Почему высотные доминанты нужны, чтобы задавать ритм жизни города, как воссоздавать утраченные здания, если их место уже занято, и почему без искусства невозможно воспитать новое поколение петербуржцев, рассказал в интервью «Фонтанке» скульптор Павел Шевченко.
С мастером мы беседовали в мастерской, где своими глазами увидели, как рождается совершенно новый для города объект — памятник первой церкви Петербурга. Уже осенью его поставят на Троицкой площади.
— Для многих самоизоляция оказалась серьезным испытанием. Художников, скульпторов многие воспринимают как «одиночек». Так ли это и как повлияла внешняя ситуация на вашу работу?
— Не бывает художника, который работал бы сам по себе, независимо от окружающего мира. Как никто другой он должен обязательно реагировать на все, искусство — это обязательно часть пространства, космоса. И если такая трагедия мирового масштаба не найдет отражения в творчестве, то оно не будет восприниматься людьми, будет чуждым и неорганичным. Не может быть художник отдельно от общества. Стало гораздо хуже, когда нет выставок, общения, все оказались в замкнутом пространстве. Лучше слышать мнения коллег, пусть даже отрицательные, а когда ты «в коробке» — это худшее, что может быть.
— Вы сейчас работаете над памятным знаком первому храму Петербурга — Троицкой церкви. Каково это — заново создавать объект, не сохранившийся до наших дней, пусть и в миниатюре?
— Сначала ничего не получалось, я не чувствовал это здание. Конечно, проще всего было бы сделать реплику сооружения, но в ней не было бы души. А как воссоздать душу? За 300 лет церковь несколько раз горела, перестраивалась, но мне хотелось добраться до первоисточника. А от него сохранилась лишь скучная фотография чертежа, который переносили по воспоминаниям. А ведь именно эта первая церковь и раскрывает, каким был замысел Петербурга. Город — необыкновенный для всего мира, потому что Петр Первый, побывав в Голландии, перенес европейскую архитектуру на нашу землю так, что она стала совсем иной, особенной, петербуржской. Я тоже побывал в Голландии, мысленно прошел его глазами по пейзажу, увидел с пригорка черепичные крыши и был в восторге, как и Петр Первый. Поскольку он привез архитекторов сюда, чтобы они создали новый образ города, то я понял, что детали собора надо расшифровать. Их здесь не было никогда — и искать их надо в Европе. Ведь европейская архитектура проникла в Россию, стала ее частью.
Важно и то, что это была не просто церковь, а центр общественной жизни Петербурга того времени. Здесь проводили торжественный молебен по случаю победы в Полтавской битве, здесь праздновали взятие Выборга, и именно здесь в 1721 году Петр Первый получил титул императора. Эта церковь стала частью его существа, частью истории. И когда я понял задачу: не просто сделать макет, а передать саму суть эпохи — тогда все сложилось. Это как фантом сооружения, которое возникает перед глазами — и ты ощущаешь импульсы происходящего 300 лет назад.
— Памятник зданию — непривычная для Петербурга вещь. В каких случаях уместно воссоздавать утраченные здания, а когда — ставить такие знаки?
— Самое печальное, когда здание утрачено полностью, его нет. А вот в каком виде его воссоздавать — к этому надо каждый раз подходить индивидуально. Архитектура требует пространства — если оно есть, то можно воссоздавать здание целиком. Но нужны хорошие художники, скульпторы, архитекторы, нужно подбирать материалы, чтобы не возникало ощущение «новодела».
Если же место уже занято и сам объект восстановить невозможно, то тогда стоит подойти к вопросу художественно и сохранить память о нем в виде скульптуры или еще какого-то объекта.
Еще один способ воссоздать впечатления — вернуть историческую атмосферу месту. Возьмем Греческую церковь, на месте которой стоит теперь концертный зал, Знаменскую церковь на площади Восстания — они утрачены, их невозможно восстановить на прежнем месте. Но если вернуть на площадь памятник Александру III, то фантастическим образом будет ощущение, что и они вернулись на свое место. Даже частично восстановив утраченный образ площади, мы напомним о том, что была Знаменская церковь, ее хотя бы на словах будут чаще вспоминать.
— А если здание не было достроено — как колокольня Смольного собора, — нужно ли оно? Какую идею оно будет нести, кроме воплощения замыслов Растрелли?
— Я долго размышлял, нужно ли построить колокольню — еще одно «холодное», каменное здание. Но понял, что надо к этому вопросу подойти эмоционально. Когда приезжаешь в Петербург, то встречают огромные 20-этажные дома, как в фантастическом фильме, потом притихший маленький центр, и дальше снова новостройки — и уже непонятно, в Москве ты или в Таганроге, но точно не в Петербурге. И если в центре появится доминанта, которая позволит ему заявить о себе, даст противовес окраине, то это будет оправдано с точки зрения ритма города. Посмотрите на русский пейзаж: природа — это всегда чередование. Идет лог, долина, потом пригорок, на нем церковь с колокольней — доминанта, потом вновь опускается вниз — амбары, овины, поля. Если бы все «торчало» неритмично, то на это смотреть было бы невозможно. Должна быть возможность для «вдоха» и «выдоха» — все идет от природы человека и особенностей его восприятия. И если попасть в этот ритм, то все сложится правильно.
