В Челябинской области в конце года внесли изменения в территориальную схему обращения с отходами. Однако некоторые общественники остаются недовольными результатами «мусорной» реформы: раздельного сбора отходов практически нет, зато то и дело появляется информация о размещении или расширении рядом с населенными пунктами полигонов ТКО. Так, в конце 2020 года жители выступали против таких планов в Копейске, Кунашакском районе, периодически появляются претензии к работе Полетаевского полигона. Мусоропереработка не развивается. Впрочем, есть и позитивные моменты: в муниципалитетах появляются новые места для сбора отходов, регоператоры сообщают о контроле качества и своевременности их вывоза.
Член Общественной палаты Копейского городского округа, член Общественного Совета госкорпорации «Росатом» по экологии – рабочая группа по обращению с отходами I и II класса опасности и рекультивации свалок на территории России, бывший сотрудник отдела ОГУ «Особые охраняемые природные территории Челябинской области», известный в регионе экоактивист Виталий Полторацкий в интервью ЕАН рассказал о своем видении этой ситуации. Он считает, что основные причины возникновения сложностей в этой сфере – нехватка квалифицированных кадров, научных разработок и подходов, а также связанное с этим отсутствие интереса бизнеса.
– Виталий Алексеевич, вы много лет занимаетесь проблематикой системы обращения с отходами, работаете в этом направлении как общественник и эколог. Какие основные болевые точки вы бы выделили на Южном Урале?
– Самое сложное – у властей нет понимания, что они хотят от этой мусорной реформы: или собрать мусор на территории муниципалитетов, перевезти его на полигоны или свалки, или утилизировать все-таки какую-то часть во вторичные ресурсы со включением их в дальнейший оборот.
Мне говорят, что в регионе создана промышленность по обращению с отходами. Но признаками промышленности являются наличие кадров и внедрение науки. Я этого не вижу у нас. Пока есть только идея: перевезти отходы с места на место. На этом остановились. Разговоры об утилизации остаются только мечтами. В этом плане обидно за муниципалитеты, в которых денег нет, но с них спрашивают: пункты раздельного сбора открывать, контейнеры ставить, площадки обустраивать и содержать.
– Правительство региона сообщало, что в некоторых муниципалитетах запущены пилотные проекты по раздельному сбору отходов.Как, на ваш взгляд, работает эта система?
– Ни шагу не сделано! За исключением нескольких контейнеров по раздельному сбору. В Копейске эта система работала, но ее похоронили, в том числе при помощи контролирующих органов. Я, как обыватель, не верил, что это работает (проект был с 2011 года), пока не увидел, что мусоровозы приезжают за разными отходами: отдельно жидкими и твердыми. Значит, была работа на полигоне. Вот в этом заключается правильная реформа, а не в том, чтобы полигон создать.
– К таким объектам в обществе закрепилось устойчивое негативное отношение. Почему, как вы считаете?
– Полигон – это один из способов не утилизации, но захоронения отходов. Это пока наш потолок. Правильно население волнуется: на стадии проектирования и строительства все выполняется, а эксплуатация негодная. Взять Полетаевский полигон. Да, есть вопросы по его устройству, по применяемой технологии. На общественных слушаниях они говорили, что для того, чтобы утрамбовать мусор, будут применять некую шведскую машину.
Кстати, у нас в стране тоже такая техника есть – называется русская экологическая машина: огромный каток весом 42 тонны. Действительно, важно мусор уплотнить, чтобы минимизировать выделение газов при гниении. Иначе они уходят в атмосферу, если не перекрыть им кислород.
– Выходит, не зря говорилось о том, что до 20% выбросов в Челябинске давала городская свалка?
– Не зря. Еще в 2014 году я говорил, что если уплотнить свалку, она не будет дымить. А если еще и пересыпать грунтом, это было бы идеально. И люди бы и не знали, что рядом свалка. Было предложение из фильтрата, который выкачивают из свалки, получать метан. Но его там не осталось, он улетучился. А если бы утрамбовывали, газ бы оставался там, и его можно было бы извлекать через скважины.
