В нашем недавнем материале мы познакомили читателей «Тамбовской жизни» с Михаилом Викторовичем Никольским — профессором и научным руководителем кафедры дизайна и декоративно-прикладного искусства ТГУ им. Г. Р. Державина, директором детской художественной школы № 2 им. Поленова. В прошлом материале Михаил Викторович рассказал нам о собственной уникальной коллекции колокольчиков, попутно проведя небольшую экскурсию, чтобы наглядно показать ее.
Однако не только колокольчики и христианская символика, изображенная на них, стали насущной темой интервью с Михаилом Викторовичем. Его еще одним уникальным в пределах Тамбовского региона увлечением можно по праву считать иконопись. Об этом и не только – вторая часть интервью, данного Михаилом Никольским «Тамбовской жизни».
— Михаил Викторович, вы являетесь профессиональным иконописцем?
Да. Я занялся иконописью еще в советские времена, когда писать иконы было нельзя. Вплоть до 1993 года действовал такой запрет, поскольку иконопись считалась религиозной пропагандой. Я пишу уставом – той техникой, которая использовалась иконописцами еще до XVII века.
— Некоторые считают, что настоящие иконы были созданы еще до XVII века. Согласны ли вы с этим утверждением?
Да, определенно согласен. Потом язык икон стал светским. Происходила повсеместная секуляризация, и настоящие иконы были забыты.
— Расскажите, пожалуйста, нашим читателям о технологии, с помощью которой вы пишете иконы. Краски, с которыми вы работаете, натурального происхождения?
Конечно. Вначале я использую роскрышь (примечание «ТЖ»: прием иконописи и палехской живописи — равномерное первоначальное распределение художником красок по плоскости изделия) с использованием сухих пигментов. В детской художественной школе № 2 им. Поленова я являюсь директором и возглавляю отделение иконописи и церковно-прикладного искусства. Там мы создаем тамбовское иконописное направление: в частности, мы отказались от синей краски. Вместо нее используем малахиты – для этого растираем их, превращая в порошок. У ювелиров это называется цвет черты́ – цвет камня один, а цвет стертого камня уже немного другой. Также используем в своей технике желток куриного яйца.
— Должно быть, вы где-то обучались этой технологии?
Самой технологии я обучался на художественно-графическом факультете Липецкого педагогического университета. Выбрал именно Липецк, потому что там были преподаватели с кафедры Палеха. Эту кафедру они сохранили. (Примечание «ТЖ»: знаменитый промысел Палеха базируется на традициях древнего искусства иконописи, наследие которого передавалось из поколения в поколение с середины XVIII века).
— Михаил Викторович, скажите, русское направление в иконе основывается на византийском?
Русское направление скорее переработанное. При древнерусском князе Андрее Боголюбском на Русь были приглашены лучшие художники. В те времена и появилась настоящая русская иконопись. Те художники поняли, что нужно писать иконы для русских. Так и произошло знакомство с античной живописью, поскольку в тот период появились античные элементы в иконе. Поэтому в те времени уровень иконописи был хорошим, но при Петре I она начала приходить в упадок, поскольку в это время появились далеко не лучшие мастера.
— Чем принципиально отличается древняя русская иконопись от исконной византийской?
Лучше всего представить это на примере Андрея Рублева – русского иконописца, жившего в XIV-XV веках. Он писал более тонкие линии и наносил прозрачные краски, создавая «эффект парения» и световой эффект, – его икона Святой Троицы кажется будто подсвеченной. Если византийские линии были жирные и плотные, то Рублев наносил до сорока слоев красок, делая фигуры на иконах более «истонченными». Так в русской иконописи впервые появился особый колорит и как следствие – символика цвета и света. Рублевская композиция является уникальной. Но даже в ней остались византийские клише. Кстати, греки признают, что по сей день русская иконопись – лучшая в мире.
— Касательно колорита, как вы считаете, именно создание света – главное в работе иконописца?
Да, светоносность. В своей монографии я настаиваю, что свет и цвет в иконе – две разные вещи. Да, цвет выражает свет, и тем не менее.
— Существуют ли сегодня иконописные школы?
Школ, как таковых, нет. Есть иконописные центры – в Суздале, Дубне, Троице-Сергиевой Лавре, Белгороде, при Курской духовной семинарии. Не говоря уже о поселке Палех, который является старинным центром русской иконописи. Там живут около пятисот художников, многие из них – члены Союза художников.
Также существуют иконописные направления. Например, оптинское иконописное направление, еще объединение иконописцев Андрея Анисимова. В основном, существует следующая специфика: есть один мастер – и вокруг него формируется направление. Например, Андрей Давыдов – единственный, кто пишет холодной инкаустикой. То есть он работает по подобию мастеров, писавших в ранний и средний византийские периоды.
— Существует ли сейчас ренессанс в иконописи?
Думаю, да. Мы недавно видели мощную выставку ведущих иконописцев, она по стране поездила. Но то была экспериментальная иконопись, в ней очень явственно был слышен автор. Искусствоведы всегда иконописцам пеняют: вы не создали иконы XXI века. Но все дело в том, что для иконописца, в отличие от живописца, не существует задачи выразить себя через свою работу. В иконописи не может быть развития, в ней может быть только совершенствование. Ведь, по сути, зачем нужна икона? Она помогает человеку соединиться с Богом. Если она этого не делает, не нужна такая икона. Конечно, существует понятие духовного искусства. Например, у своих учеников я с закрытыми глазами и на ощупь могу определить, кто написал ту или иную икону. Но, тем не менее, авторское самовыражение для иконописца абсолютно вторично.
— На ваш взгляд, есть ли сейчас какие-то сильные иконописцы? Ведущие? Например, по уставному письму?
— Конечно. К примеру, знаменитый Александр Соколов – это был любимый иконописец митрополита Кирилла. Номер один – это архимандрит Зинон, сейчас он работает в Вене. Иконописец Солдатов очень интересно пишет. В целом, порядка двадцати солидных имен.
— Вы не занимаетесь коллекционированием икон, верно?
Нет, не занимаюсь. По принципиальным соображениям. Я очень люблю иконы, посещаю выставки. Видел многое; еще не побывал, разве что, в Англии и Эфиопии. У меня даже исследований в области иконоведения больше, чем творчества. Но увлечься этой страстью коллекционера… Я лучше остановлюсь на колокольчиках (смеется).
— Вы не знаете, занимается ли кто-то в Тамбове коллекционированием икон?
Современные иконы – нет, не коллекционируют. Хотя существует такое явление, как современные иконы. В основном, иконы пишут и заказывают. Порядка сорока коллекций есть, но их не афишируют.
— Какие самые древние иконы побывали у вас в руках?
XVII век. Они еще существуют, к слову. Принадлежат, в основном, храмам.
— Вы занимаетесь реставрацией?
— Существует два вида реставрации – первая православная, а вторая музейная. Я занимаюсь только православной. К примеру, если лика на иконе нет, музейный реставратор просто затонирует его. Я не могу себе этого позволить. Или текста нет – я его обязательно восстановлю. Потому что иконы обязательно должны быть с текстом. Такие вещи сохраняются.
Печально, что нет поддержки в восстановлении икон. Например, фонд мистера Бьянка во Флоренции в год реставрирует две картины в подарок городу. У нас такого, к сожалению, нет. Так что, к этому должны подключаться уже независимые спонсоры, просто из любви к искусству.
Материал подготовила Ксения Дьякова,
студентка ТГУ им. Державина