— Как сделать колокольню живым объектом, интересным в том числе для молодежи?
— Сейчас этот район достаточно закрытый и замкнутый, в зданиях по соседству находится администрация города. Чтобы это место стало интересным для молодежи, нужно проводить концерты, мероприятия, экскурсии — это колоссальная работа. Необходима работа, чтобы привлечь молодежь из районов новостроек в центр города. Если посмотреть, например, на Никольский собор, который похож стилистически на Смольный, то там доминанта притягивает людей, район активно развивается.
В новых домах возникают новые поколения, там много переехавших из других регионов, поэтому необходимо приложить усилия, чтобы они вливались в городское культурное пространство. Результат будет не сразу, потом, и он будет колоссальным, если город будет красивым.
— Тогда культурные объекты должны появляться и в новых районах?
— Безусловно, и пусть скульптуры, памятники, арт-объекты сначала будут даже не очень высокой художественной ценности, но постепенно культурный уровень будет повышаться. Люди не готовы сразу покупать серьезные художественные произведения, до этого надо дорасти. То же самое и со скульптурами в домашнем интерьере. Сначала люди украшают дом предметами, выпущенными массово, купленными в сувенирной лавке, а потом появляется потребность в чем-то более серьезном. Ко мне в мастерскую приходят люди, покупают скульптуры — уговорить невозможно, если человек не понимает, зачем ему эта вещь. Если же она произвела какое-то впечатление, сформировала образ, то он возьмет его с собой в виде скульптуры.
— У наших соседей — в Финляндии, Швеции — распространены небольшие скульптуры, малые архитектурные формы. У нас тоже это будет развиваться?
— Еще 20 назад идешь по городу где-нибудь за границей, а на дорожке стоит гранитная скульптурка — просто так, между людей. В те времена у нас это было невозможно представить: ее бы уронили, сломали, украли. Но теперь эта культура формируется и у нас. Обратите внимание, сколько раньше было разбитых остановок, сломанных скамеек — теперь этого все меньше и меньше. Нужно все это ставить, ремонтировать, воспитывать и бороться — цивилизация все равно победит. Люди привыкли не ломать и не портить. Они уже по-другому относятся к памятникам и скульптурам: даже если не разбираются в искусстве, то все равно ощущают потребность в нем.
Все взаимосвязано. Без искусства, конечно, можно обойтись, но только потом человек, его лишенный, испортит лестницу, дверь, разобьет витрину. Так что искусство формирует и личность, и общество.
— С окраинами проще, там идет создание среды фактически с нуля, а надо ли ставить новые памятники в центре города?
— Нельзя просто механически ставить их, потому что кому-то так захотелось. Поэтому сейчас обсуждается замысел, подача, проводятся конкурсы. Если это убедительно и талантливо, если памятник вписывается в контекст места и времени — почему бы и нет.
— А есть ли памятник в Петербурге, который вам больше всех нравится, к которому вы приходите чаще других?
— Мне особенно нравится то, что я не умею делать сам. Я восторгаюсь тем, как это сделано, какой дерзкий замысел воплощен. Поэтому в разное время переболел одними, другими, третьими… В разные периоды жизни открываю для себя те или иные объекты, и они становятся частью меня. И даже когда передвижение по городу было ограничено, я мысленно вспоминал работы разных мастеров, но не для того, чтобы просто посмотреть, а чтобы заново чему-то научиться.
Справка: Павел Шевченко родился в 1954 году в Пермской области. Живет и работает в Санкт-Петербурге. В 1979 году окончил Санкт-Петербургский государственный академический институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина, мастерская скульптуры профессора М.К. Аникушина. Павел Шевченко — член-корреспондент Российской академии художеств, профессор кафедры скульптуры Санкт-Петербургского государственного Академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина. Он автор таких монументальных работ, как комплекс, посвященный подвигу рабочих завода имени М.И. Калинина, памятник Рылееву, скульптура «Всадник», памятник Александру II, мемориал в память о героическом экипаже атомной подводной лодки «Комсомолец» (в составе авторского коллектива, Мурманск), памятник Альфреду Нобелю (в составе авторского коллектива), памятник поэту Михаилу Дудину и многих других. Станковые произведения мастера представлены во многих российских и зарубежных музеях, а также частных коллекциях.
Материал подготовлен в партнерстве сФондом содействия восстановлению объектов истории и культуры в Санкт-Петербурге.