Игорь Шишкин, 16 августа 2019, 14:15 — REGNUM
Премьер-министр Молдовы Майя Санду, никогда не скрывавшая своей прозападной и прорумынской ориентации, выступила с инициативой объявить 23 августа — день подписания Пакта Молотова-Риббентропа — Днем памяти жертв всех тоталитарных и авторитарных режимов. Объяснять этот откровенно антироссийский провокационный ход можно и перипетиями внутримолдавских политических баталий и стремлением угодить Евросоюзу, где 23 августа с 2009 г. называется «Днем памяти жертв сталинизма и нацизма». Все это, наверняка, имеет место быть.
Однако за вопросами тактики, пусть и актуальными, не следует забывать о стратегии. Забывать о том, что лозунг «преодоления последствий Пакта Молотова-Риббентропа» уже не одно десятилетие находится в центре внешней политики Бухареста, направленной на поглощение Молдовы, на построение Великой Румынии. При этом надо ясно отдавать себе отчет и в том, что «Великая Румыния» — это не просто одна из концепций румынской внешней политики, это доминанта национального характера.
С румынской точки зрения само собой разумеющимся является то, что Трансильвания, Добруджа, Буковина и Бессарабия — «исконные» земли Румынии. Поэтому независимо от смены форм правления и правительств, при всяком удобном случае всегда начинается новый виток строительства «Великой Румынии». И надо признать, на этом поприще румыны добились немалых успехов. За последние сто лет все «исконные» земли, хотя бы и не надолго, побывали под румынским господством. Сухой остаток на начало XXI века тоже не плох: венгерская Трансильвания стала румынской, а Болгария лишилась Северной Добруджи. Сейчас идет борьба за Молдову (Бессарабию), во главе правительства которой и стоит Майя Санду.
Бессарабию Румыния захватывала в XX веке дважды: в 1918—1940 гг. и в 1941—1944 гг. Крах Советского Союза привел к тому, что Бухарест пытается вновь «вернуть» эту территорию себе. От двух предыдущих попыток ее отличает лишь то, что новая экспансия осуществляется политико-дипломатическими, а не военными методами. Первую скрипку при этом играет «историческая политика», направленная на доказательство права Румынии на обладание Бессарабией. Однако цель все та же: установление румынского господства над Молдавией, что означает для молдаван ликвидацию молдавской нации. Для России — лишение российского государства результатов более чем двухвековой деятельности.
По официальной румынской версии:
- Бессарабия — исконно румынская земля.
- СССР отторг ее у Румынии на основании Пакта Молотова-Риббентропа.
- Пакт был преступным сговором Сталина и Гитлера.
- Следовательно, преступным было и присоединение Бессарабии к СССР, а раз преступным, значит, «оккупация» и «аннексия».
- Священная обязанность румынского государства и всех румынских патриотов устранить последствия Пакта Молотова-Риббентропа и вернуть Молдову в лоно Румынии, добиться воссоединения румынской нации.
Поэтому вполне естественно, что «преступный» Пакт Молотова-Риббентропа с конца 1980-х гг. фигурирует в базовых официальных документах и Румынии и Молдовы, не сходит со страниц СМИ Румынии и прорумынских сил в Кишиневе, что его то и дело вспоминают румынские и молдавские политики и общественные деятели. Так что Майя Санду здесь далеко не исключение.
Уже в Декларации о независимости Республики Молдова 1991 г. обвинениям СССР в оккупации и насильственном захвате Бессарабии летом 1940 г. предшествовала ссылка на Пакт Молотова-Риббентропа:
«Странный» стиль Декларации объясняется тем, что написана она была румынскими дипломатами, плохо владевшими русским языком.
В том же 1991 г. румынский парламент принял специальную «Декларацию о Пакте Риббентропа-Молотова и его последствиях для нашей страны», т. е. для Румынии. Показательно и Заявление правительства Румынии в связи с объявлением независимости Республики Молдова от СССР:
С осуждением пакта и заявлениями о необходимости восстановления исторической справедливости, попранной пактом, регулярно выступали президенты Румынии. Президент Илиеску:
Президент Бэсеску:
В 2009 г. прорумынский и. о. президента Молдовы Михай Гимпу издал Указ о Дне советской оккупации, в котором говорилось:
Компания по демонизации Пакта Молотова-Риббентропа в Румынии и Молдове не утихает уже более тридцати лет. Ее цель очевидна. Это единственный способ обосновать тезис о незаконности возвращения Бессарабии Советским Союзом в 1940 г. и тем самым не только оправдать территориальные аппетиты Румынии, но и способствовать вытеснению России из Пруто-Днестровского междуречья. Причем ведется эта компания исключительно методами массированного пиара, и к реальности она демонстративно не имеет никакого отношения. В подтверждение — небольшая историко-правовая справка.
