Журналист и драматург Николай Матуковский вошел в белорусскую историю как человек, который одной публикацией снял с должности министра внутренних дел и прокурора БССР. Рассказываем, как у него это получилось. А еще эта статья — дань памяти Матуковскому — 12 сентября ему бы исполнилось 90 лет.
«Я здыму з вас разам з генеральскімі пагонамі і штаны з лампасамі!»
В этом рассказе не обойтись без предыстории. В 1978 году скончался министр внутренних дел БССР Алексей Климовской. Подчиненные его уважали: шеф начал работу участковым, работал в уголовном розыске, возглавлял одноименный отдел — словом, был настоящим профессионалом.
Новым министром стал Геннадий Жабицкий — и это было, мягко говоря, не самое лучшее решение Петра Машерова. Его протеже никогда не работал на производстве или на государственных должностях и сделал классическую комсомольскую карьеру. В 1964–1970 годах он возглавлял белорусский комсомол.
Как утверждает Славомир Антонович, самый известный биограф Машерова, Петра Мироновича неоднократно информировали, что Жабицкий и другие комсомольцы пьянствуют на даче в Дроздах.
— Нет, я ему такую должность дам, на которой он перестанет пить, исправится, — говорил руководитель республики.
В итоге Жабицкий шесть лет проработал в аппарате ЦК КПБ, а потом… стал министром внутренних дел.
Работа нового министра вызывала нарекания. Алесь Петрашкевич, который являлся заведующим отделом культуры ЦК КПБ, рассказывал в мемуарах следующую историю:
— У адзін з гадоў на Палессі здарыліся масавыя пажары, а МУС схавала інфармацыю пра тое. «Я здыму з вас разам з генеральскімі пагонамі і штаны з лампасамі!» — так, як сведчаць відавочцы, крычаў Машэраў на Жабіцкага.
Но в итоге министр остался на своей должности и доработал до 1983 года, пока не грянуло «мозырское» дело.
Били сапогом и томом Уголовного кодекса
За два года до этого, летом 1981-го, в озере Большое Осовище Мозырского района были найдены два трупа: инспектора Мозырской межрайонной инспекции «Белрыбвод» Семена Кузьменко и следователя Мозырской межрайпрокуратуры Владимира Кузьменкова, которые проводили рейд против браконьеров.
«Вначале обнаружили лодку и в ней — связку ключей с металлической печатью, на которой была надпись „Следователь прокуратуры 115“, потом — сброшенный в воду мотор „Вихрь“. Потом нашли и погибших. Медицинская экспертиза установила: „Смерть наступила от асфиксии в результате утопления в воде“. На обычном языке это означает, что обоих утопили живыми».
Позже выяснились страшные подробности убийства.
«[В тот день] инспектор рыбнадзора и следователь прокуратуры объезжали на моторке закрепленный за инспектором участок и застали [нарушителей] за браконьерским промыслом, с сетками в руках. Подъехав впритык к лодке браконьеров, записали ее и предложили всем сойти на берег и отдать сети. И едва сошли [нарушители] набросились на инспектора и следователя и стали их избивать. Жестоко, насмерть. Потом затащили в воду и держали погруженными. Чтобы уже наверняка…»
Спустя несколько дней в милицию пришла анонимка. На ее основании милиционеры арестовали шестерых местных жителей и начали «следствие». Как писал в книге «Неправосудные приговоры к смертной казни» Николай Китаев (российский правовед и криминалист), обвиняемых били сапогом в лицо, головой о сейф в служебном кабинете, томом Уголовного кодекса БССР… Пятеро (Николай Зухта, Леонид Володкович, Олег Галай, Владимир Денисов, Сергей Хоросенко) признались на стадии следствия в двойном убийстве и браконьерстве.
А вот шестой по фамилии Зборовский, которого в анонимке называли руководителем, держался до последнего и категорически не признавал свою вину. У него оказалось алиби: мужчина четыре дня был в Симферополе (документы это подтверждали), а тела инспектора и следователя пролежали в воде двое суток.
