О новой книге, литературной "нонсенс-ситуации" и об идеальном тексте как даре слова, помноженном на безначальный перфекционизм.
Фото из личного архива Н. Рубановой.
В старейшем частном санкт-петербургском издательстве "Лимбус Пресс" вышла новая книга лауреата Премии "Нонконформизм" Натальи Рубановой "Карлсон, танцующий фламенко". С ней побеседовала писатель и политик Алина Витухновская.
Наталья, расскажите о вашей новой книге "Карлсон, танцующий фламенко": она о любви, хотя вы и говорите, что о любви больше не пишете. Почему? Эта тема стала несовременной, неактуальной или просто потеряла значимость лично для вас?
Эта книга – отчасти закрытый гештальт: всё, ну или почти, уже было сказано на эту тему в моих книгах "Москва по понедельникам" (проба пера), "Коллекция нефункциональных мужчин", "Люди сверху, люди снизу", в романе "Сперматозоиды", в повестях "Анфиса в Стране чудес" и "Эгосфера"… Прозу в подобной тональности сейчас не пишу, ибо всему своё время, в том числе тому, что в социуме называют любовью. Смысл словечка извращён. Им ретушируют и вариативные привязанности, и разноформатные неврозы, и полусредневековые комплексы, и обыденные инстинкты, и прочее, к любви отношения не имеющее. Если обнажить до предела "лю-лю" бледнолицых, танцующую ламбадку по соцзаказу, то такая ламбадка, разумеется, интереса не представляет. Посмеиваюсь над своими персонажами, не имеющими, впрочем, срока годности… сколь они порой трогательны, сколь наивны в выражении чувств! Но читатель только того и ждёт – выражения треклятых чувств. Что ж, в "Карлсоне, танцующем фламенко" он получит всё это с лихвой. Образчик человечьих трагикомедий. Главное не захлебнуться:тяжёлый вес, почти двадцать авторских… многие листы, как ни крути у виска, о любви, многие – о смерти, многие о смехе и – да, о том самом забвении. Ну и ещё: когда долго бить по одному месту, оно теряет чувствительность. Мои герои в итоге теряют чувствительность к чувствам, сорри за тавтологию. Мудреют. Но мудрость обходится им крайне дорого. Некоторые до неё так и не доживают. Продолжение банкета следует, несмотря на мой скептицизм: в планах новые книги серии "Тёмные аллеи XXI век", где "Карлсон, танцующий фламенко" – лишь первый гвоздь из, так скажем, человекоматериала.
Коллаж "Год Литературы".
Периодически ваш изысканный текст немного напоминает мне Набокова. А ещё русскую прозу конца 90-х: Евгения Лапутина, Валерию Нарбикову. Повлияли ли на вас эти авторы и кто для вас является литературным авторитетом?
Отголоски соприродного языка можно найти у любого писателя. А я люблю писать от руки, и была б моя воля… точнее, время на компьютерный набор рукописных текстов… но его нет. Целенаправленно никого не копировала – хватает себя с избытком. Чужое попросту не уместится. Из бесспорных эталонов в прозе – да, Набоков. Да, Вирджиния Вулф с великой книгой "Орландо". Да, сказки Андерсена: куда без "Русалочки" и "Старого уличного фонаря"! Бунин-Бунин… Ну а Бродский – едва ли не единственный поэт, которого не скучно читать. Нарбикову перелистывала с интересом, когда была моложе… а потом её перестали печатать, она же не вписывается в нынешний "коммерческий формат"! Интересны в основном зарубежные авторы, почти все они очень популярны: Эльфрида Елинек, Маргарет Этвуд, Юдит Херман, пресловутый Мишель Уэльбек. Но – отчасти – и пишущие на русском Владимир Сорокин, и не любимый вами Виктор Олегович Пелевин. Раньше обожала Милана Кундеру… потом многое "ушло". Набоков с Бродским неизменны – это своего рода баховское "Искусство фуги": искуснее из буковок ничего пока не сотворено. Что до идеалов, то знаменитый бунинский цикл очень повлиял в юности на стиль – именно поэтому новая серия моей прозы и называется "Тёмные аллеи XXI век". И этот толстый, в самом расцвете сил "Карлсон, танцующий фламенко", – лишь первый томик данного цикла.
