О положении российского искусства в мире, о судьбах современных русских художников и рынке российского искусства Август Котляр (Аргументы недели) беседует с основателем и генеральным директором одной из ведущих и знаковых российских галерей pop/off/art искусствоведом Сергеем Поповым.
- Многие люди, которые вдруг, увлекшись, начинают покупать, а потом и собирать искусство, изначально не очень хорошо разбираются в предмете. Скажите как человек, который на переднем крае и как искусствовед, и как галерист - чего в продаже современно искусства больше: искусствоведения, понимания трендов или маркетинга, умения продвигать работы, проталкивать художников? Леонид Тишков, например, написал гениальную книжку «Как стать художником, не имея ни капли таланта», где он убедительно объясняет, что умение или неумение рисовать не делает человека ни художником, ни нехудожником.
- Название Лёниной книги, конечно же, провокационное. Леонид - художник грандиозного таланта, и его искусство хорошо тем, что оно показывает - второго Тишкова не может возникнуть, потому как для этого нужно иметь какой-то внутренний огонь, фанатизм настоящий. С этой точки зрения, мы не обращаем внимание на профессионализацию художника – это один из факторов, но далеко не обязательный. У нас есть несколько художников в основном составе галереи, которые не имеют профессионального образования, и, тем не менее, ясно, что это художники с большой буквы. Маркетинг или искусствоведение? Конечно, искусствоведение! Это заблуждение, что маркетинговые моменты являются определяющими. Некоторые говорят, что они могут раскрутить кого угодно. Но нет, это все только происходит в низовых сферах, и тут нужно учитывать следующую разницу: если подходить типологически и квантитативно к вопросу о том, сколько художников создают то, что они называют искусством и сколько из этого представляет интерес, то соотношение будет примерно десять к одному - и не в пользу искусства.
На самом деле, чтобы вычленять из этого набора достойное, интересное искусство, нужно приложить огромные усилия. Это, без всякого сомнения, экспертные усилия, и для этого нужно очень хорошо понимать ценность сегодняшнюю в искусстве, и что будет этой ценностью завтра. Мы понимаем это гипотетически, мы допускаем, что искусство уйдет куда-то в другую сторону, но все же наши компетенции позволяют не делать ошибок. Мы стараемся отслеживать тех художников, которые действительно представляют значимость.
- Как вы думаете, кто из них останется в вечности?
- Я приведу некоторые другие примеры, и это тоже очень интересная тема. Я на многое смотрю, находясь в группах "Сiль-Соль" или "Шар и Крест", и вижу, сколько там вторичного, совершенно никчемного искусства: подавляющее большинство, к сожалению. Перед нами не стоит пред нами задачи выискивать среди этого жемчужины, благо состав галереи в принципе полностью укомплектован. Но и другим галереям, например, работающим с молодым искусством, скорее всего, туда тоже не имеет смысла заглядывать, а есть смысл заглядывать в какие-то более продвинутые группы, где, может быть, менее коммерческое искусство, но у него более высокий потенциал развития. И люди, которые говорят о маркетинге, как о приоритетном моменте в искусстве, они просто не понимают, о чем идет речь; они подменяют причину следствием. Таким людям можно посоветовать изучить получше историю современного искусства, поскольку оно действительно сложно устроено. Если в обратный пример будут приводить художников типа Хёрста, Young British Artist, Чарльза Саатчи и тому подобное, в ответ можно сказать, что, конечно же, Хёрст и все ему подобные в первую очередь именно художники, а уже потом люди, которые двигались при помощи определенных маркетинговых инструментов. Честно говоря, я бы обозначил эту проблему следующим образом: деньги, которые циркулируют вокруг искусства, достаточно большие, и там очень много странных токсичных денег, которые непонятным образом приходят и как бы растворяются именно в этих неправильных, неадекватных действиях. На моих глазах появились и исчезли сотни фигур, именно таких мыльных пузырей, про которых говорилось, что вот, сейчас в него вложено много денег, это звезда будущего и тому подобное. Это все довольно быстро исчезает. Крайне обидно, что много денег уходит вот в эту неправильную организацию, когда посторонние люди думают что они, не разбираясь в искусстве, смогут сами кого-то раскрутить. На самом деле, дело во всё более возрастающей экспертизе в системе искусства, которая просто не пускает недостойных художников далее определенных пределов, и эти пределы наступают очень быстро. Речь по сути о том, что существует много востребованных плохих художников с какими-то денежными запасами и меньшее