Право России
Бессарабию к России присоединил не Сталин, а Кутузов по Бухарестскому мирному договору 1812 г. в результате победоносной Русско-турецкой войны 1806−1812 гг. Тем самым он обеспечил Российской империи выгодные военно-стратегические позиции, связанные с обретением естественных границ по Дунаю и Пруту, а также освободил значительную часть православного молдавского народа от многовекового османского ига. Приднестровье вошло в состав России по Ясскому мирному договору на двадцать лет раньше — в 1792 году, по итогам побед Суворова и его «чудо-богатырей» над турецкими войсками. Никакой Румынии в то время еще и в помине не существовало.
Приобретение Бессарабии и Приднестровья в результате войн ни в коей мере не ставит под сомнение право России на эти территории. Вплоть до начала ХХ века война считалась неотъемлемым правом государства. Только в 1928 г. пактом Бриана-Келлога в международное право была введена норма отказа государств от войны как орудия национальной политики, а позже Устав ООН и вовсе объявил отказ от применения силы основополагающим принципом международного права. Ни Устав ООН, ни пакт Бриана-Келлога обратной силы не имеют.
Именно «право победителя» с древнейших времен определяло и до сих пор определяет начертание государственных границ во всем подлунном мире, включая границы в современном Евросоюзе. Никаких оснований ставить это право под сомнение применительно к России не существует. Ее военные трофеи столь же законны, как и трофеи всех других государств.
Установленная Кутузовым граница Российской империи по Пруту и Дунаю была юридически закреплена в строгом соответствии с нормами международного права XIX в. Первоначально это было сделано двусторонним договором России с Османской империей, а впоследствии многосторонним соглашением великих держав — Берлинский трактат от 1878 г. признал ее границей между Россией и возникавшей к тому времени с российской помощью Румынией.
В 1812 г. суверенитет над Бессарабией легитимно перешел от Османской империи к империи Российской. Бессарабия по всем нормам международного права стала неотъемлемой частью России, такой же как Техас — США, Уэльс — Великобритании, а Лотарингия — Франции.
Румынская оккупация
В 1918 г. румынские войска заняли Бессарабию, воспользовавшись Гражданской войной в союзной (!) Румынии России. Однако Россия, утратив территорию, не утратила прав на нее. В отличие от Османской империи, Советская Россия не признала переход суверенитета над Пруто-Днестровским междуречьем к другому государству. Несмотря на все усилия, Румынии не удалось добиться от советского правительства ни прямого, ни косвенного признания аннексии Бессарабии.
Наркомат иностранных дел СССР даже отказывался принимать от румынского МИДа ноты, в которых применительно к Бессарабии и Днестру употреблялись термины: «румынская территория», «граница» или «румынский берег». В специальной инструкции посольству в Бухаресте предписывалось:
На всех советский картах вплоть до 1940 г. Бессарабия обозначалась как оккупированная Румынией территория.
Да, Англия, Франция, Италия и Япония в рамках Версальской конференции подписали с Румынией в 1920 г. «Бессарабский протокол», признающий переход суверенитета над Бессарабией от России к Румынии. Однако он де-юре правовой статус территории не изменил. Как отмечает известный украинский историк права В. Макарчук (в работе написанной в соавторстве с Н. Рудый):
Советская Россия наотрез отказалась признавать правомочность «Бессарабского протокола». В специальной ноте державам Антанты правительств РСФСР и УССР была четко обозначена позиция новых властей России: «Правительства Союзных республик России и Украины объявляют, что они не могут признать имеющим какую-либо силу соглашение, касающееся Бессарабии, состоявшееся без их участия, и что они никоим образом не считают себя связанными договором, заключенным по этому предмету другими правительствами».
