Актриса Дакота Джонсон решила пустить корни. Модернистский особняк середины ХХ века оказался для этого самой подходящей почвой.
“Это вход”, — торжественно объявляет Дакота Джонсон, стоя на пороге своего дома в Лос-Анджелесе. — И это вход, — продолжает она, открывая еще одну, точно такую же дверь, расположенную рядом. — И это тоже!” На поверку вся внешняя стена ее гостиной представляет собой череду огромных входных дверей — и это лишь одна из особенностей дома, построенного в середине ХХ века и прячущегося среди деревьев на тихой лос-анджелесской улочке. Другая стена этой же комнаты состоит из трех огромных, от пола до потолка, окон, которые открываются, подобно гаражным воротам, в сторону бассейна. “Это как домик на дереве. На лодке”, — говорит хозяйка.
Дом, построенный по проекту архитектора Карла Мастона, Джонсон купила четыре года назад — это был всего лишь второй объект, продемонстрированный ей риелтором в тот единственный день, который актриса посвятила осмотру недвижимости в Лос-Анджелесе. “Мне сразу понравилось, что он простой и уютный, — говорит она. — Я бы такой никогда не продала”. Ей также импонировала история дома. “Мастон дружил с Лотнером и Нойтрой, и они все вместе ходили в Musso & Frank (старейший из существующих ресторанов Лос-Анджелеса. — Прим. AD), где работала официантка, в которую все трое были влюблены. В конце концов Карл на ней женился, и они жили в этом доме”. (После архитектора домом владел сценарист, продюсер и режиссер Райан Мерфи).
У самой Джонсон тоже интересное происхождение. Ее мать Мелани Гриффит — дочь любимицы Хичкока Типпи Хедрен. Отец — актер Дон Джонсон, который женился на ее матери дважды (в 1976 и 1989 году), а когда Дакоте было шесть, ее отчимом стал Антонио Бандерас (с ним Гриффит разошлась в 2015 году). Будущая актриса появилась на свет в Остине, где в тот момент отец работал над очередным фильмом, и провела детство на съемочной площадке. После развода родителей она постоянно ездила от отца к матери и обратно. Джонсон припоминает, как в 1996 году Бандерас, снимавшийся в то время в “Эвите” в Будапеште, передал через нее корзинку с пасхальным презентом для Мадонны.
Актриса говорит, что в детстве ей нравилась эта цыганская жизнь. Да и сейчас, будучи востребованной актрисой, не сидит на месте. (К тому же сейчас у нее роман с фронтменом Coldplay Крисом Мартином, который тоже не понаслышке знает, каково это — быть в постоянных разъездах.) Тем не менее, получив гонорары за трилогию “Пятьдесят оттенков серого”, актриса, по ее собственному признанию, решила пустить корни. “Я подумала, что важно иметь какую-то основу, — говорит она. — Также немаловажно, что твои вещи находятся в одном месте, а не разбросаны по десяти разным”. А вещей у Джонсон немало, особенно если учесть, что ей всего тридцать. “Ну да, я пожила на свете”, — пожимает она плечами.
На полке в домашнем кабинете находятся подтверждающие это реликвии: рассадочная карточка, на которой Патти Смит написала ей свой телефон; фотография с писателем Хантером С. Томпсоном, водившим близкую дружбу с ее отцом; записка от Хедрен со словами “Люблю, Мормор”, что по-шведски означает “бабушка”; совместный портрет с Заком Готтзагеном, с которым они вместе снимались в прошлогоднем фильме “Арахисовый сокол”. Самый сюрный сувенир в этой коллекции — фотография 2015 года с программы в честь сорокалетия Saturday Night Live, где Дакота позирует в окружении Тейлор Свифт, Дерека Джитера, Сары Пэйлин, Стивена Спилберга, Джорджа Лукаса и 50 Cent. “Это самое безумное фото всех времен и народов”, — говорит Джонсон, и тут с ней не поспоришь.
В других комнатах тоже немало любопытного. Например, в столовой висит работа ее друга, художника и режиссера, Хармони Корина, чьи фильмы отличаются изрядной мрачностью. Джонсон говорит, что ее тронули изображенные на картине фигуры: “Это страшные существа, но им тоже нужна любовь”. Картину Дэвида Хокни в спальне актриса получила в подарок от матери, в гостиной хранится коллекция виниловых пластинок; хозяйка застенчиво сообщает, что недавно расставила их в алфавитном порядке.
В обустройстве дома помогала компания Pierce & Ward, офисы которой сейчас находятся не только в Лос-Анджелесе, но и в Нэшвилле, где одно время жила и Джонсон. С Луизой Пирс и Эмили Уорд она познакомилась именно там, задолго до того, как они открыли свою архитектурную практику. “Работать с Дакотой было одно удовольствие — она хорошо знает, чего хочет, — говорит Уорд. — Мы сделали мудборды и взялись за выбор тканей. И за вино”. Впрочем, кое-какой ремонт дому все же потребовался. “Полы на втором этаже были сделаны из пробки. Когда-то они выглядели круто, но нам достались в неоперабельном состоянии”, — рассказывает архитектор. Так что в спальне и гардеробной пробку заменили на дерево, а в ванной сделали наливной пол из бетона, как и на первом этаже.
Предыдущий хозяин установил в ванной писсуар, и Джонсон воспользовалась этим как предлогом, чтобы полностью переделать всю комнату. Ей хотелось, чтобы шкафчики были непременно выкрашены в нечто среднее между цветом верблюжьей шерсти и оттенком пыльной розы. А когда у Pierce & Ward возникли проблемы с выбором краски, предоставила им в качестве образца любимый свитер The Row. Она также заказала большую ванну и пару отдельно стоящих раковин. “Свечи, книга и ванна с солью — все это в моем распоряжении каждый вечер, — говорит актриса. — И я считаю, что раздельные раковины — залог здоровых отношений”.
Дакота Джонсон утверждает, что ее привязанность к дому только набирает силу. Когда она на съемках или гостит в Малибу в доме Мартина, то постоянно вспоминает свой “домик на дереве”. “С моей работой и тем, с какой скоростью меняется мое расписание, важно иметь свое собственное место. Я могу пришвартоваться где угодно, но этот дом — мой якорь”.