В этом сезоне я последний раз сходил в театр 14 марта. С того времени туда — ни ногой. Такой возможностью активно пользовались зрители (и неудивительно, что последнее время залы были почти пусты). Но не актеры, которые рисковали здоровьем и, как оказалось, собственной жизнью. Хочется ошибиться, но для наших чиновников, видимо, только смерть является аргументом. Да и то не всегда.
Денис МартиновичРедактор отдела «Кругозор», театральный критик, кандидат исторических наук
Иногда сильнее всего убеждает собственный пример. 14 марта в Оперном показывали премьерную постановку для детей «Кошкин дом». Дебют молодого режиссера Дарьи Пататурко, работа прекрасной художницы Катерины Шиманович, наконец, что самое важное, дети, которых хотелось приобщить к искусству. Все эти обстоятельства перевесили боязнь и тревогу, тогда еще легкую, и наша семья отправилась в театр.
Еще все белорусы были живы, число наших соотечественников с выявленным коронавирусом составляло всего 27 человек, а Минздрав еще не боялся публиковать статистику. Но в воздухе уже чувствовалась напряженность. На премьерном показе людей было минимум: в зале зияли проплешины, а зрителей в общей сложности даже не набиралось, чтобы заполнить партер.
После спектакля наша семья уже одевалась в гардеробе, когда мы увидели знакомого театрального критика, сотрудницу Академии наук. Жена хотела окликнуть ее, но не успела: девушка пролетела мимо. А на следующий день мы прочитали в соцсетях ее статус: она в больнице, контакт второго уровня. Позже оказалось, что анализы у нашей знакомой в норме. Но на тот момент острых ощущений хватило. После этого решили не рисковать и с того времени не появлялись в зрительном зале. Но у актеров такой возможности не было.
19 марта на TUT.BY вышел текст о том, с какими проблемами столкнулись белорусские театры из-за коронавируса. О резком уменьшении числа зрителей нам говорили во всех без исключения коллективах. Как и о том, что театрам никто так и не отменил показатели по посещаемости, а от их выполнения зависит дальнейшее финансирование. Знаю, что сразу в некоторых коллективах этот текст распечатывали на бумаге и заносили руководству — с намеком, что пора нажать на паузу. Но отмашки сверху не было, а без нее директора ничего не могли сделать. В результате все государственные театры продолжали работать.
За день до этого, 18 марта, в витебском Коласовском театре состоялась сдача спектакля «Восеньскі rock’n’roll». На нем присутствовали члены худсовета, в том числе — актер Виктор Дашкевич.
— И здесь с Виктором Николаевичем многие контактировали, у нас все и всегда здоровались за руку, — говорил его коллега Максим Царев.
24 марта Дашкевич поступил в больницу. Затем ему стало хуже, его перевели в областной клинический специализированный центр. 26-го у него нашли коронавирус. Белорусские СМИ об этом еще не знали, государственные театры продолжали работать. Разве что минский Театр кукол 27 марта отменил детские спектакли, но оставил в афише взрослые, да Горьковский еще раньше убрал из афиши несколько постановок.
30 марта журналисты сообщили, что у Дашкевича обнаружен коронавирус. Утром этого же дня об отмене некоторых спектаклей сообщили ТЮЗ, Музыкальный и разумеется Коласовский. По моей информации, Мингорисполком наконец разослал в эти коллективы долгожданную бумагу, согласно которой театрам «рекомендуют ограничить проведение массовых мероприятий». Обратите внимание на демократичное слово «рекомендуем». Никакого нажима, все добровольно и без постороннего принуждения.
Разумеется, мне скажут, что это теория заговора, случайное совпадение и состояние Дашкевича никак не связано с отменой показов. Но тогда зачем было ждать столько времени? Почему театры отменили свои спектакли не 26-го, когда у актера нашли коронавирус, а 30-го? Неужели именно за эти дни число зрителей уменьшилось так резко?
31 марта некоторые спектакли отменил РТБД, а также Молодежный театр, 1 апреля — Купаловский. Но «Молодежка» пошла на этот шаг лишь после того, как стало известно о смерти актера Гарика Вепшковского. Родные утверждают, что у него были проблемы с давлением, с сердцем, что его смерть никак не связана с коронавирусом. Но получается, что пока все живы, коллектив работал по-прежнему.