количество действительно значимых художников, до сих не оценённых по достоинству соответствующими деньгами. Но, если мы посмотрим другие сферы культуры, то нас такой расклад не удивит – очень много графомании в литературе, очень много плохого исполнительского искусства и просто отвратительной попсы, шансона, от которого нас всех тошнит в мире музыки; очень много бездарных актеров, которые, тем не менее, лезут и пролезают каким-то образом на главные роли и портят кино, и продолжают существовать в сериалах. И такое соотношение на самом деле везде, и любой продюсер в культурной сфере, литературный агент или редактор крупного издательства, с которыми мы как раз общаемся, кинематографический продюсер или продюсер приличной музыки скажет, что очень много достойных имен не востребованы и не монетизированы. Или, наоборот, гипермонетизированы те, которые этого не достойны, и на самом деле всё должно быть иначе. Мы как раз представляем собой структуру, которая при помощи правильного маркетинга переставляет эти акценты. Мы указываем имена, которые были недостаточно оценены в истории искусства. Мы указываем на молодых художников, которые, по нашему мнению, имеют очень высокую перспективу в потенциале. Я бы мог всё упростить, сказав, что просто нужно слушать десяток основных экспертов-галеристов, и будет вам счастье, и это было бы действительно так. В нашей среде было бы меньше интриг и какого-то сумасбродства, если бы всё не было устроено именно так, как сейчас – очень много токсичных людей, очень много токсичных художников, вокруг которых циркулирует огромное количество денег. Я приведу пример из другой сферы, которая кажется от нас отделенной, но на самом деле она с нами тесно сопряжена. Эта сфера монументальной городской скульптуры. Все, что в ней находится, на 100 процентов, это абсолютно токсичные вещи, которые, за редчайшим исключением, не имеют отношения к искусству, не могут вообще быть названы искусством. При этом в России есть значимые авторы, которые могли бы реализовываться в этом качестве, но их никто не видит, потому что в этой сфере циркулируют слишком большие деньги. Речь идет о сотнях тысяч и миллионах долларов, которые проходят незаметно, без конкурсов, какими-то загадочными путями. Возьмите хоть методы установки скульптуры, которой набиты сейчас улицы наших городов. Это камерная скульптура и, разумеется, это гораздо меньшие деньги – но и ценности у них никакой.
Кого бы из молодых я назвал в числе самых значимых художников? Внутри среды, благодаря огромному количеству совпадающих мнений и нашему собственному пониманию, мы практически сразу видим художников, которые имеют максимальную значимость. Таких художников немного в поколении, и они распознаются довольно быстро. Я могу предположить, что после сорокалетнего рубежа ещё возникнет какое-то количество новых людей, которые также оставят след в культуре. Я назову для поколения тридцатилетних три совершенно разных имени, насчет которых есть компромисс в художественной среде. Это, прежде всего, Женя Антуфьев, художник уже очень зрелый со своей образностью, даже мифологией, и материалами. Он и в Европе признан, и премию Кандинского в России получил, равно как и выставки в международных институциях, сейчас у него достаточно развитый рынок. Если бы «Арт-Базель» не закрылся на перерыв из-за пандемии, он был бы единственным российским молодым художником, который был бы там представлен. Далее, это Тимофей Радя, екатеринбургский художник, который занимается стрит-артом и паблик-артом. С моей точки зрения, он совершил прорыв в этой среде. К любому его действию приковано внимание всей художественной общественности по всей стране. Любой его жест обладает огромной ценностью. Третья фигура, совершенно не похожая на предыдущие две, это художник нашей галереи Иван Новиков, которому в прошлом году исполнилось 30 лет, и к этой дате у него была ретроспектива в Музее современного искусства. Это говорит о том, насколько серьезно внимание институций к нему. Он занимается переосмыслением абстракции, это очень сложная тема, но именно его диспозиция, постколониальный дискурс, позволила ему с такой смелостью и оригинальностью действовать на этом, казалось бы, уже давно исчерпанном поле. Вот три таких разных художника. Кто-то другой может назвать немного другой список, и были публикации, когда у разных галеристов, экспертов спрашивали разные имена, но вот эти, как правило, циркулируют в разных списках. Это говорит о том, что из сотен и тысяч конкурентных имен самые яркие фигуры определяются достаточно быстро. Но дальше им нужно непрестанно подтверждать свою состоятельность активной эволюцией, активными действиями в художественной среде, в том числе с безупречной этической позиции.