Тогда руководителя группы стали лепить из Николая Зухты.
«Но у него тоже вроде бы алиби. Значит, надо найти свидетеля, который мог бы видеть и видел „в тот момент“ Зухту на реке. Такого свидетеля находят. Вернее, в начале он говорит, что Николая на реке не видел. Но тогда — для более полного выяснения личности свидетеля — у него дома произвели обыск, нашли сети и приспособления для самогоноварения. После этого свидетель на всех последующих допросах показывал, что не только видел Николая Зухту на реке, но даже махал ему рукой».
На суде пятеро обвиняемых отказались от своих показаний. Дело было передано на дополнительное расследование.
Следователь Николай Игнатович (будущий народный депутат СССР и первый прокурор независимой Беларуси) заявил тогдашнему прокурору БССР Адаму Могильницкому, что не верит в причастность пятерых обвиняемых к убийству. Какие-либо вещдоки отсутствовали, каждый из подозреваемых, которого поодиночке вывели на место преступления, называл разные пункты, где оно было совершено, и показывал разные маршруты, по которым двигались «преступники» (причем на большом расстоянии друг от друга).
«Присутствующий на совещании первый заместитель министра внутренних дел республики П.С. Жук назвал Игнатовича „мальчишкой“, а его сомнения несерьезными. [Игнатовича отстранили], заменив его следователем по особо важным делам республиканской прокуратуры Николаем Васильевичем Станилевичем. Но стоило и тому высказать сомнения по поводу первоначальной версии, как отстранили и его. Нет, формально его не отстранили (сколько же можно!), формально он значился даже руководителем следственной группы, но фактически «всем и вся» руководил следователь по особо важным делам Прокуратуры БССР Михал Кузьмич Жавнерович. Вот он-то и повел дело вперед — без тени сомнений».
Вскоре Могильницкий утвердил обвинительное заключение.
Любопытно, что МВД не хотело проводить суд в Мозыре. Скорее всего, из опасений, что местные жители придут в суд и обратят внимание на нестыковки.
С той же просьбой в суд обратился и первый заместитель прокурора республики Петр Дудковский, который возглавлял там следственное управление. Член Верховного суда Пыльченко, который вел заседания, вначале отказался переносить заседание в Гомель. Но через несколько часов ему принесли официальную бумагу за подписью первого замминистра Жука.
— Уж если милиция и прокуратура сообща ходатайствуют, какие у меня основания не удовлетворить их просьбу? — спрашивал Пыльченко у Матуковского.
Государственный обвинитель требовал расстрела, но приговор оказался более мягким: весной 1982 года трое обвиняемых получили по 15 лет лишения свободы, один — 8, еще один, который «не принимал непосредственного участия в убийстве» — 2.
«Когда республиканские газеты сообщили о приговоре, в редакцию посыпались звонки и письма от читателей, возмущенных мягкостью приговора. И уже шло к тому, чтобы внести протест, но…»
Кстати, Могильницкий, как и Жабицкий, до своего назначения никогда не работал в прокуратуре. Он начинал карьеру в комсомоле, затем возглавлял партийную организацию в Сморгони и Гродно. По иронии судьбы, в мае 1981 года за заслуги в деле укрепления законности и правопорядка он был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
«Лейтенант Мартинович получил восемь ножевых ран, смог вырваться и пробежать восемьсот метров»
Истина восторжествовала лишь год спустя. Весной 1983 года два сотрудника Мозырского РОВД — лейтенант Мартинович и сержант Царенко — передали в 4.15 ночи по рации, что увидели подозрительный автофургон.
«Машина шла с незажженными фарами, хотя было еще темно. Патруль приказал машине остановиться. Однако водитель грузовика приказанию не подчинился, а, наоборот, увеличил скорость и свернул на проселочную дорогу. В 4.20 поступило второе радиосоообщение: „Машину преследуем“. В 4.30 — третье сообщение: Машину задержали, в кабине двое, у водителя нет документов. Что делать? Дежурный Пискун приказал: водителя задержать и вместе с машиной доставить в милицию».