Обложка предоставлена издательством «Лимбус Пресс»
Ваши бумажные книги не выходили с 2013 года: с чем это связано?
С классическим замалчиванием, такой вот неполиткорректный анекдот. Шокирующая многих нелепость, учитывая, сколько всего написано за это время и уж какой на дворе новый год. Простецкий портяночный литгеноцид: термин мой. Привет из эс-эс-эрии, где живое в искусстве выжигалось калёным железом – оставался снулый соцреализм. К нему сейчас отчасти и приходит поп-книжпром. Стёртый язык, удобный условной литпартии сюжет, "подлайкивающий" автор-конформист, которому не снилось цветаевское дуновение вдохновения. Таких недописателей пруд пруди – ну или мост мости, имена известны… да, они продаются. Не читаю это унылое… стоп: как сказать так, чтобы не снизойти до ихненького стилька?.. Стилька "новых писателей"?.. Поясню. В больших издательствах беладонной расцветает коммерческая цензура. У беладонны ядовиты все элементы, а значит, ни муха туда не пролетит, ни муза. Качество текста, стиль автора мало кого там занимает: "это" для коммерческих редакторов "пустое" излишество, "неудобное" обременение. Подзаголовок моей новой книги, кстати, "Неудобные сюжеты"… бесстыдные психокартинки. У относительно же независимых издателей порой не хватает финансов – или иной взгляд на вещи, о которых пишу: вкусовщину никто не отменял. Буковки – не английские фунты-красавцы, чтоб любить их безусловной любовью. В книге поднимаются в том числе темы, не резонирующие с ватным шмыганьем "скреп". Говорю сейчас в целом о современной русской и русскоязычной интеллектуальнойпрозе, которую издать, если автор вне ангажированной литтусовки, практически невозможно. Либо на грант, либо за свой счёт. Третьего не дано – впрочем, да, есть ещё самиздат... Кстати, не считаю свою прозу гипер-"интеллектуальной": она для всех, у кого есть хоть немного мозга и сердца.
Фото из архива Н. Рубановой.
А как обстоят дела с вашими новыми переводами? У вас появился литературный агент за рубежом?
Другие берега существуют, главное доплыть до них в этой, а не в следующей. Некоторые новеллы из лимбусовской книги "Карлсон, танцующий фламенко" мой фантастически талантливый литагент Рэйчел Даум перевела на английский. Они напечатаны в литжурналах США – в частности, в чикагском "Word Without Borders" (WWB) опубликованы "Шесть музыкальных моментов Шуберта", а в бостонском ANMLY – "Ромка и Америка". В августе 2020-го прошло также весьма любопытное онлайн-событие, которое спонсировали "PEN America" и "PEN Translation Committee". Точнее,так: "Translation Committee of PEN America". После отборочного этапа – а конкурс был солидный: невероятно, что мы прошли, – мою монодраму "Зашибись!", уже в переводе на английский, жюри одобрило. Эта же самая пьеса в 2019-м входила в лонг-лист российского конкурса "Действующие лица", а в 2018-м прошла проверку на профпригодность у режиссёра Виктора Собчака, пригласившего меня на фестиваль монопьес SOLO в Лондон: допандемичные времена, люди летали, как птицы!.. Ну а теперь нас с Рэйчел, в числе немногих писателей, поэтов и переводчиков, пригласили на чтения "Women in Translation". Куратор этого праздника слова – редактор, переводчик, поэт Нэнси Наоми Карслон: да, её фамилия Карлсон.
Фото с сайта Pen America.
Как прошли чтения?
Невероятно приятно выступать в компании столь талантливых людей…Это известная итальянская поэтесса Марианжела Гуальтьери с переводчицей Оливией Сирс, это поэтесса из Венгрии Зита Изсо с переводчицей Аньес Мартон, это Тилини Н. Лиянаараччи – с сингальского языка на английский её перевела Чамини Кулатхунга: выговорить трудно, о да… это турчанка Назли Карабийкоглу с переводчицей Ральф Хаббел, ну и русская Наталья Рубанова – перевод на английский американки Рэйчел Даум. Кстати, поэзию Марианжелы Гуальтери переводим сейчас с итальянского на русский – коллега делает подстрочник, а я обрабатываю: посмотрим, что выйдет. Невероятное удовольствие – итальянская поэзия на итальянском… совершеннейшая музыка слова! На русском волшебство почти исчезает… русский сушит: я внутренне содрогнулась, когда сама же эту итальянскую гармонию "отжала" в наш алфавит.
