О памятниках архитектуры с любовью: почетные реставраторы — о московских шедеврах и своей профессии

@mos.ru_dkn_news_

Как максимально сохранить исторический облик памятника архитектуры? Какой материал выбрать, чтобы не нарушить задумку автора? Какая технология лучше? Что делать, если здание перестраивали? Каждый раз, приступая к реставрации, специалисты проводят целое расследование сродни детективному.

В Москве памятники архитектуры сохраняют настоящие мастера своего дела. С 2011 года они отреставрировали 1491 объект культурного наследия. Город ценит профессионалов: присвоение звания «Почетный реставратор города Москвы» уже стало традицией. Впервые звание «Почетный реставратор города Москвы» было присвоено в 2014 году, и на сегодня его удостоены 34 специалиста.

В этом году почетными реставраторами стали три человека. Елена Антонова, Александр Иванов и Александр Урбанский рассказали mos.ru о главном в своей профессии, сложностях работы, открытиях и реставрационном буме в Москве.

Елена Антонова: Главное правило реставратора — не навреди

Занимается вопросами сохранения скульптуры и архитектурного декора. Больше 40 лет работает в Государственном научно-исследовательском институте реставрации, с 1997 года заведует отделом научной реставрации монументальной скульптуры. Работала над реставрацией барельефов Виноградных ворот в музее-заповеднике «Царицыно», скульптур «Вода» и «Земля» в «Лужниках», памятников К.А. Тимирязеву и Н.В. Гоголю и других объектов.

Я по образованию химик-технолог, но искусство любила всегда. Получилось так, что мне надо было менять работу и освободилось место в лаборатории, которая занималась технологическими проблемами реставрации, разработкой методик. Это был правильный выбор: мне хотелось быть ближе к искусству.

Я хорошо помню свои первые объекты — три древних каменных изваяния в музее-заповеднике «Абрамцево». В свое время в эту усадьбу их привез Савва Мамонтов. Одна скульптура была разбита, две тоже находились в плохом состоянии. Мы отреставрировали все три. Они и сейчас экспонируются в парке.

Мой любимый объект тоже был одним из первых. Это надгробие Щербатова (генерал-майор князь Н.Г. Щербатов. — Прим. mos.ru) в Донском монастыре. Мы на нем опробовали и доработали несколько методик, которыми пользуемся до сих пор (и не только мы). Он был в аварийном состоянии, и нам удалось его спасти.

Также знаковые для меня и любимые — скульптуры Герцена и Огарева на Моховой. Когда мы начали работы в 1998–1999-м, стоял вопрос об их сносе. Скульптуры 20-х годов XX века выполнены из многослойного бетона, он расслаивался, отдельные фрагменты начали рушиться. Было очень сложно, но мы смогли их спасти.

Недавняя работа — аллегорические фигуры советского скульптора Веры Мухиной «Земля», «Вода» в «Лужниках». После неудачных работ они тоже находились в аварийном состоянии: были опасные трещины, большие утраты. Пришлось их обследовать, заново разрабатывать технологию реставрации и своими руками воплощать ее в жизнь.

Главное правило реставраторов, как и врачей, — не навреди. Каждый раз встает вопрос: где остановиться, как найти стилистику, концепцию восстановления, чтобы не было контраста с подлинником? Но одной методики для всех памятников не существует — в том и сложность нашей профессии. Например, когда группа под моим руководством реставрировала три портала Архангельского собора Московского Кремля, оказалось, что выставлять их на улице уже невозможно — порталы были в плохом состоянии, понадобилось много реставрационных вмешательств. В итоге оригинальные части демонтировали, отреставрировали и передали на хранение в Музеи Московского Кремля. А на фасады установили копии, и за основу реконструкции после долгих обсуждений была взята концепция: нужно, чтобы четко читалось различие между сохранившимися частями порталов и новыми. Причем так, чтобы даже турист видел разницу.