Более того, СССР сорвал вступление в силу «Бессарабского протокола» в результате блестящей дипломатической комбинации. При подписании в 1925 г. «Конвенции об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией», устанавливающей дипломатические и консульские отношения между странами, Советский Союз пошел на значительные экономические уступки Японии, потребовав в ответ отказаться от ратификации протокола по Бессарабии. Получив обширные концессии на Дальнем Востоке, Япония сразу же вспомнила о нормах международного права, и абсолютно противоправный Бессарабский протокол и вовсе превратился в ничего не значащую бумагу, интересную лишь историкам дипломатии — для его вступления в силу требовалась ратификация всех стран-участниц договора.
Не признавая аннексию Бессарабии Румынией, Советский Союз не предпринимал попыток вернуть ее силой, хотя и имел на то полное право. Выступая на сессии Верховного Совета СССР 28 марта 1940 г., Молотов особо обратил на это внимание: «У нас нет пакта о ненападении с Румынией. Это объясняется наличием нерешенного спорного вопроса о Бессарабии, захват которой Советский Союз никогда не признавал, хотя никогда и не ставил вопрос о возвращении Бессарабии военным путем».
Причина тому была не в пацифизме СССР, а в полной невозможности такого решения проблемы. Любая попытка Советской России вернуть свою территорию неизбежно привела бы к войне не с Румынией, а с консолидированным Западом по всему периметру границ СССР. Максимум, что в таких обстоятельствах можно было сделать — добиться отказа отдельных стран от признания румынского захвата, как в случае с Японией. Не больше.
Пакт и возвращение Бессарабии
Ситуация в корне изменилась после подписания Пакта Молотова-Риббентропа. И дело вовсе не в том, что в соответствии с Секретным протоколом к нему Германия обязалась не вмешиваться в дела СССР на европейской части постимперского пространства и признала Бессарабию «зоной интересов» Советского Союза. Как мы знаем, Договор о ненападении совершенно не помешал Третьему рейху напасть на СССР 22 июня 1941 г.
Главным было то, что пакт радикально изменил баланс и расстановку сил в Европе. Перед Советской Россией на короткое время открылось окно возможностей, и Москва этим окном возможностей воспользовалась с максимальной эффективностью для обеспечения стратегических интересов Советского Союза, включая и решение бессарабского вопроса.
26 июня 1940 г. Молотов предъявил румынскому правительству ноту, фактически ультиматум, в которой потребовал в 24 часа вернуть захваченную Бессарабию ее законному хозяину — СССР: «В 1918 году Румыния, пользуясь военной слабостью России, насильственно отторгла от Советского Союза (России) часть его территории — Бессарабию … Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого, а создавшаяся международная обстановка требует быстрейшего разрешения полученных в наследство от прошлого нерешенных вопросов, … Советский Союз считает необходимым и своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу».
Самостоятельно противостоять вышедшей из кризиса и окрепшей России Румыния не могла. Не оправдались и румынские надежды, как обычно, решить свои проблемы чужими руками. Израильский историк Г. Городецкий пишет: «Получив ультиматум, король Кароль, буквально в бешенстве, вызвал германского посла во дворец. Однако бесконечные интриги короля лишили его всякого уважения в глазах всех великих держав. Риббентроп прямо обвинил его в натравливании одной воюющей стороны на другую, когда он сначала получил английские гарантии, а потом искал поддержки у Германии после того, как её превосходство стало очевидным. К своему ужасу, король обнаружил, что итальянцы тоже сочувствовали претензиям русских. В конце концов, он попытался заручиться поддержкой англичан, мрачными красками рисуя советскую угрозу Проливам. Он призывал Черчилля действовать, «как лорд Солсбери и мистер Дизраэли, когда Бессарабия перешла в другие руки в 1878 г.» Но в Лондоне к подобным намекам отнеслись как к «желанию румын в настоящий момент напугать нас до дрожи замыслами русских» (слова Черчилля — И. Ш.)».
Благодаря Пакту Молотова-Риббентропа Румыния оказалась в полной изоляции. Германия еще не могла себе позволить конфликт с Россией, ее войска находились в только что побежденной Франции, и потому вынуждена была отказать Румынии в поддержке и рекомендовать ей принять советские условия. О вынужденном характере учета Третьим рейхом интересов России свидетельствует запись в дневнике Геббельса: «Требования русских неожиданны, это противоречит имеющимся договоренностям (в Секретных протоколах к Пакту Молотова-Риббентропа зафиксирован лишь «интерес» СССР к Бессарабии и отсутствие такового у Германии — И. Ш.), настоящее мародерство, русские решительно используют ситуацию».
