Как проходит перевод школ на госязык, повлияла ли реформа на успеваемость учеников, приспособились ли учителя, помогают ли изменения освоить латышский ― обо всем этом можно будет судить не раньше, чем после первого семестра. Но уже сейчас отчетливо вырисовываются проблемы и слабые места. Портал DELFI поговорил с директорами школ нацменьшинств спустя два месяца после начала языковой реформы. Серия статьей "Трудности перевода" посвящена реформе образования в школах нацменьшинств Латвии. Мы пишем о том, готовы ли школы к обучению на латышском; хватает ли учителей (спойлер: нет); не пострадает ли качество знаний от обучения не на родном языке; начался ли массовый исход из "русских" школ в "латышские" и как чувствуют себя школьники, которые на это пошли, а также о том, каковы первые впечатления от хода реформы. Кроме того, у нас есть подробные интервью с директорами русских школ. Перед осенними каникулами школьники писали диагностирующие работы. Это была проверка знаний, полученных в прошлом году. Пока резких изменений нет: кто учился хорошо — тот и учится хорошо, кто относился к учебе спустя рукава ― остался при своем. Труднее всего — первоклассникам, которые пришли в школы из русскоязычных детсадов. Многие дети и родители отмечают, что учиться стало сложней. Знаний латышского языка не хватает для углубленного понимания предметов. Учебники написаны таким языком, что понять их едва могут взрослые. Бывают случаи, когда педагоги не желают по второму разу объяснять материал, говорят: живешь в Латвии ― должен знать государственный язык. Но немало и ситуаций, когда учителя сами рады перейти на русский, да нельзя. Глава Департамента образования, культуры и спорта Рижской Думы Иварс Баламовскис отметил "много позитивных тенденций". По его словам, еще в прошлом году некоторые школы нацменьшинств, осознав намечающуюся тенденцию, стали комплектовать у себя первые классы с латышским языком обучения. "Это очень ответственный шаг, ― считает Баламовскис. ― Тут есть два положительных момента: школа готовится к переменам и при этом делает шаг к тому, чтобы сохранить своих учеников". В качестве положительных примеров он назвал двухпоточную Рижскую среднюю школу имени Сергея Жолтока и Рижскую классическую гимназию. Также он оценил "огромный шаг в этом направлении", сделанный Рижской 34-й средней школой. Директор 54-й средней школы Галина Гусакова подтвердила, что в программах 1-6 классов больших изменений делать не пришлось: "У нас уже была модель, при которой все предметы преподавались билингвально, использовались все учебники на латышском, содержание проверочных работ давали на латышском, а все учителя прошли всевозможные курсы". Но если отдельному ученику что-то непонятно, учитель объясняет и дублирует на русском, рассказала директор: "Пока это так! Нам важен результат, знание предмета". Серьезных поводов для беспокойся пока не наблюдает и директор Рижской 74-й средней школы Ирина Фролова. К тому же, в декабре Центр содержания образования обещал провести курсы по преподаванию предметов на латышском языке ― до этого времени прорваться туда не было возможности. Результаты "стандартной диагностики" не расстроили и директора Рижской 80-й средней школы Анну Владову: "Хуже ситуация не стала: мы остались в рамках того, где мы были. В рамках приличного". Администрация этой школы предвидела ситуацию, поэтому менять пришлось не так уж много ― в начальной школе половина уроков на госязыке велась уже давно. "Но я не хочу использовать фразу: "Ничего страшного", поскольку страшное-то есть, ― говорит Анна Владова. ― Я всегда задавала один и тот же вопрос всем министрам образования: "Зачем вы это делаете?" Потому что в наших школах и так все хорошо происходит. Вместо того, чтобы улучшить качество образования и подумать, где взять учителей и как их готовить, вы занимаетесь какими-то необъяснимым посылом, что завтра все будет по-другому. Билингвальность никто не отменял… Понятно, что если 7-9 классах ребенок должен будет сдавать экзамены на латышском языке, то мы и будем его к этому готовить. Естественно, вся терминология и предметы частично преподавались на латышском языке в очень многих школах. Если, допустим, у нас 