Как правило, из технарей (и я не имею в виду себя в данном случае) получаются хорошие реставраторы. При работе с памятниками на открытом воздухе важны методики, технологии, материалы, их совместимость и возможность применить в тех или иных условиях. И, если человек обладает только художественными навыками и не имеет опыта в технологиях, то, как правило, не удается достичь хорошего результата в реставрации уличной скульптуры.

Реставрация — дело небыстрое, и качественный результат может быть достигнут только кропотливой работой и, безусловно, с помощью предварительных исследований.

Александр Иванов: В работе самое приятное — ответственность и нужность

Художник-реставратор, более 30 лет посвятивший восстановлению живописи и позолоты на объектах культурного наследия. Принимал участие в реставрации Александровского зала Большого Кремлевского дворца, Успенского собора на территории Крутицкого подворья, станций метро «Киевская» и «Смоленская» Филевской и Арбатско-Покровской веток, «Динамо», «Сокольники» и других объектов.

У меня два высших художественных образования, одно из них — академическое, и меня в перестройку пригласили на роспись храма. Потом работал вместе с реставраторами, и потихоньку самого затянуло.

В работе над знаковыми объектами самое приятное — ответственность и нужность. Чувствуешь, что от тебя что-то зависит. Я очень горжусь, например, тем, что мне удалось сохранить Крутицкое подворье в том состоянии, в котором оно есть. Его хотели покрасить силикатной краской, и я приложил все усилия, чтобы этого не случилось. До сих пор с гордостью смотрю на свою работу (подворье часто снимают в художественных фильмах).

Одним из самых интересных объектов в моей практике был храм Всех Святых, в земле Российской просиявших, в Синодальной резиденции патриарха в Даниловском монастыре. Я даже награду патриарха за эту работу получил.

А самой сложной, наверное, была работа в метро. Сложнее, чем в Кремле, где мы позолотные работы делали — днем на лесах, при свете. В метро большой пассажиропоток, и, например, художнику, который работает под потолком, надо быть очень внимательным, чтобы на пассажира никакая баночка не упала. Есть еще и работа на путях, и это всего два — два с половиной часа ночью, когда отключают контактный рельс, и нужно успеть что-то за это время сделать.

В метро мы реставрировали роспись, лепнину, мозаичные панно, живопись, мрамор, светильники, бронзовые детали на стенах — всю красоту советского метростроя, которая стала культурным наследием мирового уровня. Были и открытия, например, на станции «Киевская» Арбатско-Покровской линии. Живопись переписывалась по несколько раз — и в 1960-е, и позже, в 1980-е. Многое было закрашено, и при реставрации обнаруживали новые фигуры и надписи на фигурах (например, обнаружилось, что в композиции «Детский сад» были не только переписаны отдельные детали, но и исчез центральный персонаж — мальчик в бирюзовой майке. — Прим. mos.ru).

В Москве сейчас реставрационный бум. Это очень хорошо и позитивно, нам удается сохранить наше культурное наследие таким, каким оно было создано.

Александр Урбанский: Я чувствую себя обязанным делать свою работу еще лучше

Архитектор-реставратор, специалист по реставрации и реконструкции архитектурного наследия. Принимал участие в реставрации фонтанов «Золотой колос», «Дружба народов», «Каменный цветок», 14 фонтанов на Главной аллее ВДНХ, храма Иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость», собора Богоявленского монастыря, ансамбля Новоспасского монастыря и других объектов.

Я пробовал себя в конструкторском деле, в науке и, когда занялся реставрацией, понял — это мое. Я получаю от этого такое удовлетворение, что даже хобби не нужно: все замкнуто на профессию.

Присвоение звания «Почетный реставратор города Москвы» было неожиданным. Это очень приятно, и я этим горжусь. Но это накладывает и большие обязанности: хочется соответствовать высокому званию. Поэтому я чувствую себя обязанным делать свою работу еще лучше.