- Что должно случится, чтобы цены на русское искусство выросли и дошли до мирового уровня? Вы уже сказали, что надо убедить людей покупать искусство, вовлечь новых коллекционеров, новые деньги, не токсичные.
- Я отвечу так: у русского искусства цены вполне корреспондируют с мировыми. Это определяется по следующим позициям. Первое. Самые дорогие художники, которые перешли рубеж в миллион долларов за единицу, у нас есть? Да, есть, их целый ряд, кто-то уже умер, кто-то активно действует, хотя это пока только старшее поколение. Второе. Фигуры, которые вовлечены в международную художественную жизнь и адекватно оценённые есть? Есть. Третье. Фигуры с высоким потенциалом роста есть? Есть. Четвёртое. Цены корреспондируют с международными? Вполне. Мы в этом смысле не самый бедный рынок, не самый несчастный, просто всё, о чем мы говорили, нужно увеличивать в разы, потому что во всем мире конкуренция также велика.
Покупать искусство надо сейчас. Да, не так много достойного искусства, и не обязательно в России покупать русское искусство. Я бы сказал так: определенной формой вовлеченности в международную художественную повестку является и то, чтобы, будучи российским человеком, составлять интернациональную коллекцию. Этим мало кто здесь занимается, а это как раз свидетельствует об открытости людей, без чего по-настоящему современного искусства не бывает.
- Как вы считаете, есть ли такая вещь, что новая идея витает и носится в воздухе? Мы же видим, что, например, самолет или радио изобрели практически одновременно, многие российские вещи перекликаются с мировыми трендами. Это я к тому, что у вас идёт выставка Альберта Солдатова с его фантазиями на тему эмоджи. Я видел выставку черного художника Дерека Адамса в галерее Mary Boone в Нью-Йорке, это было более двух лет назад, и их работы перекликаются. Похоже, есть идеи, которые растворены в воздухе, и люди их улавливают из ноосферы, очень похожие вещи возникают независимо друг от друга по всей планете.
- Понятно, что у искусства пост-интернета будет своя повестка примерно одинаковая во всех странах мира. Отличия будут не в образах, которые используются, они-то как раз и будут одинаковы, а отличия будут в нюансах и контекстах. То же самое было на протяжении всего ХХ века, потому что к каким-то идеям приходили одновременно в разных странах. Если были заимствования, то они все равно вели к разным результатам. Мне интересно смотреть не на внешнее сходство, а как раз на различия, потому что с точки зрения сходства, русское искусство будет вторичным. Разумеется, время тоже очень важно. Например, новейшее советское искусство не могло конкурировать с международным, с западным, просто из-за счет герметичности страны и оторванности от мировой повестки, поэтому оно запаздывало. И тем не менее, важны как раз художники, которые именно тогда, в те годы создавали свою мощную повестку, достойную международной. Это не только Кабаков с Булатовым и впоследствии Комар с Меламидом. Я бы сказал, что не менее значимы такие фигуры, которые сейчас переоткрываются заново, и они очень интересны, как, например, Юрий Злотников, Лидия Мастеркова, Андрей Красулин, Михаил Шварцман – вот к этим фигурам должно быть привлечено особенное внимание.