5 часов математики, то 3 из них были на латышском, а 2 — на русском". По ее мнению, "сейчас основной вопрос для нас ― не сохранение родного языка, оно у нас присутствует, а готовность учителей к реформе содержания образования, которая начнется в начальной школе уже в 2020 году". Иварс Баламовскис не отрицает: трудней всего ― первоклашкам, которые перед школой посещали детсады, где фактически не было латышского языка, а тут — половина предметов сразу на латышском. Он обещает, что в ближайшее время ситуация изменится ― дошкольное образование постепенно перейдет на госязык. Правда, желание есть — возможностей нет: "Нехватка кадров огромная!", ― признает он. Учитель латышского 54-й средней школы отметила, что языковые знания перколассников зачастую поверхностны. Многие не владеют такими элементарными понятиями, как времена года. В этой школе стараются вводить практику бинарных уроков: основной предмет преподаватель ведет вместе с учителем латышского языка, который не переводит, а оказывает языковую помощь отдельным ученикам. Это удобно, но сразу встает вопрос оплаты труда второго учителя или дополнительных консультаций. Модель "деньги следуют за учеником" такой возможности не дает ― нужна помощь департамента образования. "Труднее всего приходится начальной школе, когда дети только приходят из русского садика, ― подтверждает Ирина Фролова. ― Следующий шок — пятый класс, когда ученики переходят в основную школу и начинаются серьезные предметы на латышском языке. Постепенно большинство втягивается, но что будет со слабыми, пока трудно представить". По наблюдениям директора Рижской 34-й средней школы Натальи Рогалевой, современные первоклассники в целом более инфантильны — они адаптируются дольше, чем те, кто учился 10-15 лет назад: им хочется играть, а понятия границ и слова "нет" для них не существует. "Когда такой ребенок попадает в среду, где его пытаются ограничить школьными рамками, да еще и разговаривают с ним на непонятном языке, это вызывает определенное отторжение и недовольство ― его дальнейшее поведение может быть совершенно непрогнозируемым". Рогалева заметила, что некоторые дети впадают в депрессию и угнетенное состояние: "Они не хотят ходить в школу, плачут дома. Есть дети, которые начинают вести себя агрессивно, привлекая внимание учителя и одноклассников. Когда такие дети оказываются в школьном коллективе, все недополучают нормального образования, потому что учитель волей-неволей должен работать с ними отдельно и посвятить им часть урока, которую, может быть, надо было бы использовать для организации учебного процесса". "Мы приложили много усилий, чтобы дети знали латышский язык лучше — не только на уроках по языку, но и в рамках изучения разных предметов, ― рассказывает Наталья Рогалева. ― В 2018 году результаты 34-й школы на госэкзамене по латышскому языку стали вторыми среди всех школ нацменьшинств Латвии. Скажу больше: наши дети сдали латышский язык даже лучше, чем многие ученики в латышских школах". Наталья Рогалева удивлена различиями новых стандартов: программа и учебный план для латышских школ, как ни странно, даже более благоприятен и для русского ребенка, чем программа и учебный план для нацменьшинств. "Латышская программа не предусматривает никаких ограничений в использовании какого-либо языка. Там сказано, что все должно быть на латышском, или на латышском может быть не менее 50%. А из программы для школ нацменьшинств пропала литература — для нее не хватило места. Раньше у нас было три часа русского языка и два часа литературы — всего пять часов в неделю на родной язык. Литература начиналась в 4-м классе. На нее давался час, и потом до конца 9-го класса ― по два часа в неделю. Сейчас литература есть только в латышской программе ― там эти два часа остались. А в школах нацменьшинств литература теперь прикреплена к предмету "русский язык и литература". Это интегрированный предмет, на который дается всего три часа в неделю. Зато теперь есть три часа обязательного спорта. И отдельно прописано, что сокращать количество часов по спорту нельзя. Если следовать учебному плану нацменьшинств в рамках языковой реформы, то в среднем получается 1,5 часа в неделю на первый