Мой любимый объект — административное здание Бахметьевского гаража архитектора Мельникова. Это 1920–1930-е годы, советский конструктивизм. Там фасад не читался никак: торцевые поверхности вообще не соответствовали задумке архитектора. А когда восстановились все формы, иллюминаторные окна, на фасаде появились выступающие части, тогда стал понятен замысел архитектора. Это потрясающе.

Самым сложным для меня стал фонтан «Золотой колос». На момент реставрации мы имели мало информации о том, что нам предстоит сделать. Оказалось, что даже фундамент надо переливать полностью. Я уже не говорю о несущих элементах: их не было вообще. Все пришлось перепроектировать, отрабатывать технологии. Они позволят конструктиву фонтана простоять сотню лет: все до мельчайших деталей теперь выполнено из нержавеющих материалов. При этом мы сделали все, чтобы внешне фонтан выглядел так, как его задумал Топуридзе (архитектор К.Т. Топуридзе, один из авторов проекта фонтана. Также над проектом работали архитектор Г.Д. Константиновский и скульптор П.И. Добрынин. — Прим. mos.ru). Речь о золотой смальте разных оттенков, способах ее укладки, скопировали даже размеры кусочков смальты.

Это была комплексная работа, в которой задействовали большой коллектив. Помощь в плане консультаций, подбора материалов, визуализации нам оказал Департамент культурного наследия.

В ближайшее время должна начаться реставрация интереснейшего для меня объекта — здания в Коробейникове переулке. В его основе палаты XVII века, над которыми в XVIII и XIX веках  надстраивались различные помещения. В XIX веке здесь был устроен зал правления Товарищества мануфактур Ивана Бутикова. В начале ХХ века здание перестроили, использовали под фабрику-кухню, под детский сад. В 2000-е здесь была несанкционированная перестройка, снесли даже часть капитальных стен. Работы остановили в 2006-м по требованию Комитета по культурному наследию (сегодня — Департамент культурного наследия. — Прим. mos.ru). От исторического объекта остался зал правления с лепниной, парадный вход, лестница, поэтому облик восстановят таким, каким он был в XIX веке.

Когда здание не раз перестраивалось, проводится большая работа по периодизации застройки. Потом решают, по состоянию на какую дату проводить реставрацию. Это целое расследование с привлечением архивных материалов. При реставрации церковных объектов, как правило, находятся книги, где отмечено, кто и на что пожертвовал. По ним можно установить, какой был иконостас, с какими иконами, сколько у него было рядов. Данных из этих книг иногда достаточно, чтобы представить, какой был пол или потолок в храме, даже если не сохранились чертежи или фотографии.

На мой взгляд, упорная работа в Москве по сохранению культурного наследия не имеет аналогов. Когда идешь по улице и видишь отреставрированные здания, гордишься тем, что происходит в Москве. Я не знаю ни одного города, кроме Москвы, который бы так относился к своему наследию.

Я вырос на Большой Почтовой, учился в этом же районе, крестился в Елоховском соборе и очень много лет ходил мимо церкви Петра и Павла на Новой Басманной. И вдруг в один прекрасный момент я принимаю участие в реставрации этой церкви. Это была мечта, и она сбывается.

Я очень счастливый человек: так получилось, что я попадаю на реставрацию объектов, которые мне дороги. Я ими горжусь и очень хочу, чтобы моей работой гордились.

"}],"_links":{"self":{"href":"http://www.mos.ru/api/newsfeed/v4/frontend/json/ru/articles/oiv/20488090?per-page=10&page=1"},"next":{"href":"http://www.mos.ru/api/newsfeed/v4/frontend/json/ru/articles/oiv/20488090?per-page=10&page=2"},"last":{"href":"http://www.mos.ru/api/newsfeed/v4/frontend/json/ru/articles/oiv/20488090?per-page=10&page=83"}},"_meta":{"totalCount":827,"pageCount":83,"currentPage":1,"perPage":10}}