Позиция Германии предопределила и позицию союзной ей Италии, подписавшей в 1920 г. протокол о передаче Бессарабии Румынии. В новых условиях у итальянского правительства «открылись глаза», и оно вспомнило вдруг о нормах международного права. Министр иностранных дел Италии Чиано сообщил советскому полпреду: «Италия целиком признает права СССР на Бессарабию». Эта позиция была официально доведена до сведения Румынии, с предложением выполнить все требования СССР.
Если Германия еще не могла противодействовать восстановлению территориальной целостности СССР, то Англия уже не могла себе позволить конфликтовать с СССР из-за каких-то там румынских великодержавных аппетитов. Для Англии, лишившейся после разгрома Франции «шпаги на континенте», самым важным в тот момент было всеми способами втянуть СССР в войну против Германии, т. е. обрести новую «шпагу».
Поэтому, когда румынское руководство пыталось спровоцировать Великобританию на введение английского флота в Черное море, английский посол Криппс по поручению Черчилля в Кремле сообщал Сталину «о желательности установления порядка на Балканах под эгидой СССР». Иными словами, в обмен на поддержку против Третьего рейха Великобритания готова была не только признать право Советского Союза на Бессарабию, но и пообещать ему контроль над всеми Балканскими странами, включая и Румынию.
Прекрасно понимая цели Черчилля, Сталин от столь щедрого «дара данайцев» отказался.
Франции, которая демонстративно в 1924 г. во время советско-румынской мирной конференции, чтобы не допустить сближения Москвы и Бухареста, ратифицировала Бессарабский протокол, к моменту предъявления советского ультиматума как великой державы уже не существовало.
Не существовало уже на карте и другой румынской союзницы — Польши, также официально признавшей захват Бессарабии. Полезно не забывать, что Румыния отказалась помочь союзной Польше в момент германской агрессии 1939 г., сославшись на то, что у них военный союз только против СССР.
Румынию не поддержали и союзники по Балканской Антанте — Греция, Турция и Югославия. В изменившихся условиях они все вдруг тоже осознали отсутствие у нее законных прав на Бессарабию. Болгария же и Венгрия сами считали, что румыны оккупируют их национальные земли и притесняют венгерское и болгарское меньшинства. Поэтому в действиях СССР они видели важный для себя прецедент, открывающий и перед ними возможность решения территориального вопроса в свою пользу. Что, кстати сказать, они успешно и сделали сразу после возвращения Бессарабии Советскому Союзу: Болгария вернула себе Южную Добруджу, а Венгрия — Северную Трансильванию.
Прекрасно понимая ситуативный характер всеобщей приверженности нормам международного права, Румыния попыталась затянуть переговоры, чтобы дождаться лучших времен, когда неизбежно Германия начнет войну с Советским Союзом. Но что удалось в свое время Османской империи, которая несколько лет вела переговоры, пока под угрозой наполеоновского вторжения Россия не пошла на максимальные уступки, то не удалось Румынии. Советский Союз в ловушку переговоров не пошел и пригрозил военной акцией. Выхода не было.
Румыния приняла советский ультиматум и по советско-румынскому соглашению от 28 июня 1940 г. возвратила незаконно оккупированные территории. Бессарабия вновь вошла в состав России, только уже Советской, а молдавский народ, как и в 1812 г., избавился от иноземного гнета, и вновь, спустя многие века, обрел свою государственность в виде Молдавской ССР в составе Советского Союза.
В 1940 г. Советский Союз в полной мере использовал открывшееся на краткий миг окно возможностей для того, чтобы возвратить незаконно отторгнутую территорию. Вместе с тем, по справедливому утверждению молдавского историка С. Назария, это стало и закономерным результатом упорной «22-летней борьбы советской дипломатии за возврат Пруто-Днестровской Молдовы в состав советского государства». Первого без второго никогда бы не было.
Законность возвращения Бессарабии (Молдавии) в состав СССР, как и законность установленной Кутузовым границы по Пруту и Дунаю, была после Второй мировой войны подтверждена мировым сообществом в 1947 году. В Парижском мирном договоре союзных держав (СССР, США, Великобритания, Австралия, Белоруссия, Канада, Чехословакия, Индия, Новая Зеландия, Украина, Южно-Африканский Союз) с Румынией статья №1 гласит: «Советско-румынская граница устанавливается в соответствии с Советско-румынским соглашением от 28 июня 1940 г.».