Но Мартинович и Царенко так и не вернулись в дежурную часть. Прождав полтора часа, их коллеги рванули к месту, откуда те выходили на связь.
«Лейтенант Михаил Александрович Мартинович получил восемь ножевых ран — в грудь, спину, в кисть правой руки, которой пытался прикрыть сердце. С этими ранами он еще смог вырваться и пробежать восемьсот метров… Сержант Александр Платонович Царенко получил пять смертельных ударов и умер на месте сразу.
Неизвестные преступники положили тело лейтенанта в милицейские „жигули“, привезли в Мозырь и сбросили в реку Припять в 600 метрах от Примостовой площади».
За несколько минут до смерти лейтенант Мартинович успел передать номер грузовой машины, поэтому обнаружить ее владельцев не составило труда. Это были пятеро родственников: три брата Коновальчука, а также двое детей одного из них (поскольку шел суд, Матуковский сознательно изменил их фамилию — в тексте статьи они фигурировали как Крольчуки).
Казалось, все улики были налицо. В фургоне находилась туша бычка, украденного из совхоза «Прудок». Также выяснилось, что до того, как они попались, Коновальчуки совершили еще 11 краж и хищений.
Во время допросов стало известно, что самый младший из Коновальчуков, 16-летний Геннадий, не хотел участвовать в кражах. Поэтому отец бил его резиновой плеткой (она также была приобщена к делу). Геннадий был откровенен со следователем Василием Борисовым и во время допроса упомянул о пистолете ТТ, который появился в семье два года назад и хранился у Константина, брата Геннадия.
«„Обойму с патронами я выбросил в школьный туалет. От пистолета ТТ. Мне брат приказал это сделать“ [говорил Геннадий]. Константин Крольчук не отпирался. Даже показал место в овраге, где спрятал пистолет ТТ. Номера на всех деталях были тщательно спилены абразивными дисками, срезаны они были и на обоймах. Криминалистическая экспертиза безошибочно прочитала стертые цифры: 4153».
Достаточно быстро выяснилось, что оружие именно с таким номером принадлежало инспектору рыбнадзора, убитому в 1981 году. То есть Кузьменко и Кузьменкова убили именно Коновальчуки, а в тюрьме сидели невиновные люди.
«Мінск — у шоку! І ўсё гэта зрабіў Коля Матукоўскі! Усемагутны Матукоўскі!»
Невиновных людей, которые отсидели два года, освободили. Но вместо того, чтобы извиниться, зачли им этот срок как наказание за браконьерство (которое, впрочем, так и не было доказано).
Верховный суд начал рассматривать дело Коновальчуков. Тем временем 27 ноября 1983 года в газете «Известия» была напечатана статья Николая Матуковского «Тень одной ошибки», где подробно рассказывалось об этой истории.
На момент выхода статьи прошла коллегия прокуратуры. Но по ее итогам были сняты с работы лишь два человека: заместитель прокурора Гомельской области С. Толкачев и уже упоминавшийся Михал Жавнерович, следователь по особо важным делам прокуратуры БССР. Несколько человек получили выговоры. То есть власть нашла двух «стрелочников» и решила этим ограничиться.
«Известия» были одной из самых популярных советских газет. К тому же она выходила в Москве, что само по себе гарантировало: спустить на тормозах дело не получится. Да и сама публикация была сенсацией: на критику советской милиции долгие годы было наложено табу.
— Мінск жыве абмеркаваннем артыкула Матукоўскага ў «Известиях». Даў харчу для размоў і плётак, як, бадай, ніхто ў Беларусі ніколі. Нібыта чакаецца вельмі страшная пастанова, — написал в дневнике поэт Нил Гилевич.
Уже 9 декабря 1983 года состоялось заседание Бюро ЦК КПБ, на котором прозвучал доклад «О фактах грубого нарушения законности работниками правоохранительных органов». В отставку были отправлены Геннадий Жабицкий, его заместители Павел Жук и Иван Тимошенко, а также прокурор Адам Могильницкий и его первый заместитель Петр Дудковский.