У вас в руках новая книга: что вы чувствуете? И чувствуете ли?
В 2020-м волей случая – помните же? "…и Случай, бог-изобретатель" – я впервые в жизни получила грант. Небольшой, от Союза российских писателей. Издательство "Лимбус Пресс" тоже неожиданно вложилось в книгу – вот птичка и вылетела. Да какая! Крёстные феи – Светлана Василенко, подарившая стипендию на издание томика, и Ольга Тублина, директор издательства, превратившая мои буквы в тираж. Книга "Карлсон, танцующий фламенко" с подзаголовком "Неудобные сюжеты" издана вопреки пандемии, общеиздательскому кризису и падению тиражей. Уже написано немало искренних рецензий на неё – и в "Экслибрисе", и в "Знамени" с "Уралом", и на сайте "Год литературы"… Писали о томике порталы "Литературно" и "Ревизор", толстый веб-журнал "Перемены"… Все мои книги – всегда "вопреки", никогда не "благодаря". Обожаю эту офранцуженную обложку, на которой курсивится "Аmor non est medicabilis herbis" – "Любовь травами не лечится", о да! Это цитатка из цикла "Три текста о главном", каждый из которых посвящён невероятно красивым людям… они излучают любовь: уж на какую способны, такую и излучают. Когда работала над новеллами, прототипы снились… каждую ночь, пока не поставила последнюю точку. Да, это наваждение, никак не могла отделаться… потом прошло, но не ушло навсегда. Персонажи, видите ли, возвращаются, забавно! Они хоть бы спросили, приглашаю ли я их в постель со снами?.. Впрочем, люблю их. Они прекрасны. Быть может, если существует тот свет, мы ещё встретимся – в той или иной форме, why not? Если сделать фантастическое допущение… "Так пусть же книга говорит с тобой. Пускай она, безмолвный мой ходатай, идёт к тебе с признаньем и мольбой и справедливой требует расплаты. Прочтёшь ли ты слова любви немой, услышишь ли глазами голос мой?.." Никто не сказал лучше Шекспира! Обожаю 23-й сонет, хотя гештальт, о котором шла речь в начале беседы, закрыт.
Фото из личного архива Н. Рубановой.
Вы завершаете новую книгу новеллой о любви к Санкт-Петербургу. Почему именно этим текстом?
Рада, что новый томик моей прозы вышел в Санкт-Петербурге: городе, который вовсе не нежно люблю… В городе, где у каждого, кому он дорог, своя воздушная карта и не совсем физическая территория… St.Pete: да, именно ему посвящена в "Карлсоне, танцующем фламенко" финальная новелла "Питер как пространственный предлог". Своеобразное отпущение грехов персонажу (или персонажке?) по имени Джереми. Гендер не уточнён – не могу сказать точно, о ком писала, да и так ли важен какой-то гендер? Пусть выберет читатель, о ком хочет читать! Не пол определяет любовь, но любовь – пол. И текст. Всё условно, даже часы и минуты… Смешны те, кто этого не понимает. Давно пора посмотреть на мироустройство под другим углом: на самом-то деле не важны ни раса, ни религия, ни цвет кожи, ничего этого.
