Алексей Ратманский представил в Большом театре свою версию легендарного балета
В Большом театре поставили «Жизель» Адана – cпектакль уже имеющийся в репертуаре в хореографической редакции Юрия Григоровича выпуска 1987 года. Новая постановка Алексея Ратманского – пятнадцатая версия, быть может, самого прекрасного романтического балета на сцене первого театра страны.
Алексей Ратманский принадлежит к мировой хореографической элите. Постоянный хореограф Американского театра балета (АБТ), он сотрудничает с самыми знаменитыми балетными труппами мира.
В российских театрах этого востребованного хореографа видят гораздо реже. Покинувв 2009 год пост руководителя балета Большого театра, Ратманский здесь ставил только дважды – «Утраченные иллюзии» (2011) и «Ромео и Джульетта» (2018). Так что, премьеру ждали с нетерпением.
Интерес к новой «Жизели» подогревался ещё и тем, что в рамках Чеховского фестиваля была представлена одноименная работа знаменитого английского хореографа Акрам Хана, потрясшая российского зрителя своей прекрасной жёсткой некрасивостью.
Хотя Ратманский и не склонен к радикализму, а, напротив, относится с пиететом к классическим текстам, от него всегда ждут нового взгляда на старинную историю, как это было с его, обретшим свежее дыхание «Корсаром», поставленном в Большом (в соавторстве с Юрием Бурлакой). Скрупулезный хореограф-реставратор с тонким чувством стиля и способностью погружаться в атмосферу различных эпох, Ратманский столь искусно и «бесшовно» сочиняет утраченные фрагменты раритетных балетов, что они практически неотличимы от подлинной хореографии.
«Мировая» премьера «Жизели» в хореографии Жана Коралли и Жюля Перро состоялась в Париже в 1841 году. В основу балета легло либретто одного из главных представителей романтической школы Теофила Готье, написанное в соавторстве с Анри де Сен Жоржем на основе легенды, пересказанной Генрихом Гейне. Первыми исполнителями партий Жизели и Альберта стали Карлотта Гризи и Люсьен Петипа.
Для России, знающей много интерпретаций балета о девушках-виллисах, знаковой стала петербургская постановка Мариуса Петипа 1884 года. Романтический сюжет «Жизели», одного из самых сохранившихся балетов классического репертуара, продолжает вдохновлять хореографов и по сей день.
Ратманский не считая свою постановку реставрацией и называя ее «новой версией», пользовался материалами нотаций француза Жюстамана и Николая Сергеева, сохранившего текст последней версии Петипа.
Впрочем, возвращение к первоисточникам для хореографа – не самоцель.Он следует не «букве», которая, по словам Апостола Павла «убивает», а – духу, который «животворит». Свобода хореографического мышления позволила Ратманскому создать живой, по-настоящему современный спектакль, с одной стороны предлагающий артистам определенные сложности (в виде ускорения темпов или бисера мелких движений), с другой – учитывающий их возможности и даже предпочтения.Так, имея три варианта концовки вариации, он давал возможность исполнителя выбрать самую подходящую.
Что касается пантомимы, коей богата «Жизель», Ратманский, не увеличивая ее количественно, частично изменил посмыслу. В спектакле появились новые акценты и повороты характеров персонажей. Тревожная тема виллис заявляется уже в первом акте. В солнечный уютный день (оформление Роберта Пердзиола, взявшего за основу эскизы Бенуа для постановок «Русских сезонов» 1910 года и Парижской оперы 1924 года) Берта-мать Жизели пугает подруг дочери историей об этих коварных существах. А в начале второго акта оневестах, умерших до свадьбы, и теперь жестоко мстящих всем особам мужеского пола, рассказывает (забредшим на кладбище охотникам) лесничий Ганс.
Заглавная героиня тоже предстает в непривычном свете: она – не болезненная, периодически хватающаяся за сердце застенчивая пейзаночка по неведению полюбившая благородного юношу, а веселая жизнерадостная девушка, любящая, как и положено канонической Жизели, танцевать. С Батильдой, которая здесь отнюдь не заносчива, она беседует без излишнего смущения и даже приглашает аристократку на свадьбу. А узнав об обмане Альберта, требует от возлюбленного объяснений.
Тема виллис, как нечистой (хоть и внешне прекрасной) силы, визуализируется во втором «потустороннем» акте, где Жизель и Альберт хватаются за могильный крест и воинственные девы тут же отступают, а у их повелительницы Мирты ломается, выпадая из рук, волшебный жезл - ветка розмарина. Вернулась в спектакль и тема христианского всепрощения. Жизель не только спасает Альберта, но и благословляет «на жизнь» и брак с Батильдой.
Заключительная сцена решена в духе характерной для второй половины XIX века – романтики смерти. Не желая отдавать возлюбленную могиле, Альберт берет ее на руки и уносит в другой угол сцены, кладя на пригорок.Жизель приподнимается, красивым и слабым движение тянет руку вверх, словно соединяя Альберта и появившуюся в финале Батильду... и «растворяется», уходя в землю.
Ольга Смирнова, танцевавшая премьеру, последний выдох своей героини передает со всей грацией и изысканной отстраненностью балерины петербургской школы. «Старую»новую «Жизель» прима Большого освоила с божественной легкостью. В первом акте ее героиня весела, обаятельна, немного простодушна, и – инфернально-прекрасна во втором.
Артемий Беляков-Альберт составил с Ольгой Смирновой великолепный дуэт. Его герой – статен, аристократичен. Хочет казаться простым парнем, но порода все равно видна. Пылко влюбленный в Жизель, он кидается на защиту возлюбленной, когда отвергнутый Ганс (здесь не столь благородный как в советских версиях) готов к рукоприкладству. Сольные вариации главных героев выразительны, детально отточены, а их дуэты – изысканно-слажены. Партию Мирты, чей характер (если так можно о бесплотном существе) практически не подвергся изменениям, станцевала, словно сошедшая со старинной гравюры, Ангелина Влашинец.
Обновление не разрушило мистической красоты «призрачного» акта с его безупречными композициям, претерпевшими некоторые изменения и добавления – крест, образованный виллисами, или их агрессивная фуга.
Первый акт тоже заиграл новыми красками, радуя стройными танцами кордебалета, праздничностью настроя, контрастирующим с трагизмом сцены сумасшествия, где и Смирнова, и Беляков проявили себя прекрасными драматическими артистами. Как проекция несостоявшегося союза влюбленных воспринимается идеальная соразмерность, ставшего более изысканным, «крестьянского падеде» в образцовом исполнении Дарьи Хохловой и Алексея Путинцева.
Спектакль получился удивительно гармоничный и целостным. «Жизель» – балет на все времена. Его истории продолжается...