На днях археологи страны отмечали свой профессиональный праздник. Мы публиковали репортаж с пресс-конференции, посвященной этому событию. А сегодня представляем интервью с известным новосибирским археологом – начальником Центрально-Алтайского археологического отряда ИАЭТ СО РАН, д.и.н., профессором Андреем Бородовским.
– Андрей Павлович, многие новости, связанные с Вашими исследованиями последних лет так или иначе касаются темы острогов и находок, в них сделанных? Почему такое значение придается именно этому типу сооружений?
– Действительно, за последнее двадцатилетие остроги стали новым культурно-историческим трендом, причем, не только в Сибири, но и в стране в целом. Существует даже музыкальная группа «Белый острог», которая активно пропагандирует эту тему. И такой интерес к острогам вполне заслужен. После раскопок целого массива острогов по всей Сибири – Кызымского, Саянского, Умревинского и десятков других – количество перешло в качество. Теперь мы располагаем уникальным археологическим материалом, который меняет отношение к этим пограничным пунктам Русского государства.
Раньше остроги воспринимались как места заключения, ссылки. Но, на самом деле, это позднее предназначение острога. А на ранних этапах они выступали костяком государственной системы, которая формировалась на территории Сибири. Используя систему острогов, Россия смогла закрепиться на землях от Урала до Тихого океана.
И, я хочу в это верить, пришло время реабилитировать острог, его историческую и культурную роль для нашей цивилизации. Сейчас наука располагает всеми основаниями для этого.
– Собственно острогов было совсем немного. Первым был Умревинский, затем построили Чаусский, потом – Бердский. И, пожалуй, все. Связано это с тем, что территория нашей области осваивалась позже относительно Западной Сибири в целом. И к тому времени такие пограничные пункты уже называли на европейский манер – форпостами.
– Получается, самый старый острог в наших краях – Умревинский, с него все началось?
– Были до него два острога в Барабе, но они просуществовали очень недолго и не совсем понятно, насколько они сыграли свою роль как оборонительные пункты. Так что Умревинский острог имеет право считаться самым первым острогом области. Построенный в 1703 году (одновременно с основанием Петербурга), он закрепил границу, сформировал стратегическое направление движения дальше на юг. И на протяжении длительного времени осуществлял административные функции, здесь находилась приказная изба, где велся архив, осуществлялись процедуры, связанные с деятельностью государства на здешней территории. Здесь, наконец, была построена первая церковь. И только спустя десятилетие, центр управления территорией переместился в построенный Чаусский острог. Не удивительно, что практически каждый год работы на территории Умревинского острога приносит нам интересные артефакты XVIII века, позволяющие лучше изучить этот период в истории Сибири.
– Еще одна область Ваших научных интересов – археосейсмоактивность. Какую пользу археологии приносит изучение древних землетрясений и извержений вулканов?
– Дело в том, что человеческая история развивается в тесном контексте с историей окружающей среды. Я не сторонник естественно-географического подхода к истории, но и совсем от связи с окружающей средой нам никуда не уйти. И сейсмоактивность интересна тем, что ее влияние на историю давно доказано. Известно немало случаев, когда серьезные сейсмические события сыграли значительную роль в судьбе государств средиземноморского бассейна и Передней Азии.
Про «последний день Помпеи» слышали, наверное, все. И знают, как Везувий поставил точку в истории этого города. А ведь были и более значительные по своим последствиям для античных цивилизаций извержения вулканов, такие, как на острове Санторин, по сути, уничтожившее крито-микенскую цивилизацию.
Другой тип сейсмических событий – землетрясения. Новосибирск находится в пограничной зоне, мы иногда ощущаем происходящие по соседству землетрясения, но в ослабленной степени. Но если мы двигаемся на юг, в сторону горной Саяно-Алтайской системы, там этот фактор становится гораздо более значимым. В том числе, по влиянию, которое он оказал на историю народов, населявших эти земли в разные эпохи.
