В новинках осени — автобиографический сборник Андрея Рубанова, гротескная фантасмагория с участием хипстерши-ведьмы от недавней финалистки «Лицея» Евгении Некрасовой и расследование трагических любовных историй знаменитых русских поэтов профессора МГУ Анны Сергеевой-Клятис.
Андрей Рубанов. «Жестко и угрюмо»
М.: АСТ, «Редакция Елены Шубиной», 2019
«Жестко и угрюмо» — вердикт, вынесенный Рубанову питерским гением режиссером Ржанским, создателем прорывного фильма «Пять», в котором «голые старухи обливают друг друга красным вином и поют красивые срамные песни, а потом все кончается плохо, но впечатление остается — хорошее». Рандеву с завсегдатаем таинственных Канн было назначено на Мосфильмовской. Друзья заявились туда полные решимости дать бой «тарковщине» и внести наконец живую струю, но судьбоносная встреча, конечно же, окончилась полным провалом. «Ангел успеха сделал круг над нашими лохматыми головами и улетел куда-то в направлении центральной проходной «Мосфильма», безусловно, он где-то там и обитал», — острит «я-герой» уже в кустах — именно там друзья продолжают рассуждать о жизни и «тарковщине», запасшись бутылкой портвейна и пресловутой курой-гриль. Навстречу им, как толстый подробный роман, открывается вечерняя Москва, — «у этой книги нет счастливого конца, вообще никакого нет».
М.: АСТ, «Редакция Елены Шубиной», 2019
Яркий дебют Евгении Некрасовой с циклом рассказов «Несчастливая Москва» и романом «Калечина-Малечина» (премия «Лицей», шорт-листы «НОСа», Нацбеста и «Большой книги») позволил рецензентам сразу же заговорить об авторском почерке. Коктейлю из «нелюбви, одиночества, несчастливой судьбы», приправленному роскошной фолк-буффонадой приписали, как ни странно, терапевтический эффект. Калечина-Малечина, кикимора из «Посолони» Алексея Ремизова, опекавшая лохматую двоечницу Катю, своеобразно ставила на место чудищ в человеческом воплощении: глупую злую училку, подленькую лучшую подружку, психологического садиста папашу. В новом сборнике «Сестромам» автор предлагает не менее впечатляющую литературную игру: как, если бы мы проникли в глубину сознания «роковой» и «магически порочной» Оли Мещерской, героини «Легкого дыхания», и рассмотрели бы ее сквозь смешивающую реальность и саркастический гротеск мифопоэтики Алексея Ремизова, добавив нарастающий градус агонии «Циников» Мариенгофа. Очаровательная хипстерша Анечка, легкая, богемная, своя на Маяке и Артплее, мучается необходимостью мотаться к «убогому» Сестромаму — этим страдательным прозвищем девушка называет старшую сестру, заменившую ей мать. Рано вышедшая на пенсию, вечно таскающаяся по больницам родственница изрядно надоела со своими опасениями, борщами и глупыми вопросами «когда-замуж-выйдешь?». Весь этот «балласт» будто лишает девушку легкости, «Анечка — такая всюду ладненькая... Все в Анечке хорошо, кроме Сестромама». Агония, оканчивающаяся социальной гибелью и даже перерождением в хтоническую сущность, начинается после смерти сестры — «квартирАй» в скучном пригороде в ненавистном антураже хрущевок, аптек, больниц и пятерочек становится ведьминым логовом. Непонятно зачем перебравшаяся сюда Анечка берется за вполне кикиморский промысел: бескорыстно, по просьбам соседок, расправляется с их врагами — издеваясь, насмехаясь, обнуляя, лишая статуса. По ночам к ней является Сестромам, теперь в виде птицы-гамаюна с куриными ногами...
Изощренный вкус, страсть к эксперименту, смелое обращение с образами масскульта и фольклорным материалом, а главное, попытка создать мифопоэтику сегодняшнего дня — такая оптика позволяет сравнивать Евгению Некрасову с Павлом Пеперштейном, автором культового постмодернистского романа «Мифогенная любовь каст». Но если автор «МЛК» намеренно избегает нравственных оценок, — одно из ключевых понятий его философского дискурса «диета» — «ди-этическое» созерцание, — то Некрасова едва ли стремится к метапозиции. Бесприютность описываемого мира бьет наотмашь. Читатель ловит себя на мысли, что сочувствует не только двоечнице Кате (что вполне нормально, она затравленный ребенок), но и кикиморе Калечине, и залетающему ночами на кусок тортика Сестромаму, и уморившей ее равнодушием Анечке, и даже дубоватому охраннику Павлову, герою одноименного рассказа, уважавшему дорогие авто и презиравшему «младших по званию», к примеру, жену и сына («ну, пнул его пару раз, плохо учится, щенок, перечит») — из дубоватого секьюрити, «как созревший ребенок», вылезало чувство вины. По всем канонам нового реализма, персонаж, катящийся по наклонной плоскости, не должен был вызывать сочувствия, но почему-то героям Некрасовой мы сопереживаем.
Анна Сергеева-Клятис. «Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов»
М.: «Молодая гвардия», 2019
В качестве примера Анна Сергеева-Клятис приводит Константина Батюшкова и Анну Фурман, Михаила Лермонтова и Наталью Иванову (знаменитую Н.И.), Александра Блока и Любовь Менделееву, Владислава Ходасевича и Нину Берберову, Марину Цветаеву и Сергея Эфрона, Анну Ахматову и Николая Пунина, Геннадия Шпаликова и Инну Гулая. «Не вызывает сомнений, что Блок всю жизнь любил Любовь Дмитриевну Менделееву и был любим ею взаимно, — продолжает автор. — Но можно ли назвать счастьем их рано заключенный брак? Очевидно, что Ахматова сильно и глубоко любила Николая Пунина, смирилась с унизительным положением полужены-полулюбовницы — и получила, по крайней мере, десятилетие поэтической немоты и испытала острую радость в момент разрыва».