Напомню, это именно то соглашение, от которого в официальных документах современной Молдовы и Румынии, не говоря уже о многочисленных заявлениях их политических и общественных деятелей, отсчитывается начало советской «оккупации» Бессарабии. Театр абсурда с точки зрения международного права.
Пакт Молотова-Риббентропа сыграл в возвращении Бессарабии ключевую роль. Хотя само возвращение и проходило на основании других правовых актов — советского ультиматума от 26 июня 1940 г. и советско-румынского соглашения от 28 июня того же года.
Поэтому надо признать, что у Бухареста есть все основания уже не одно десятилетие его проклинать. Для Румынии он действительно был катастрофой. Вся ее политика основывалась на том, что великие державы ради того, чтобы не допустить усиления России, защитят румынские захваты. Взятая ее на себя роль «стража интересов европейской цивилизации на Днестре» должна была обеспечить Бухаресту безопасность и безнаказанность. Со времен подписания странами Антанты Бессарабского протокола такая политика давала Румынии блестящие результаты.
Однако в августе 1939 г. одна из великих держав пошла на соглашение с Россией. Общеевропейские интересы отошли на второй план. Главным стала борьба за гегемонию в Западной цивилизации. Румыния в этом противоборстве почти ничего не значила, а Россия могла решить его исход. «Страж европейских интересов на Днестре» оказался временно не нужен ни одной из великих держав Запада.
Дело даже не в том, что румынам пришлось вернуть Бессарабию, а следом и захваченную у Болгарии Добруджу, и у Венгрии Трансильванию. Пакт стал символом уязвимости и зыбкости главного принципа построения Великой Румынии: расширение за счет соседей в период их кризиса, с последующей защитой приобретений чужими руками. Пакт напоминает, что для государства-мародера в любой момент все может рухнуть при неожиданном и независящем от Румынии изменении баланса сил в Европе и мире.
«Преодоление последствий пакта» и румынский интерес
Несомненное и вполне объяснимое наличие у Румынии комплекса, связанного с Пактом Молотова-Риббентропа, вовсе не означает, что в основе беспрерывных призывов устранить его политико-правовые последствия лежат исключительно психологические причины. На первом месте, как всегда в международных отношениях, находятся государственные интересы.
Румынские политики прекрасно знают, что Советско-германский договор о ненападении перестал действовать 22 июня 1941 г. Как известно им и о том, что Румыния устранила для себя все его политико-правовые последствия после повторной оккупации Бессарабии в том же июне 1941, а послевоенные границы определялись Большой тройкой в Ялте и Потсдаме.
Полагаю, что напрасно язвит над ними молдавский правовед Александр Буриан: «Можно себе представить, как в Ялте Рузвельт, Черчилль и Сталин проводили европейские границы, руководствуясь положениями пресловутого пакта. Это, в принципе, даже не смешно, хотя и произносится неоднократно устами главы соседнего государства».
Румынские политики, добивающиеся присоединения Бессарабии к своей стране, под лозунгом восстановления справедливости, попранной преступным пактом, естественно, знают, что юго-западные границы СССР, а соответственно, восточные границы Румынии определил Парижский мирный договор 1947 г.
Однако в период распада Советского Союза, когда забрезжила надежда, что (как и при распаде Российской империи) удастся захватить Бессарабию, Румыния не могла себе позволить требовать пересмотра Парижского мирного договора. Такое требование равнялось бы открытому призыву к пересмотру итогов Второй мировой войны. У Бухареста не было никаких гарантий, что Запад ради ее великодержавных амбиций одобрит подобную инициативу. А без его поддержки, без возвращения роли стража европейской цивилизации на Днестре, Великую Румынию не построишь.
Была и еще одна причина, даже более веская, — невозможность открыто выступать против Парижского мирного договора. Этот договор установил не только границу Румынии с Советским Союзом, но и с Венгрией. Статья вторая Парижского мирного договора гласит: «Решения Венского арбитража от 30 августа 1940 года объявляются несуществующими. Граница между Румынией и Венгрией, существовавшая на 1 января 1938 года, настоящим договором восстанавливается». Тем самым Румынии из состава Венгрии передавалась Трансильвания.