– Мы изучаем влияние сейсмоактивности на археологические объекты вместе с д.г.м.н. Евгением Деевым из Института геологии и минералогии СО РАН уже более пятнадцати лет. Материала накоплено достаточно, чтобы, в конечном итоге, сделать из этого какие-то исторические выводы. Всем известен факт, что после мощного землетрясения 2003 года, в котором некоторые обвиняют раскопки на плато Укок, ряд сел Горного Алтая опустел, в частности село Бельдир. Люди просто ушли из этих мест. Также мы знаем, что мощные сейсмособытия происходят на Алтае примерно раз в пятьсот лет. Знание периодичности землетрясений и типичной реакции людей на них можно экстраполировать на процесс генезиса известных нам археологических культур этого региона. Меня, в частности, интересует развитие пазырыкской культуры, которая внезапно появляется в VII веке до н.э., а потом, спустя несколько столетий – так же внезапно исчезает. И что самое интересное, в обоих случаях примерно на это время приходятся мощные сейсмособытия. Причем, по оценкам археосейсмологов, происходило все на севере Горного Алтая, в районе Нижней Катуни, а сила толчков могла достигать 5 баллов по шкале Рихтера. И не исключено, что эти мощные землетрясения, которые мы зафиксировали на археологических памятниках, стали одним из главных стимулов пазырыкцам покинуть эту территорию.
Интересные находки были в этом сезоне. Среди следов сейсмоактивности на курганной группе Чултуков Лог-1 удалось выявить культовое место.
В коллювиальный блоках, скатившихся на жертвеннник в центре некрополя, нашли ритуальные подношения - челюсть молодого жеребёнка и целый ряд бронзовых предметов эпохи раннего железа.
– Как проходят подобные исследования?
– С точки зрения археосейсмологии, вся территория Южной Сибири представляет интерес. Первые работы в этом направлении вообще были начаты сорок лет назад геологами на территории Монголии, где они зафиксировали курганы с разорванными напополам каменными конструкциями. Наша экспедиция на Нижней Катуни подошла к этой проблеме немного другим путем: мы стали обращать внимание, что в целом ряде курганов захоронения перекрыты мощными каменными блоками, свалившимися с окрестных гор. И на сегодня есть около десятка курганов, которые довольно точно датированы с применением разных методов, где отмечалось такое перекрытие. Это позволяет нам утверждать, что землетрясение, вызвавшее перекрытие этого захоронения камнями, произошло позже. А если курган находится поверх таких камней, значит, раньше здесь было мощное землетрясение. Имея в распоряжении довольно точную датировку вещей из могильников, мы можем выстроить более или менее точную хронологию и периодичность сейсмических событий в этом районе. Чтобы потом, как я уже сказал, учитывать эту информацию при реконструкции процесса генезиса той или иной археологической культуры.
– Вы отдали своей профессии десятилетия, добились впечатляющих результатов, работали со многими другими выдающимися учеными-археологами. А какими качествами, чертами характера, по-Вашему, должен обладать настоящий археолог?
– С одной стороны, археолог – профессия штучная и нельзя сказать, что все археологи похожи друг на друга. Все мы люди и имеем право на разнообразие. С другой стороны, в моем понимании, настоящий археолог должен обладать бескорыстностью к знанию и иметь определенный подвижнический потенциал. Это, конечно, не значит, что научную работу не надо финансировать, но без внутреннего посыла, искреннего интереса к проблеме, который дает нам силы вести исследования в любой, самой непростой ситуации, успеха не добиться. В качестве примера таких ученых, могу назвать выдающихся археологов нашего времени академиков Анатолия Пантелеевича Деревянко и Вячеслава Ивановича Молодина, д.и.н., профессора Татьяну Николаевну Троицкую, д.и.н. Александра Ивановича Матвеева, академика-антрополога Валерия Павловича Алексеева.
Конечно, этот критерий можно применить и к ученым из других областей науки. Но археологи, в отличие от большинства исследователей – это люди, которые работают не за столом, не в кабинетах, а в поле. Поэтому в слова «непростые условия» мы часто вкладываем немного другой смысл. Не зря «полевики» - обычно люди предприимчивые, активные, изобретательные. И в чем-то похожие на тех русских первопроходцев, строивших здесь свои дома и остроги, которые мы сейчас изучаем.
Сергей Исаев