Так и выходит: в проекте у нас полигон, а в жизни – свалка.
Полигон в Полетаево очень закрытый. Журналистов и общественников туда не пускают
– Вы бывали на полигоне в Полетаево?
– Меня туда не пускают. Телевизионного репортажа мне вполне для понимания достаточно: мусора во весь экран, он навален и не утрамбован. Это признак неправильной эксплуатации. В итоге жители, не зная технологии, чувствуют неладное, видят дым. Он распространяется на населенные пункты.
– Какие технологии, на ваш взгляд, были бы полезны на существующих полигонах?
– Это биокомпостирование, производство RDF-топлива, пиролиз, сжигание. Любая технология достойна внимания. Почему-то многие считают, что сжигание – это плохо. В Вене, к примеру, такой завод стоит в центре города, он выглядит как торговый центр. Значит, там соблюдаются нормативы, население к этому спокойно относится.
– К слову, в Челябинске есть крупные промышленные предприятия, которые заявляют об использовании технологий, существенно снижающих выбросы в атмосферу. Наверняка есть технологии и для предприятий по обращению с отходами?
– Если вкладывать в очистку, она будет работать. В стоимости мусоросжигательного завода 30% – это как раз такие системы. Но мы же даже в процессе строительства рационализаторы: это надо, то не надо. Но если будут вложения, будет и эффект. Мусоросжигание – это не свалки, где мы занимаем гектары земель, которые не вернутся полноценно к жизни. Мы не сможем сеять там пшеницу, например.
Взять рекультивацию челябинской городской свалки. Да, выполнили работы, посадим растительность, деревья. Но мы еще должны будем следить за этим объектом лет 30, потому что процессы там будут идти и их трудно проконтролировать. Мы еще долго будем чистить фильтрат, который там образовался. Нам построят (работы проводит ФГУП «РосРАО», – прим. редакции) и наверняка передадут в эксплуатацию сооружения по очистке на свалке, и надо будет этим заниматься, мониторинг организовать.
«Нет кадров и науки, поэтому реформа и не идет»
– Мы давно слышим о создании системы мусоросортировки и переработки в Челябинской области, но примеров полноценной реализации пока нет. В чем вы видите причину?
– Опять же, нет кадров. И в министерстве, и в бизнесе. Бизнес занимается тем, что ему выгодно, но пока это происходит примитивно. Нет науки. В итоге предприниматель распоряжается деньгами на свой страх и риск: получится что-то или нет. Поэтому реформа и не идет.
Русские инженеры в свое время придумали технологию биокомпостирования. Это не просто вывезти отходы на поле и ждать, когда они перегниет. Это технология с применением набора оборудования, которое ускоряет этот процесс и превращает мусор в технический грунт. Но у нас так никто не делает, хотя это элементарно.
Технологий разработано много, надо их применять. А экспериментировать некому и негде. Бизнес говорит: мы придем с технологией, а нас в территориальную схему не включат. Такие факты есть по Карабашскому кластеру. Там есть биокомпостирование, но процесс идет слишком слабо.
– Вы, как житель, что бы хотели изменить или какие первоочередные проблемы решить в сфере обращения с отходами?
– В Копейске я вместе с другими жителями оказался в ситуации: контейнеров не было, а счета выставляли. Возник вопрос: как вы оказываете услугу? Я вынужден был возить свой мусор на машине, искать контейнеры. А если забудешь выбросить? Представляете, какая летом вонь в машине?! И ведь такого варианта нет в территориальной схеме. Мы судились, суд постановил, что все законно. А мы хотели, чтобы контейнер рядом с домом стоял и мусор своевременно вывозили. Но тут возникла проблема: контейнеры часто ставят не на специальной площадке, а у дороги, в итоге это грязь, запах. По-хорошему, в территории еще должны быть контейнеры под крупногабаритный мусор. В Чебаркуле, кстати, были проблемы с нехваткой контейнеров, да и в других муниципалитетах тоже. Но я понимаю местные власти: денег нет.