— Мінск — у шоку! І ўсё гэта зрабіў Коля Матукоўскі! Усемагутны Матукоўскі!.. Ну і ну!.. — написал в дневнике Гилевич.
Минск у власти
Разумеется, после статьи власти не могли не обратить внимание на ситуацию в сфере правоохранительных органов. Но надо признаться: Матуковский — сам не зная того, — выбрал удачный момент для публикации.
В начале 1983 года БССР возглавил Николай Слюньков, который вскоре начал крупную кадровую чистку. По мнению американского историка Майкла Урбана, эта «чистка» позволила избавиться от чиновников, связанных с его конкурентами в борьбе за власть.
Но политическая подковерная борьба имела не только белорусский, но и общесоветский масштаб. Долгие годы за влияние над Леонидом Брежневым боролись председатель КГБ Юрий Андропов и министр внутренних дел Николай Щелоков. Их личное противостояние, неприязнь и даже ненависть отражались и на ведомствах, которые возглавляли эти чиновники.
В Минске дошло до абсурда: как известно, здания МВД и КГБ находились рядом. Их разделяла огромная железная дверь, которая годами была закрыта. Попасть к соседям можно было лишь через внутренний дворик или по теперешнему проспекту Независимости. А все для того, чтобы власть не подумала, что силовики тайно организовывают заговор. Двери распорядился открыть лишь министр внутренних дел Владимир Егоров, который возглавил МВД в 1990-м году.
Но вернемся в 1980-е. После прихода Андропова к власти КГБ победил: Щелоков был отправлен в отставку. Поэтому минская чистка могла являться одним из этапов более крупной операции по всему пространству СССР.
Но самое интересное другое. Слюньков являлся одним из лидеров так называемой Минской городской индустриальной группы. Ее представители родились в 1930-е, прошли школу крупных промышленных предприятий и начинали свою карьеру на производстве.
К примеру кадровую чистку силовиков организовал Владимир Лепешкин. Он возглавлял профсоюзный и партийный комитеты на Тракторном заводе, директором которого являлся Слюньков. Позже Лепешкин сменил его в кресле первого секретаря Минского горкома. Затем Лепешкин курировал в ЦК КПСС правоохранительную сферу, после чего вернулся в Минск и стал секретарем ЦК КПБ.
К чему эти факты? Места уволенных силовиков заняли… представители Минской городской индустриальной группы! МВД возглавил Виктор Пискарев. Ради объективности, это был настоящий профи, которого в министерстве до сих пор вспоминают добрым словом. Но свою карьеру он начинал как руководитель минской милиции. Заместителем Пискарева стал замглавы Мингорисполкома Матушевич. Прокурор города Минска Дедков стал первым заместителем прокурора БССР.
***
Как сложились судьбы героев этого текста? Братья Коновальчуки были приговорены к расстрелу. Сыновья одного из них получили 15 и 7 лет (самый маленький срок — Геннадий Коновальчук, который сотрудничал со следствием). К ответственности были привлечены около 200 человек (кто-то уволен, кто-то понижен в должности). Но никто из людей, которые были причастны к фальсификации приговоров, не понес заслуженного наказания.
Николай Матуковский и Геннадий Жабицкий скончались в 2001 году, Петр Дудковский — ранее, в 1997-м, Адам Могильницкий — в 2011-м.
Может, приведенные выше факты преуменьшают значимость того, что сделал Матуковский? Разумеется, нет. Его текст и сейчас воспринимается как исторический. Не будь его публикации, кто знает, были бы ли эти факты преданы огласке, а начальники продолжали бы оставаться на своих местах.
Но отчасти чиновники использовали «мозырское дело» для смены власти. Тем более что два года спустя в республике прогремело «витебское дело» (история маньяка Михасевича), которое показало, что многие проблемы в МВД так и остались нерешенными.