Напомню, Румыния захватила Трансильванию по итогам Первой мировой войны, воспользовавшись развалом Австро-Венгерской империи. В 1940 г., после возвращения Советским Союзом Бессарабии, Венгрия также потребовала вернуть свое, что и была вынуждена сделать Румыния по итогам Венского арбитража. После Ясско-Кишиневской операции, когда невозможность удержать оккупированную в 1941 г. Бессарабию стала очевидна, Румыния, по хорошо отработанной схеме, резко сменила фронт. Примкнула к победителям, и вместе с советскими войсками вступила в войну с Венгрией, сохранившей верность Рейху.
Такой кульбит и принес Румынии Трансильванию уже по итогам Второй мировой войны. Но закреплено это приобретение было в том же договоре, который еще раз подтвердил советский суверенитет над Бессарабией. На эту неразрывную взаимосвязь международно-правовых гарантий западной и восточной границ Румынии указывал еще в 1947 г., при ратификации Парижского мирного договора вице-председатель Совета Министров и министр иностранных дел Румынии Г. Тэтэреску: «Договор составляет единый блок. Он не может быть принят иначе, как целиком, и не может быть отвергнут иначе как целиком… ВОЗВРАЩЕНИЕ всей Трансильвании явилось для нашего правительства самой важной целью его действий». Сказано предельно точно и ясно. Румынской последовательности в территориальном расширении за счет соседей, причем неважно с чьей помощью, остается только удивляться.
В условиях полной невозможности ставить под сомнение Парижский мирный договор 1947 г. и одновременного стремления прибрать к рукам Молдову румынские политики, опять надо отдать им должное, нашли блестящий ход: объявили границу по Пруту результатом не Парижского мирного договора, а Пакта Молотова-Риббентропа и развернули шумную компанию по пересмотру его «преступных» последствий. Такой подход, конечно, позволяет специалистам историкам и правоведам ставить под сомнение их умственные способности, но ради Великой Румынии они готовы потерпеть насмешки, от которых им, ни холодно, ни горячо. Никто в Румынии и в Молдове таких специалистов к ведущим средствам массовой информации не допустит. Главное — результат, а он есть, и это — несомненно.
Запад румынскую игру принял и в полной мере поддержал. Тем более, что инициатива Румынии полностью совпала с его собственным стремлением пересмотреть итоги Второй мировой войны в отношении России. Так, захватнические интересы Румынии в который уже раз совпали с интересами консолидированного Запада. И она получила полную возможность под прикрытием дымовой завесы борьбы с «преступным пактом» прибирать к рукам Молдову.
В Румынии и на Западе прекрасно понимали, что политика пересмотра политико-правовых последствий пакта — это политика пересмотра Парижского мирного договора 1947 г. Но такая игра всех устраивала. Она позволяла в случае успеха румынской экспансии признать присоединение Молдовы к Румынии, не ставя под сомнение всю систему границ, определенных Парижскими мирными договорами (они касались не только границ Румынии). Все было бы в полном соответствии с нормами международного права. Конечно, по словам заинтересованных политиков и совершенно независимых СМИ. Мнения специалистов никто бы тиражировать не стал. Правда, в случае изменения интересов великих держав международное право сразу же вспомнили бы и с легкостью объявили румынский захват нелегитимным. Но пока такой необходимости нет, независимо от реального отношения пакта к границе по Пруту, компания по преодолению его последствий будет продолжаться.
Как видим, румынское отношение к пакту вполне понятно и объяснимо. Для них он был, есть и будет символом всего самого худшего, что может с Румынией случится. Одновременно для Румынии пакт является эффективным инструментом реализации ее захватнических планов на Молдову, строительства Великой Румынии. И заявление Майи Санду об объявлении 23 августа Днем памяти жертв всех тоталитарных и авторитарных режимов лишь подтверждает неизменность стратегического курса Румынии.
Другой вопрос, до каких пор наши власти будут продолжать играть в поддавки с геополитическими противниками России, предавая анафеме пакт, по которому удалось вывести захватчика из-под защиты великих держав Запада? До коих пор будут «стыдливо» обходить молчанием действия советского правительства, которые позволили освободить исконно российские и молдавские земли от румынской оккупации?