иностранный язык и час на второй. В латышской программе такого нет ― из-за того, что у них нет родного языка, им даются эти три часа на иностранный и они хоть что-то могут себе позволить. Если бы у нас было три языка ― русский, латышский, английский, и в латышских школах ― английский, латышский, русский (немецкий), то все было бы одинаково. Но министерство русский язык в нашей программе не считает за второй иностранный, он — родной… В итоге, на каждый язык остается очень мало часов в неделю". Больше всего опасений у директора Золитудской гимназии Светланы Семенко вызывает экзамен по истории для 9-х классов ― в этом году его впервые придется сдавать в обязательном порядке на госязыке: "Понятно, что уровень латышского языка и литературы в этом классе еще ниже, чем в латышских школах. Мы спокойно к этому относимся, ведь в латышских школах на эти предметы выделено большее количество часов, плюс общение в семье и помощь родителей, носителей языка. Да и сам языковой экзамен в 9-х классах рассчитан на учеников, для которых этот язык неродной… Но по истории требования для школ нацменьшинств и латышских уже одинаковые. Притом, что от учеников, для которых латышский ― неродной язык, это потребует больше усилий и времени. Насколько легко они смогут изложить на латышском свои мысли и довольно сложную терминологию? В прошлом году задания давались на госязыке, а вот язык ответа можно было выбирать. В 9-х классах практически все наши ученики ответы к экзамену по истории писали на русском языке". Все недочеты и недосмотры системы образования переходного периода взвалились на плечи родителей. Они воспринимают реформу, пожалуй, тяжелее ее непосредственных участников. "Жаловаться из родителей никто не приходил, но я знаю, как они общаются между собой ― домашние задания сложные, детям нужно помогать переводить, ― рассказывает директор 54-й школы Галина Гусакова. ― Математика, как бы ни казалось странным, идет легче, потому что терминология ― из начальной школы, а текстовых заданий все-таки меньше. Но там, где работа с текстом и его анализ ― история, биология, география, природоведение, там нужен словарный запас". "Родители понимают, что дети должны знать госязык, но очень расстраиваются, когда сталкиваются с явной несправедливостью на почве того, что латышский — неродной, ― рассказывает Ирина Фролова. ― У нас на олимпиаду пошел очень умный мальчик, который не силен в латышском языке. А мероприятие проводилось на госязыке. Он не занял никакого места, а его мама очень возмущалась, почему ему не помогли и не перевели. Я могла ей только посочувствовать. Если ребенок не понял хотя бы одно слово, то и задачу решить не сможет. Я тоже считаю, это несправедливо". Непростую ситуацию для родителей отмечает и Наталья Рогалева: "Они вынуждены вместе с детьми переводить тексты ― кто-то пользуется электронными переводчиками, кто-то купил аналог учебника на русском языке… Больше переживают родители первоклассников. У них же было 23% на латышском, а теперь сразу 50%. Это, конечно, много". Все опрошенные директора в один голос говорят, что учителей катастрофически не хватает и вопрос выбора лучших даже не стоит — дай бог укомплектовать штат к началу года. Часть преподавателей, особенно молодых, бесконечно путешествуют по школам, подолгу нигде не задерживаясь. На вес золота — учителя латышского и свободно ведущие предмет на госязыке. С введением языковой реформы ситуация лишь обострилась. Директор 34-й школы Наталья Рогалева рассказывает, что начать учебный год удалось с укомплектованным штатом педагогов, но к концу осени уже не хватало преподавателя латышского: "Учительница отработала две недели и принесла справку о том, что она как донор хочет взять положенные выходные ― два дня. Мы ей сказали, что у нас не принято брать выходные во время учебного процесса и предложили подождать до каникул. На что она ответила, что в школе, в которой так относятся к учителям, она работать не будет, и ушла". Пришлось срочно искать замену. "Для учителя, не владеющего языком на должном уровне, эта реформа — большой стресс, ― считает директор 74-й школы Ирина Фролова. ― Неуверенным в своем латышском преподавателям я советую перевести материалы