– Не первый раз слышу, и не только от вас, что региону не хватает технологий, науки, разработок. Два-три года назад в Челябинск приезжали представители сферы обращения с отходами из нескольких стран, презентовали свои наработки, опыт. Почему он не приживается на Южном Урале, даже будто забыт?
– На той встрече меня не было. Но как-то в Челябинске мы обсуждали с экспертами этот вопрос. Дальше разговоров дело не идет. Сначала я переживал: хотел, чтобы у нас появились новые технологии. Но потом понял: ну сделаем мы проект, построим, запустим. А кто его эксплуатировать будет? Не каждый на такую работу согласен.
А потом, знаете сколько проблем с контролирующими органами? У нас одна компания занималась переработкой вторсырья, делали RDF-топливо. Мне Росприроднадзор говорит: а вы знаете, сколько там хлора выбрасывается?! Я знаю. Так поставьте задачу минимизировать выбросы. Тогда будет конкретный разговор, будет результат.
Так мы работаем с российским экологическим оператором по обращению с отходами первого и второго классов опасности (я вхожу в их экспертный совет): там ставят конкретные задачи и предлагают решения. Там говорят: если нет технологии, разработайте ее. И люди работают, там задействованы грамотные технологи, активные общественники.
«Это фикция, а не эксперимент»
– На ваш взгляд, сложившаяся сегодня система работы региональных операторов эффективна?
– Тут простая ситуация. Вроде бы есть контейнерные площадки, мусор вывозят. Но те организации, которые к этому причастны, не соблюдают нормативы. Муниципалитет проводит мониторинг и говорит, сколько людей пользуются той или иной контейнерной площадкой. Потом используется норматив, сколько и где должно быть контейнеров, но у меня складывается впечатление, что этого не происходит. Просто дают площадку и сколько-то контейнеров. В итоге где-то они пустые, где-то переполненные.
Кроме того, порой я вижу, что контейнер пустой, но есть мусор на площадке. Надо посмотреть, вывозит ли регоператор мусор раз в сутки. В этом плане мне обидно за управляющие компании, которые вынуждены убирать это. Вообще-то дворник нужен, чтобы фантик подобрать. Жалко и муниципальные власти: денег нет, но вы держитесь. Их обязывают ставить контейнеры, но бюджет-то не безграничный.
– Как, на ваш взгляд, население относится к реформе ТКО? Ведь проводятся публичные слушания, опрос населения? Людей спрашивают о переводе земли.
– Население выброшено из этой реформы. Мы ничего не решаем, все за нас сделали. Ну спросили о переводе земель. А что дальше там происходит – скрыто от глаз людей. Если полигон или свалка работают по технологии, то обывателям без разницы, какая это земля. И надо понимать: да, граждане не все специалисты, но их мнение надо учитывать, могут возникнуть очень правильные предложения.
Контролирующим органам, бывает, когда говоришь о нарушениях, отправляют общественников напрямую к бизнесу, а те не идут навстречу.
– Что вы думаете о практике раздельного сбора мусора? Минэкологии раньше приводило Копейск в пример. Что сейчас?
– В прошлом году минэкологии объявило, что будет эксперимент по раздельному сбору отходов. Я тут же их поправил: почему будет? У нас все было организовано в Копейске. Но мы видим, что произошло: этой практики теперь нет. Раздельный сбор практически не производится, как и вывоз таких контейнеров разными машинами не осуществляется.
Я как-то сделал запрос в министерство: где можно посмотреть, что выполнено. Я не вижу на контейнерных площадках разных баков. Может на полигоне есть сортировка? По Южноуральску много хорошего написали в ответ, а по Копейску – сказали: обратитесь на полигон Полетаевский. И я уже понимаю отношение по риторике ответа: вы обратитесь. Слушайте, ну вы же контролирующий орган, перед вами отчитываются полигоны, особенно по раздельному сбору мусора – это же эксперимент. А как вы-то следите за этим?
Я понимаю так: если вы меня на полигон отправляете, значит, сами за его работой не следите. А они вам напишут что угодно при таком контроле. Я понял, что это фикция, а не эксперимент. Не надо от нас скрываться. Если нужна помощь общественников, обращайтесь.
Беседовала Елена Мицих