А новелла начинается так: "Питер красив, как мёртвая панночка, и всё превращает в лёд…"
Да, эту фразу подарила мне одна "поуехавшая", и я записала. Так и есть: Питер красив, как мёртвая панночка, и всё превращает в лёд. Вымораживает что-то... Бьёт профессионально, без синяков. Десять, девять, восемь, семь… четыре… один: и ты встаёшь. Ты привык вставать. Я с начала 90-х в Москве – в лупоглазой краснощёкой Москве, в городе менеджеров, миллионеров, артистов, бандитов и лимитчиков… В городе, где кроме консерватории, джаз-кафе да "Иллюзиона" – ну, плюс-минус, – некуда пойти, если придираться и выбирать. А выбирать и придираться надо, ибо мы есть то, что мы слушаем, читаем, смотрим...и то, что мы едим: точнее, кого… И имеем ли на это право… Vegetarian – единственная религия, необходимая этому веку… Но мы отвлеклись: до пандемии случались выставки, последний раз я была на Дали в Манеже… перед тем, как всё схлопнулось. Теперь мир онлайн! Мир в окне лэптопа! Ждём волшебный укол. Перечитываю Ежи Леца: "Окно в мир можно закрыть газетой"… окей, закрыли. Но если в массе своей двуногие столь глупы, наверное, их только пандемией и можно лечить? Мирок давно свихнулся, ни для кого не секрет. И об этом тоже – в моей новой книге: о безумном мирке и о людях, тщетно пытающихся найти любовь вовне. Идиотизм, разве нет? До серого вещества массы не доходит, никак не может дойти, что "это всё" бессмысленно. Что снаружи не бывает. Ку-ку.
У вас ведь уже выходила книга в "Лимбус Пресс" при Топорове?
Да, в 2005-м. Забавно, пятнадцати лет как не бывало: кажется, с выходом "Карлсона" я помолодела, избавившись от трёх чёртовых пятилеток… необъяснимо, но это так. Что-то "сбросила". Всё-таки хотя бы ради этого надо иногда издавать книги: плод не должен быть переношенным… гиблое дело, если так! Ну а тогда, в начале нулевых, я поехала в СПб: разломила надвое рукопись и отнесла часть в "Лимбус". На удивление быстро мне перезвонили... Потом было знакомство с Виктором Топоровым… С 2005-го прошло четверть века, Топоров ушёл с этого плана в 2013-м, но память жива. Это был величайший критик и переводчик… величайший редактор, как ни странно, не выкинувший на помойку мою "Коллекцию нефункциональных мужчин". Издал. Мы изредка переписывались и несколько раз пересекались в Москве и Питере… он был очень, очень тактичен. Это в статьях он многое громил – а в беседе был невероятно корректен. Во всяком случае, со мной… После одного из "Нацбестов" с шумной компанией были у него дома... Вот бы поговорить с ним сейчас! Его ох как не хватает в безвоздушном литмирке. Он был глыбой. Он глыба и есть. Он вечен. Так бывает. Так есть.
Виктор Топоров. Фото Н. Рубановой.
"Литературное бюро Натальи Рубановой": расскажите о нём. Каких авторов вы издаёте, как осуществляется реклама и продажа книг, какие планы на будущее?
В 2020-м, в разгар пандемии, я создала свой собственный издательский импринт, ориентированный на интеллектуальную литературу – эссе, прозу, критику. Если найдётся талантливый поэт, будет и поэзия. Если найдётся самобытный "жанр", то на стеллаже появится и сногсшибательный триллер, и умопомрачительная фантастика. Да, это нескромно, но ложная скромность не омрачает извилин: на данный момент "Литературное бюро Натальи Рубановой" – один из интереснейших импринтов сервиса "Издательские Решения". Этакий книжный бутик. Hand-made. Только лучшее. Ну или почти…Все книги отрецензированы ведущими лит-СМИ. Среди авторов – лауреаты премий Татьяна Дагович, Андрей Бычков, Игорь Михайлов, Ольга Балла, великолепный писатель Наталия Гилярова, чью прозу мне посчастливилось открыть читателям заново, и другие авторы, чьи томики ждут своего часа: в частности, уникальный травелог Глеба Давыдова. Да, разумеется, я намерена развивать импринт. Все книги продаются и в магазине Ridero, и на Litres… плюс Ozon, Amazon. Можно продавать и живые книги в живыхмагазинах, хотя в пандемию удобнее онлайн. Сейчас очень многое зависит от того, сколь интенсивно сам автор занимается популяризацией новинки. В этом нет ничего "постыдного": мы не в прошлом веке…талантливым писателямне нужно молчать и ждать, пока их начнут профессионально "замалчивать". Репрессивный опыт у ныне живущих редакторов солидный. И если вас закапывают живьём, имеет смысл эксгумироваться – при наличии дара слова, разумеется. Если его нет, игра свеч не стоит.