урока на госязык и репетировать у зеркала". "Если раньше учителя могли себе позволить вести какой-то предмет билингвально, то теперь они должны преподавать на латышском, ―-развивает тему Наталья Рогалева. ― Мы же прекрасно понимаем: если человека не контролируешь, то он старается избежать особых сложностей. Вынуждены были пойти на достаточно непопулярные меры: администрация может зайти на любой урок и проверить, в соответствии ли с учебным планом преподается конкретный предмет. Учителям это неприятно, они все время в стрессе ― вдруг придут и проверят. Они вынуждены постоянно готовиться и проводить урок на латышском языке. Мы увидели совершенно реальную ситуацию: кто и на каком уровне владеет госязыком. И этой ситуации, прямо скажем, мы не обрадовались. Кто-то пользуется только корнями и проглатывает окончания, кто-то использует интернациональные слова. То есть учителя, как могут, пытаются выходить из этой ситуации. Иногда это, прямо скажем, жалкое зрелище". Рогалева не оправдывает учителей, которые за время независимости не выучили латышский язык, но предлагает посмотреть на ситуацию и с точки зрения детей: "Они все это видят, что не способствует авторитету учителя… Учителя посещают языковые курсы. Стараемся создавать среду, в которой они могут разговаривать на латышском, например, проводим совещания на госязыке. Готовясь к уроку, они всегда могут обратиться за помощью к учителям латышского языка или к человеку, ответственному за введение латышского языка. Мы говорим не о репрессивных мерах, а, скорее, о поддержке и подсказках, как сказать лучше, как правильно написать, проверяют нужные тексты". "Онкология и сердечно-сосудистые заболевания ― вот то, что косит учителей. Статистика страшная. Я не знаю директоров школ, которые бы не сидели на таблетках от давления. Но их прессуют и прессуют со всех сторон. Ужасен и тот факт, что риторика каждого нового министра в отношении педагогов и их труда все жестче", ― говорит директор 80-й школы Анна Владова. Владова считает, что школы и Министерство образования живут "в параллельных мирах". Проблемы решаются карательными мерами и непониманием реальных потребностей школ. "Тотальные проверки нацменьшинств начались еще при прежнем министре образования — Карлисе Шадурскисе, ― рассказывает директор 80-й школы Анна Владова. ― Помню, сколько штрафов было выписано. После этого мы выступили с инициативой проводить специальные курсы латышского языка для предметников. Но вместо этого всех повально направили просто на курсы латышского языка. А знаете почему? Потому что там есть возможность сначала провести тест и понять, как человек знает латышский язык. Плохо знаешь? Окей, через пару дней в твоей школе будут проверяющие из Центра госязыка". "Часть наших педагогов блестяще знает язык, ― говорит Наталья Рогалева. ― Чтобы они говорили правильно и красиво, мы дополнительно организовали курсы по стилистике языка. Все это делается своими силами с привлечением своих учителей латышского языка. Кроме того, наши педагоги пойдут и на курсы Государственного агентства языка ― мы заявили две группы по 120 часов. В школе есть специалисты, которые ходят на уроки к коллегам, смотрят и предлагают методическую помощь. Учителям после этого не выносят выговор, их не лишают зарплаты. Задача — максимально раскрепостить учителя, чтобы тот не боялся говорить и пробовал свои силы. Из страха ничего хорошего не выйдет". С этого учебного года в обычные школы получили возможность перейти дети, которые раньше учились в специализированных. "Это еще одна актуальная проблема, ― признает Галина Гусакова. ― Сейчас в начальную школу приходит много детей с различного рода нарушениями и рекомендациями медико-педагогической комиссии. Мы осуществляем систему "включающего образования", при которой дети со специализированными программами могут обучаться в обычном классе. Конечно, с ними работают и спецпедагог, логопед и психолог, но при переходе на латышский язык этим детям в начальной школе приходится вдвойне тяжелее". Особого графика и отношения требуют ученики, у которых есть заключение невролога или другого специалиста ― им положен целый ряд мероприятий по поддержке, индивидуальная