый ресурс их если не больше, то уж никак не меньше, чем у мэра.

Люди аппарата выживают всегда, именно там максимальная круговая порука и кастовая солидарность. Аппарат может принадлежать к разным «башням», там есть жестокая групповая вражда, но, по сути, он един. Философия аппарата перетекает в философию власти: она неприкосновенна, и в любом раскладе поднимать на неё руку недопустимо.

Аппарат также неприкосновенен. Его члены целыми группами переходят из одной власти в другую и перетягивают себе подобных, на которых опираются. Черномырдин и Долгих состоялись в КПСС, но прекрасно перешли в антиКПСС, достигли там всех поставленных целей и похоронены с почестями. Все перестроечные мэры, губернаторы, главы ТИКов и УИКов, руководители департаментов культуры и ЖКХ — бывшие советские аппаратчики. В аппарате нет политики, там критерии «свой-чужой» определяются иначе.

Аппарат управления — это социальный феномен, обособленный от власти и её институтов. Он не зависит от выборов, там всё решают связи и репутация. Это спецы, нужные любой власти. Персоналии со временем могут быть заменены и даже репрессированы, а вот в целом аппарат всесилен. Он неустраним из государства и потому является для власти тем вирусом, который губит или укрепляет иммунитет.

Феномен власти аппарата изучали многие классики жанра, но никто не знает, как этому противостоять. Нет управления без делегирования полномочий, и здесь возникает власть аппарата. Сложно сказать, чем аппарат является в большей степени, паразитом или жизненно важной системой. Он и то, и другое. Именно здесь нужна хирургическая точность и умение не выплеснуть с водой и ребёнка.

В любой революции побеждает не пролетариат или буржуазия, не национальное большинство или меньшинство, а бюрократия. Вот главный класс-гегемон всех времён и народов. Уходят цари и генсеки, меняются канцлеры, президенты и премьер-министры, министры финансов и их заместители, а главы департаментов и управлений вечны.

Если они не амбициозны и толковы, их подберёт следующая команда. Если не влезали в борьбу групп власти и оппозиции, не связаны с проигравшей группой, не вызывают опасений и подозрений, они востребованы. Если они не совершат грубых ошибок, заключающихся в преступлениях против интересов своего класса или в бесполезности для руководства, они переживут любых политических динозавров.

Аппарат лучше всех прочих сил умеет быть солидарным и заставлять считаться с собственными интересами. Порой он похож на надличностный разум, управляющий своим коллективным телом. Уберите аппарат из власти — и она рассыплется. Оказывается, именно через аппарат осуществляется коммуникация власти с элитой и населением.

Но и без власти аппарат нежизнеспособен. Он не может ставить национальные цели, но без него нереализуема ни одна цель. Аппарат не знает, куда идти и зачем, но лучше всех знает как. Он хочет забрать в свои руки всю власть, а когда это удаётся, ищет, кому бы её передать, потому что нет власти без ответственности.

Аппарат хочет, чтобы у него всё было, но чтобы ему за это ничего не было. При этом он достаточно умён, чтобы понимать, что так не бывает. Он способен к избавлению от тех, кто глуп и потому его компрометирует.

Власть и аппарат — это две стороны одной медали, но хуже всего, когда власть аппарата захватывает аппарат власти. Именно тогда рушатся империи и из хаоса рождается новая власть, которая создаст новый аппарат. Который на поверку окажется старым, но просто сменившим лозунги.