Американский генетик Дэвид Райх в своей дебютной книге «Кто мы и как сюда попали. Древняя ДНК и новая наука о человеческом прошлом», которую Надежда Проценко изучила для совместного проекта «Горького» и «Просветителя», рассказывает о том, как геномная расшифровка ДНК древних людей превратила палеогенетику в дисциплину, принципиально важную для понимания истории человечества. Уже сейчас ее достижения позволяют без предвзятости и опасений подходить к такой скользкой теме, как различия между расами.
Дэвид Райх. Кто мы и как сюда попали. Древняя ДНК и новая наука о человеческом прошлом. М.: АСТ; Corpus, 2020. Перевод с английского Елены Наймарк
Райх не случайно называет генетику тридцатилетней давности «средневековой», ведь с тех времен многое изменилось, и многие идеи, которые выдвигал в своей книге Кавалли-Сфорца, не нашли подтверждения. Но, как бы там ни было, он положил начало геномной расшифровке истории человечества. До 2010 года, когда были расшифрованы пять ископаемых человеческих геномов — геномы неандертальцев, денисовского человека (обитал примерно 40 тысяч лет назад в Сибири по соседству с неандертальцами и Homo sapiens) и гренландца, жившего примерно четыре тысячи лет назад, — генетика в исследовании дописьменного прошлого уступала первенство археологии. Однако затем, констатирует Райх, полногеномные данные начали расшатывать устоявшиеся археологические, исторические, антропологические и даже лингвистические воззрения, а кое в чем и разрешать давние противоречия между ними.
Таким образом, книга Райха посвящена геномной революции, которая происходит прямо сейчас — фактически, сегодня палеогенетика является типичной наукой быстрых открытий, на базе которых неизбежно появятся тысячи новых прикладных исследований.
Но, так как нельзя писать историю революции, пока она не завершена, книга Райха не является хронологическим обзором открытий в области палеогенетики — скорее она при помощи разрозненных примеров описывает импульс, порожденный этой наукой. В сущности, книга представляет собой рассказ о работе лаборатории известного шведского генетика Сванте Паабо (переводчик Райха почему-то назвал его Пэабо) в Институте эволюционной антропологии Макса Планка в Лейпциге, в которой с 2007 года работал Дэвид Райх. Именно Паабо положил начало палеогенетике человека и первым расшифровал геном неандертальца — кстати, написав об этом увлекательную научно-популярную книгу «Неандерталец. В поисках исчезнувших геномов», в 2018 году вышедшую в русском переводе.
Помимо этого важного открытия, Райх рассказывает о том, как генетики реконструируют историю современных европейцев, индийцев, коренных американцев, выходцев из Восточной Азии, Африки, архаичных популяций Новой Гвинеи и т. д. Одновременно в книге раскрываются подробности использования разных методик, используемых генетиками при выяснении процентного содержания генов неандертальцев и денисовцев у современного человека. Например, генетики выяснили, что большинство людей европейского происхождения имеют тесные генетические и лингвистические связи с народами Ближнего Востока и севера Индии, а коренные американцы произошли минимум из двух миграций, не связанных друг с другом. Последнее открытие особенно любопытно — оно напоминает о совершенно, на первый взгляд, фантастической гипотезе Московской лингвистической школы о глубинном родстве языков индейцев на-дене с китайским, кавказскими и енисейскими языками. Очевидно, что для подтверждения подобных гипотез без данных палеогенетики обойтись будет в принципе невозможно.
Увлекателен и рассказ о генетических изысканиях, подтвердивших наличие четырех крупных миграций в Африке, самая крупная из которых произошла всего 4 000 лет назад, когда народы банту стали распространяться от Нигерии до Камеруна. Анализ ДНК подтвердил, что между нигерийцами и замбийцами больше генетического сходства, чем между немцами и итальянцами, хотя Нигерию от Замбии отделяет весьма приличное расстояние. Впрочем, здесь уже возникают вопросы к самим палеогенетикам, которые, кажется, воспринимают современные нации и государственные границы как нечто сложившееся естественным образом, тогда как на самом деле им не больше нескольких столетий и с точки зрения макроистории человечества немцы и итальянцы — столь же условные сообщества, как нигерийцы и замбийцы.
Дэвид РайхНо для чего необходимы эти знания, если исключить обычную любознательность? На этот вопрос автор отвечает в последней части книги под названием «Геномный прорыв», которая сосредоточена на тех аспектах геномной революции, которые важны для современного общества, а именно: на истории неравенства различных социумов, на истории гендерного неравенства и на расовом различии.
Здесь стоит подробнее остановиться на таком опасном — точнее, как показывают последние события в США, взрывоопасном — вопросе, как расовые различия между людьми. Райх еще во введении к своей книге предупреждает, что общепринятая в современном научном мире концепция подхода к расам, гласившая, будто человеческие популяции настолько близки между собой, что трудно говорить о каких-то биологических различиях между ними, больше не работает. В то же время, добавляет он, «очевидно, что неверен и взгляд расистского толка, издавна служивший альтернативой концепции равенства, — он еще больше противоречит генетическим данным».