Фото из личного архива Н.Рубановой.
Вы стали одним из номинаторовПремии "Национальный бестселлер" в 2021 году…
Да, после многолетнего перерыва номинирую на "Нацбест" новую книгу: это чудный сборник рассказов "Финтифля" Наталии Гиляровой, выпущенный в моём "Литературном бюро"… её прозу ценили Войнович и Мамлеев. Остаётся лишь поблагодарить причастных за приглашение. Оргкомитет "Национального бестселлера", кстати, готовит к показу видеоролики номинаторов, где они расскажут о выдвигаемых книгах – следите за новостями на сайте Премии и на странице"Нацбеста" в фейсбуке.
Фото с сайта премии.
Как вы оцениваете текущую ситуацию в литературе – как в мировой, так и в российской?
Вопрос, требующий отдельного разговора. Не скажу ничего нового: в многострадальном отечестве происходит замалчивание достойных имён и лоббирование посредственности по причине того, что она, посредственность, якобы будет лучше продаваться… Глупо! Что-то неладно в московском королевстве. Все о том знают, но предпочитают молчать – боятся чего-то… но чего? Того, что их не опубликуют? Их и так не опубликуют – "там" все билеты проданы. К литературе редполитика имеет не так много отношения, как многим ошибочно кажется. Речь о современной интеллектуальной отечественной прозе. Так называемой интеллектуальной, точнее. И так называемой современной. С русским литературным языком даже у премиальных россиянских книг нередко проблемы, что же говорить об общем потоке!
Есть ли перспективы у молодого автора, если он не связан с "тусовкой"? Что вы посоветуете ему делать, как продвигать себя?
Почти нет, если за ним не стоит заинтересованное лицо. Нужен литконсультант, литагент, "проводник", популярный писатель, наконец, который захочет ему помочь. Если этот молодой автор, разумеется, талантлив. Всё индивидуально. И я не беру в расчёт посредственность. Серость гуманнее убить на корню, чем дать ложную надежду. Не всем быть писателями, с этим надо смириться. У всех разные исходные данные. Есть такое понятие как профпригодность. Не все же идут в балет – и почему прорва графоманов считает себя "писателями", вопрос не ко мне. Как преподаватель литературного письма я могу помочь многим… могу элементарно "поставить руку". Могу научить хотя бы чуть-чуть думать, а не просто связывать слова в предложения… Как в музыке, так и в литературе – они невероятно похожи, обе дамы звучат… но! Не каждого медведя можно научить кататься на коньках. "А вы друзья, как и садитесь, всё в музыканты не годитесь": прав дедушка Крылов.
Литбюро. Контакты. Фото из личного архива Н. Рубановой.
Соцреализм как явление, вновь воплощённое на постсоветском пространстве: что это — атавизм, рефлексия, заговор бездарностей?
Бум бездарности и посредственности. Вы посмотрите, кто издаётся сейчас. Какие слабые романы получают подчас премии – и какие мощные книги выходят порой в самиздате, ибо в ангажированных редакциях инакомыслящим – тем, кто отлично пишет – нередко не дают ход. Ну а соцреализм к литературе отношения не имеет. Это вид особой перверзии. Эти книги следовало б сжечь ещё до прочтения – вместо томика "Я в Лиссабоне. Не одна", попавшего под огонь цензуры в 2014-м. Впрочем, мы возродили книгу, уничтоженную в российском издательском холдинге: возродилив издательстве канадском, в Оттаве, – теперь её можно заказать из любой точки по интернету, в фейсбуке есть страницакниги "Я в Лиссабоне. Не одна", welcome. В связи с этим появился спецвыпуск канадского русскоязычного литжурнала "Новый Свет", посвящённый цензуре: номер получился отличный, он доступенна сайте "Журнальный зал". В дискуссии принимали участие в том числе Иличевский и Улицкая, но дело не только в них, разумеется, а в том, что тема невероятно актуальна. Ваше эссе, Алина, там тоже есть, как и моё, впрочем.
Издаётесь ли вы на Западе, и чем отличается западный литературный мир от нашего?
