Ректор Дипломатической академии МИД России Александр Яковенко, специально для Seldon.News
Последние недели отмечены ростом осознания властями западных стран, включая США, масштабов пандемии и ее возможных долговременных последствий для общества и международных отношений. В фокусе оказался непростой столь же политический, сколь и нравственный выбор между интересами стабилизации экономики и спасением жизней. Последнее требует принять радикальные меры и задействовать огромные ресурсы уже сейчас, не задумываясь об экономической цене такой экзистенциальной и чуть ли не фатальной (по Жану Бодрийяру) стратегии. Тут, похоже, действует та максима, согласно которой предотвращение катастрофы сопоставимо с самой катастрофой по принимаемым мерам. Но есть и очевидные плюсы у этой стратегии управления катастрофой "в замедленном режиме". Это, прежде всего, большая предсказуемость и создание практик и логики реагирования на подобные явления, которые явно приходят на смену катастрофам мировых войн прошлого века.
Но выбор далеко не прост для стран, элиты которых последние 30 лет пребывали в эйфории "конца истории" и в плену догмы "либерального порядка" внутри государств и в международных отношениях. Испытание на прочность и апробацию общественного мнения проходит либерализм, прежде всего как упование на рынок как главный регулирующий фактор общественного развития. Отсюда один шаг до фатализма с налетом мальтузианства и евгеники, если не откровенного социального дарвинизма. К слову, премьер-министру Борису Джонсону в Великобритании пришлось быстро отказаться от курса на то, чтобы страна переболела вирусом, выработав к нему иммунитет, пусть даже ценой "потери многих наших близких" (под ними понимались престарелые — лица, которым за семьдесят). На грани такого же политического разворота оказался президент США Дональд Трамп, допустивший как "хороший вариант" смерть 200 тысяч американцев на фоне прогнозов о 2,2 млн. жертв.
Нарастание масштабов пандемии заставляет задуматься о том, что при любом исходе мир и общество уже будут другими и не смогут вернуться в прежнее состояние. Это еще более жестко ставит правительства перед указанной дилеммой, которая, в свою очередь, мутирует в направлении размывания границы между гуманитарным и сугубо экономическим.
Принятые в Лондоне, Вашингтоне и Брюсселе решения по возобновлению "количественного смягчения" требуют дополнительных чрезвычайных мер поддержки не только бизнеса, но и населения, причем уже безотносительно реальной кредитоспособности властей. Так, в США, где в последнюю неделю марта за пособием по безработице обратились 3,2 млн человек, принят пакет мер поддержки общей стоимостью в 2,2 трлн долларов, включая единовременные выплаты семьям с низкими доходами (так называемое "разбрасывание денег с вертолета"). Проблема коллективизации долговых обязательств особенно остро встала перед Евросоюзом, где страны северной Европы по-прежнему не готовы нести бремя "европейской солидарности" — даже перед лицом подлинной человеческой трагедии в Италии и Испании.
Вопрос, однако, выходит за узкие рамки будущего наднациональной Европы или глобализации, а также того, чем прикрыть или как подать неизбежную глобальную рецессию. Речь уже о том, насколько адекватна и выживаема сама система координат англосаксонского капитализма, столкнувшегося — после глобального финансового кризиса 2008 года и в рамках его нынешней "второй волны" (ее давно предсказывали экономисты) — с самым что ни на есть моментом истины.
Под угрозой то, что с некоторых пор принято называть социальной сплоченностью, то есть то, без чего не может существовать любое общество, причем не то чтобы устойчиво, а в принципе, вообще. Власть, которая этого не поймет, окажется равной самой себе — без всякой "добавочной стоимости" для общества — и потому будет обречена. Наверное, в этом смысл нынешнего глобального соревнования, своего рода "гонки против коронавируса". Некоторые склонны все сводить, как всегда, к проблеме "либерализм против авторитаризма", видя в качестве ведущих протагонистов разворачивающейся драмы Америку и Китай. Надо полагать, Трамп не случайно переговорил с Си Цзиньпином относительно китайского опыта борьбы с распространением пандемии. Во весь рост встают вопросы общественного бытия, даже если поначалу все думали о том, кто будет иметь конкурентные преимущества по итогам коронавируса. Это еще может иметь значение, как, впрочем, и то, кто сможет более эффективно наладить экономическую жизнь в новых условиях, решив проблему устойчивого внутреннего спроса. Свою роль, наверное, сыграют и такие факторы, как доминирование в глобальной валютно-финансовой системе и многие другие, отсылающие нас к прежней системе координат.
Ближайшее будущее покажет, что есть что в мире, который радикально трансформируется на наших глазах. Но уже можно сделать вывод о том, что Россия, не обремененная необходимостью разыгрывания политических мизансцен внутри страны, оказалась на правильном пути, в своем реагировании "в гонке со временем" не проводя различия между экономическим и социальным. Похоже, что власть — разумеется, пользуясь преимуществом выигрыша во времени и наличия опыта других игроков — действует достаточно решительно и комплексно, апеллируя к гражданским чувствам и ответственности собственных граждан. Пусть даже именно страх доводит эту ответственность до сознания многих граждан. Наличие общей опасности и вызванной ею взаимозависимости находятся в ладу с действиями правительства и мерами муниципальных властей. В новой реальности мы можем столкнуться с "новой нормальностью" социально-экономической политики, которая будет преодолевать догмы и рыночные ограничители традиционного капитализма не только в интересах экологического выживания на нашей планете, но и выживания общества и государства как таковых. В этом может заключаться высший смысл нынешнего трагического опыта человечества. Тогда может случиться так, что куда более значимой столетней годовщиной этого века было не начало Первой мировой войны, а Великая депрессия 1929 года, запустившая первую трансформацию капитализма и затем множественные конвергенционные моменты по линии Запад-Россия.