Этой сложной теме посвящены собственные исследования Райха (отец которого, кстати, известный исследователь Холокоста). В частности, он описал генетические факторы, которые приводят к тому, что риск развития рака простаты у американцев оказывается в среднем в 1,7 раза выше, чем у белых жителей Америки. Райх полагал что причины этого кроются в генетической истории смешения западных африканцев и европейцев в Америке, и не ошибся: «В 2006 году мы исследовали выборку 1 597 афроамериканцев с диагнозом рака простаты и в их геномах выявили один участок с повышенным уровнем африканского наследия (на 2,8 % выше среднего по геному). Вероятность случайного совпадения такого уровня составляла один к десяти миллионам. А когда мы пригляделись к этому участку повнимательнее, то выяснили, что он содержит семь независимых факторов риска рака простаты, и все они встречаются у западных африканцев чаще, чем у европейцев. Наше исследование полностью объяснило повышение уровня заболеваемости у афроамериканцев по сравнению с белыми американцами. Подтверждается это тем, что у тех афроамериканцев, у которых этот конкретный участок генома имеет европейскую последовательность, заболеваемость раком простаты такая же, как у среднего европейца».
Конечно, такие выводы вызвали бурю недовольства в научных кругах, потому что устоявшаяся концепция отсутствия биологических рас людей отрицала любые исследования в этой области, подразумевающие обратное.
«Но, нравится нам это или нет, геномную революцию не остановить, — продолжает Райх. — Невозможно, имея на руках ее результаты, придерживаться той догмы, которая утвердилась в последней половине прошлого столетия. Потому что эти результаты ясно указывают на значительные различия между популяциями». В подтверждение этого вывода Райх приводит еще несколько «скандальных» открытий. Например, опубликованная в 2003 году статья Нила Риша подтвердила объективное наличие расовых групп — хотя и в медицинском контексте, а не в культурном или социоэкономическом. Риш исследовал серповидно-клеточную анемию, которая гораздо чаще встречается у афроамериканцев, чем у остальных жителей США.
«Изучение человеческой изменчивости не всегда олицетворяло силы добра. В нацистской Германии такого специалиста по генетике, как я, могли засадить за анализ наследия и соответствующее разделение людей на группы, будь такое возможно в 1930-е годы. Но в наше время древняя ДНК практически не оставила места для расистских или националистических интерпретаций. Даже наоборот: стремление к правде, какой бы она ни была, взрывает стереотипы, разрушает устоявшиеся предубеждения, высвечивает такие связи между людьми, о которых никто не подозревал».
Тем более интересна состоявшаяся в 2010 году дискуссия Райха с Джеймсом Уотсоном — всемирно известным ученым, нобелевским лауреатом, расшифровавшим структуру ДНК. Как известно, в довольно преклонном возрасте Уотсону пришлось покинуть пост главы лаборатории Колд-Спринг-Харбор за расистские высказывания, и из разговора, который приводится в книге Райха, понятно, что Уотсон от них не отказался:
«И вот Уотсон, наклонившись ко мне и сидящей рядом специалистке по генетике Бет Шапиро, тихонько произнес: „И когда же вы собираетесь объяснить мне, почему вы, евреи, умнее всех других?” А потом продолжил, что, мол, евреи и индийские брамины — это главные умники, потому что у них тысячелетиями отбирались гены „учености”. Разговор перешел на шепот: индийцы все, по его опыту, склонны к холопству, потому что сидели под английскими колонистами и потому что, как он думает, эта черта сформировалась отбором в условиях кастовой системы. Дальше он высказался о восточноазиатских студентах, что все они более или менее конформисты, потому что в древнекитайском обществе преимущество при отборе получали соглашатели».
Это именно тот случай, когда нельзя забывать о достижениях ученого, но не стоит прислушиваться к «мыслям вслух», произнесенным им в глубокой старости. Здесь, опять же, стоит вспомнить о том, что само понятие «индийцы» сформировалось относительно недавно, ведь исторически Индия в ее нынешних границах никогда не была единым государством.
Сам Райх сравнивает ситуацию неприкосновенности расовых исследований в науке с более древней биологической разницей между мужчинами и женщинами, которую глупо игнорировать, даже ведя борьбу за равноправие. Очень трудно, по мнению Райха, соблюдать это равенство, если все время помнить о неустранимых биологических различиях, но даже и тогда их нельзя отрицать, их нужно принять и учиться находить достойную позицию в этой ситуации.
В заключительной главе Райх возлагает надежды на будущих генетиков, которые сделают еще много открытий на пути к познанию человеческого прошлого и создадут атлас ДНК древнего человечества, способный помочь навести ясность во всех научных сферах — от истории до медицины.
«На сегодняшний день выборка древней ДНК совсем невелика: единичные образцы на ту или иную культуру или цивилизацию, — резюмирует автор. — Именно в этом и кроется основная причина отставания. А если (или, лучше, когда) у нас появятся полногеномные данные тысячи европейских фермеров, живших сразу после неолитической аграрной революции? Тогда мы сможем посмотреть, как действовал на них естественный отбор, затем изучим, как отбор действовал на современных европейцев, и сравним результаты. Из сравнения станет понятно, насколько скорость и природа адаптаций изменились при переходе к сельскому хозяйству. Может быть, мы поймем, насколько темп естественного отбора замедлился в последнее столетие из-за достижений медицины, позволившей людям с неблагоприятными генетическими комбинациями выживать, заводить семью и оставлять потомство».