Ректор Дипломатической академии МИД России Александр Яковенко, специально для Seldon.News
Общим местом экспертного анализа в области международных отношений стали, пожалуй, два ключевых тезиса. Первый – ослабление влияния международных институтов, если не всех, то их большей части, не выдерживающих испытания временем, то есть новой реальностью «мира после однополярного момента». Второй — давно назрела фундаментальная, чуть ли не ницшеанская переоценка ценностей в сфере внешней политики, причем в русле возвращения к классической дипломатии как искусству возможного, поскольку попытки США «создавать реальность» на протяжении последних 30 лет явно потерпели крах.
Оба тренда получили мощное ускорение в результате пандемии коронавируса. Так, Грэм Аллисон в номере журнала Foreign Affairs за март-апрель этого года, то есть до того, когда стали о себе заявлять комплексные последствия вируса для общества, экономики и мировой политики, призвал (в статье «Новые сферы влияния») к проведению своего рода стресс-тестирования американских союзов как составной части общего пересмотра внешнеполитической стратегии США. В качестве элементов новой реальности он указывает на такие, как рост сравнительной экономической и технологической мощи Китая. Если в 1991 году по паритету покупательной способности (ППС/PPP) китайская экономика составляла
20% от американской, то сейчас уже 120%; из 20 ведущих мировых компаний в области информационных технологий (IT) 9 являются китайскими, и Китай лидирует по целому ряду направлений практического применения искусственного интеллекта (ИИ/AI). И это лишь часть, хотя и весьма существенная, новой картины мира, с которой приходится иметь дело Америке, у которой закончился «геополитический отпуск».
После 1945 года на формулирование новой стратегии у американской элиты ушло 5 лет. Не обещает быть скорым этот болезненный процесс и сейчас. Но главный ориентир уже очевиден, как, впрочем, он был очевиден и тогда, - это необходимость взаимного учета интересов в кругу ведущих игроков, тем более что сама администрация Д.Трампа провозгласила эру «сильных суверенных и независимых государств, конкурирующих между собой».
Коронавирус не только послужил катализатором этого мыслительного и политического процесса, но и заострил его направленность в русле восстановления роли национальных государств, которых – вслед за большевиками - поспешили похоронить западные глобалисты.
Прежде всего речь идет о том, что в фокусе всех правительств должны находиться вопросы собственного развития. То есть для всех пришло время заниматься своими делами. По большому счету, это время наступило давно – в связи с окончанием холодной войны. Неслучайно уже тогда в Америке раздавались трезвые голоса в пользу того, чтобы «вернуться в себя» и заняться собственными делами, свернув военно-политические обязательства прошедшей эпохи, включая НАТО. Но, как известно, возобладали те, кто усмотрел в «однополярном моменте» некий «конец истории» и уникальную возможность раз и навсегда разрешить проблему конкуренции и соперничества держав, понятно, на американских условиях. Таким образом, 30 лет, если не считать накопленного опыта «проб и ошибок», были потеряны для выработки Вашингтоном реалистичной стратегии.
Но нет худа без добра. Коронавирус, по мнению экспертов Института Маккинзи, добавил в уравнение, подлежащее решению, «императив спасения жизней», который плохо сочетается со всей старой повесткой дня, да и самим определением национальной безопасности в категориях силовой политики.
Предметом соперничества/конкуренции вдруг стали не системы вооружений и размеры военных бюджетов, а мобилизационная готовность государств и эффективность национальных систем здравоохранения. Об этом публично объявили сами западные СМИ, когда, надо полагать, не без понукания собственных правительств, решили разобраться с «возмутительным» фактом низкой смертности от вируса в России (менее 1%), при том что в ведущих западных странах она составила 6, 7 и более процентов. В США с их долей расходов на здравоохранение в 17% ВВП (9% у Германии) число умерших от эпидемии превысило 80 тысяч человек (7% от установленного числа инфицированных).
Другими словами, все оказались перед лицом беспрецедентной дилеммы – «экономика или жизнь». То, как она будет разрешена, прежде всего в глазах собственного электората, будет зависеть как судьба самих правительств, так и глобальной конкуренции. И тут, к сожалению, не обходится без попыток западных партнеров искать виноватых на стороне, будь то Китай или Россия. Кое-кто не прочь разжечь новые конфликты, как если бы было мало уже тлеющих.
Комплексный кризис западного общества (об этом не пишет только ленивый) приобрел еще одно, без преувеличения, экзистенциальное измерение. И искушение сбросить социальные обязательства и при этом отвлечь внимание «внешними вызовами» будет нарастать. Наиболее ярко это проявляется в поведении США, решивших пойти по пути безответственной монетарной политики (прирост денежной массы на 15% за два месяца!), что в силу международного статуса доллара грозит обвалом всей глобальной валютно-финансовой архитектуры, то есть расплачиваться придется всем, и «замутить воду» глобальной политики требованием о расследовании в отношении Китая.
Разумеется, абсурдная инициатива Вашингтона не пройдет (ее поддержат разве что ближайшие союзники, не дорожащие своей репутацией). Но данная ситуация высвечивает непреходящее значение той части международных институтов, которые составляют систему ООН. Китай – постоянный член Совета Безопасности Всемирной организации. Похоже, что и США ценят этот свой статус в ООН. Так что придется следовать правилам, которые действуют с 1945 года и которые обеспечивали мир на планете даже в сложные годы холодной войны, и договариваться на рациональной основе. Придется и смириться с существованием ВОЗ, без которой невозможна координация международных усилий в борьбе с пандемией.
Пандемия сказалась на дипломатической практике как таковой. Это не значит, что она будет мегафонной и потому ни к чему не обязывающей, как кому-то хотелось бы. Сергей Лавров справедливо отмечал на днях, что видеоконференции не заменят живого, личного контакта, реальных переговоров по главным вопросам мировой политике. И в этом залог устойчивости не только дипломатии как основного метода ведения дел в отношениях между государствами, но и той системы международных институтов, которую принято называть послевоенным миропорядком и которая не имеет ничего общего с такими вокабулярными новациями последних лет, как «либеральный порядок» или «порядок, основанный на правилах».