Все хотят издаваться на Западе. Но! И далее отступление… У меня есть несколько публикаций в англоязычных журналах: мой литагент сделала невероятное – современная русская проза мало кого "там" интересует. Чехова читают, это да… но мы не о титанах сейчас. Англоязычный рынок огромен, а чуждая ментальность, особенно "новоскрепная", никому не интересна. Мои тексты близки европейской ментальности, поэтому кое-что и переведено. А чем отличается их литмир от нашего? Во-первых, гонорарами: они куда более интересны, чем отечественные. Во-вторых, там нет такой цензуры на некоторые вещи – есть на другие, да. Но! Там выросли из коротких гендерных штанишек – а тут ещё нет.Об остальном лучше спросить зарубежных литагентов и издателей, ибо… поэт вРоссии меньше чем поэт, писатель – меньше чем писатель, литагент – меньше чем литагент, если соизмерять статусы с Европой и США, где без литагента автор – не автор. Там издатель не будет с ним общаться: для переговоров существует "буфер обмена". Институт литагентства в многострадальном отечестве не развит, профессии нигде не учат. Квалифицированных специалистов единицы. Будучи прежде всего писателем, я раздваиваюсь, занимаясь чужими проектами. Это работа, не более: и я бы не делала её, как и не вела бы свой спецкурс на Ridero для авторов "Музыка слова как практика литературного письма", если б всё было бесполезно. Но бесполезно не всё – надо проламывать лёд цензуры и косности. В целом же ситуация такова: будь автор хоть сто раз Борхесом, литературно-административные питекантропы не допустят его до эдемских тиражей и вменяемых гонораров. Балом правят удобные для литфункционеров ремесленники со скучными текстами. В массе своей ангажированные премиальные списки предсказуемы, за редким исключением. Живая литература живёт и дышит в иных местах.
Как пандемия и изоляция сказались на вашем творчестве?
Много работаю, как всегда. Общение ушло в онлайн: и не надо преувеличивать важность личных деловых контактов – люди устают друг от друга, передозировка в общении сродни отравлению алкоголем. Не нужны люди в таких количествах, в которых они были навязаны социумом ранее – и не только мне. Уединение крайне полезная и комфортная вещь, если правильно его использовать. Разумеется, в разумных пределах. И у каждого они индивидуальны.
Вы занялись ещё и преподаванием. Почему?
Лет двадцать с лишним назад я преподавала игру на фортепиано и кое-что знаю про звучащие буквы, а не только ноты. Ну а сейчас по приглашению коллег Ridero провела авторский экспериментальный спецкурс: цикл вебинаров "Музыка слова как практика литературного письма": его отлично модерировала Алёна Кунилова, руководитель пиар-отдела. Бесценный музыкальный опыт пошёл в дело. Это очень мощное, по-настоящему великое знание… не ведаю, кем бы стала без прививки классической музыкой: она удерживала и удерживает, не дает оступиться в буквальном смысле. Если угодно, это "религия" без человечьего псевдо-деуса… все ихненькие "деусы" врут! В сухом остатке: будет новое пособие по литмастерству именно на основе моей личной практики музыки слова. Для тех, кто не боится. Не боится думать и открывать новые миры: именно так. Ну и моя новая проза, разумеется. Хэнд-мейд. Успеть бы записать – всё прозаично, жизнь коротка... Но жить вечно не хочется – это пытка: вечная жизнь. Разве нет? Надо просто дописать всё – и уйти.
Фото из личного архива Н. Рубановой.
Что нужно писателю для того, чтобы текст был идеальным?
"Отпустить" буквы. Выписать всё, что горит – а потом, засучив рукава, пройтись со скальпелем – ну или с косой, кому как, – между строк. Меж слогов. Меж звуков… просочиться сквозь них. Снять с текста скальп. Дать наркоз перед этим. Техника саморедактирования уникальна. Если автор не владеет ею, никакой он, разумеется, не писатель. Я мощно отредактировала перед вёрсткой рукопись "Карлсон, танцующий фламенко". Многие новеллы были опубликованы в литжурналах, но и им досталось, я их здорово подрезала. И только теперьони меня устраивают… ну или почти. Идеальный текст – это дар слова, помноженный на бесконечный, безначальный перфекционизм. Всё.