Вам это ничего не напоминает? Лично мне — трагическую историю, случившуюся в 2012-м. Тогда в Минске владелец Porsche Cayenne наехал на ребенка, который в темноте внезапно выбежал из-за другой машины. События происходили на пришкольной территории. Парковаться там было запрещено, но родителей это не останавливало.
Итог известен: водитель отправился в колонию, а у государства сразу же нашлись деньги — вокруг всех минских школ появились ограды (в других городах, например, в Солигорске, они были и раньше). Раньше, надо понимать, такой возможности не было. Получается, несчастный мальчик ценой своей жизни спас других детей, которые могли попасть в такую же ситуацию. Вот только легче ли от этого его родителям, которым жить с этой утратой всю жизнь. Как и водителю, ставшему жертвой ужасного стечения обстоятельств (что не отменяет его вины).
Но вернемся к театрам. Казалось бы, они спасены — пусть и такой ужасной ценой. Но на момент публикации текста в столице по-прежнему работает Оперный. Театры не ушли на карантин — они лишь перенесли спектакли, которые должны были состояться в первую или вторую неделю месяца (лишь Новый драматический набрался смелости и отменил все апрельские показы). А значит, актеры получат еще более копеечную зарплату, ведь сборов нет, премий — тоже, а экономические показатели никто не отменял.
Впрочем, события, случившиеся в белорусских театрах, напоминают мне не только о трагедии 2012 года. Но еще и о 1986-м, когда в Беларуси случился Чернобыль. Я не был их очевидцем: сам родился в этом году, но изучал их как историк.
Напомню: авария произошла 26 апреля. Уже 29-го директор Института ядерной энергетики Василий Нестеренко предложил ограничить продажу продуктов на улице, открытых рынках, ввести ограничение на участие детей в первомайской демонстрации. То есть речь шла о минимальных мерах. Что ему ответил руководитель БССР Николай Слюньков?
— Не надо устраивать паники. Мне сообщили об аварии на ЧАЭС. Но пламя погасили, там идут восстановительные работы.
Премьер-министр Михаил Ковалев требовал, чтобы Нестеренко убрал из города своих дозиметристов. Аргумент? Чтобы они «не распространяли паники».
— Об аварии на ЧАЭС рассказало иностранное радио, в том числе и польское. Оно сообщило о радиоактивных выбросах, а людям рекомендовали покупать в аптеках йодистые препараты, — вспоминал поэт Геннадий Буравкин, тогдашний председатель Гостелерадио БССР.
В конце концов он сумел поговорить со вторым секретарем ЦК КПБ Геннадием Бартошевичем. «Люди звонят, что им отвечать?» — спросил Буравкин. «А ничего не отвечать! Не лезь, куда тебя не просят. Нам не нужна паника!» — ответил Бартошевич. «Тогда самое главное было, и нам это долбили, как дятлы: «Только бы не было паники!» — вспоминает о событиях тех дней Буравкин.
И только когда счет зараженных пошел на сотни и тысячи и когда — что самое главное! — об этом заговорило начальство в Москве, местные власти стали действовать. Вам это ничего не напоминает?
Казалось бы, история ничему нас не учит. Но на самом деле она учит тому, что каждый должен отвечать за свои поступки. И еще о том, что важные и нужные дела нужно доводить до конца. 30 лет назад, в 1990-м, в белорусском парламенте была создана комиссия. Она должна была выяснить, как белорусские чиновники действовали после аварии на Чернобыльской АЭС. Выступая с итоговым докладом, председатель этой комиссии Григорий Вечерский заявил, что деятельность чиновников по ликвидации последствий аварии во многих случаях являлась «безответственной и преступной». Но наказания никто из чиновников так и не понес.
Беларусь не выучила чернобыльский урок, не сдала экзамен и отправилась на пересдачу, которая затянулась на тридцать лет. Вот только за все это время вечные студенты так и не решились к ней подготовиться. А значит, обречены сдавать этот урок снова и снова.
Что хочется сказать в завершение? Светлая память актеру Виктору Дашкевичу! Сил и здоровья его коллегам!
И, господа чиновники, закройте наконец-то театры. Боюсь подумать, какой еще нужен аргумент, чтобы на культурных площадках наконец-то ввели карантин.