помощь, дополнительные методические материалы, увеличение времени на выполнение заданий. Идеальный вариант для включающего обучения ― помощник учителя в каждом классе. Но где взять деньги? "Таким детям обязательно нужен помощник педагога, который будет таким детям все дополнительно объяснять, ― уверена Ирина Фролова. ― У нас есть только два специальных и один социальный педагог на всю школу. Учитель, у которого в классе 30 человек, просто физически не в силах это делать. Как вариант, у нас при школе есть Центр домашнего обучения — думаю, для таких случаев можно вводить индивидуальные графики… Пока детей с серьезными нарушениями у нас нет, но нам говорят, что если будут — должны брать, лицензировать под них отдельную программу и давать ее. Как это сделать в рамках класса? Механизма нет. Если говорить о нарушениях речи, то таких детей много. Логопед у нас есть, но она предпенсионного возраста, как и половина учителей". В 34-й школе детей с психологическими проблемами пока немного, но директор Наталья Рогалева уверена, что "хватает двух-трех человек в классе, чтобы разрушить эту хрупкую атмосферу. Когда ребенок приходит в первый класс, он еще ничего не знает, и очень важно сформировать атмосферу комфорта, доверия, определенных рамок. Двух-трех детей достаточно, чтобы эта атмосфера очень долго не формировалась или чтобы она периодически разрушалась, и учителю надо было бы прилагать дополнительные усилия для ее восстановления". Все это ― долгий процесс, который зависит от совместных усилий родителей, учителей, спецпедагога, логопеда, ассистентов. "Когда родители отдают ребенка в общеобразовательную школу, например, с 56-й или 57-й специальными программами, они обычно не сообщают об особенностях ребенка, ― рассказывает Наталья Рогалева. ― Они приводят ребенка и говорят: "Мы не сдружились с коллективом", "у нас не сложились отношения с классным руководителем", "он, конечно, активный, но хороший и умненький". О том, что у ребенка могут быть какие-то проблемы становится ясно только во время учебы". Директор родителей понимает: они боятся, что на детей навесят ярлыки и не возьмут их в "приличную школу". Что в "неприличной" школе будет нехороший контингент, который станет плохо влиять, а в приличной ребенка будут поддерживать и, может быть, ситуация улучшится. По ее словам, большую роль здесь играют классный руководитель и остальные учителя: "Это огромное напряжение! 30 детей плюс тот, кого ты должен похвалить до того, как он что-нибудь натворит ― это сложно. Учителя не справляются. Учителя старой закалки привыкли работать по схеме "мы говорим ― вы делаете". А тут он говорит, а ребенок не делает. Педагог начинает думать о собственной профпригодности: "Это что! Я не могу справиться с этим мелким!" и пускает в ход сарказм, который подростков злит, а маленьким детям недоступен, или начинает кричать, звать социального педагога, расписываясь для всего класса в собственной несостоятельности. Зачастую учителя лишь усугубляют ситуацию. Они теоретически знают, что с такими детьми нужно по-другому, но когда до этого "по-другому" доходит, у них уже нет ни сил, ни возможностей". Директор 74-й школы Ирина Фролова считает, что при всех трудностях перехода школ нацменьшинств на госязык детям из русских семей все же стоит выбирать эти учебные заведения: "Думаю, ради сохранения языка стоит помучаться. Русская школа для детей из русских семей — это островок родины. Место, где можно поговорить между собой на родном языке. Если вопрос стоит о знаниях госязыка, думаю, латыши волнуются совершенно напрасно. Русские дети его знают. Если цель закрыть "русские школы" — другое дело. Думаю, это было чисто политическое решение". Серия статей "Трудности перевода" подготовлена при поддержке программы малых грантов Re:Baltica. Над проектом работали: Диана Чучкова, Ольга Петрова, Кристина Худенко, Марис Морканс, Алина Семенихина, Наталия Шиндикова и Анатолий Голубов."Все хорошо", но не совсем
Первоклассники явно не готовы
Программа для латышских школ — лучше и для русских детей
Родители переживают больше детей
Учителя: онкология, сердце и "жалкое зрелище"
"Особенные" дети — в обычные школы
Так идти или не идти в школы нацменьшинств?