Илья Лыков – ведущий актер молодой труппы «Современника». За одиннадцать лет работы в театре он выпустил двадцать спектаклей, сыграв в половине из них, если не главные, то значительные роли. Семь лет назад Илья удивил всех, явившись на сбор труппы в полтора раза худее себя прежнего, потеряв тридцать килограммов, тем самым резко скакнув из острохарактерных персонажей в герои. Он растет и меняется от роли к роли, продолжая удивлять. Во время спектакля «Нэнси» его Джонатан каждый раз вызывает восторженный шепот по залу. Недавно артист сыграл Гамлета в фестивальной постановке в Ростове. Интересно, что сам Илья не считает свой путь в профессии результатом собственных усилий, а только лишь выражением некой предначертанности – того, что происходит «волей обстоятельств».
– Илья, я слышала, что вы провели детство в Одессе. Как так получилось, ведь вы москвич?
– Да, я родился в Москве, но до семи лет жил в Одессе, у бабушкиной сестры. Когда я пошел в школу, каждое лето мы уже туда ездили как на дачу. У меня был одесский говор, от которого я избавился только в театральном институте. Кстати, мои первые съемки в сериале «Жизнь и приключения Мишки Япончика» были в Одессе. Это был просто подарок. В Москве и не слышали о Япончике, а для одесситов это местный Робин Гуд. Я маленький знал о нем все по рассказам во дворах. Артисты, с которыми я снимался - Олег Школьник, Ирина Токарчук – я всех их видел по телевизору в Одессе в детстве.
– А сейчас как дела с кино?
– Это больная тема. Хожу на пробы, и вроде бы все проходит замечательно, но в последний момент берут другого актера. Очень злюсь на себя, оттого что не получается. Я даже думал, может, перестать биться в закрытую дверь. Потому что это очень меня разрушает изнутри. С другой стороны, я понимаю, эти обломы – это мои «бревна», которые помогают мне «гореть» в театре.
– Знаю, что в «Современник» вы попали благодаря однокурснице Лене Козиной, которая организовала показ для вас троих, включая Диму Смолева, и всех тогда взяли в театр.
– Да, если бы не Лена, я бы в театр не попал. У меня есть такая черта – я стараюсь не принимать судьбоносных решений. Никогда не пробиваюсь к цели. Верю в свое течение, которое меня несет в нужном направлении. Бывают буераки, бывает тяжело, но я все равно верю - все что ни делается, все к лучшему. Меня вынесет туда, куда надо. Так я встретил жену (артистка «Современника» Наталья Ушакова. – «Т»), так я попал в театр, где я нужен.
– Вы сейчас ведущий молодой актер «Современника, а как вы сами свое место в театре определяете?
– Я себя ведущим не считаю. Да, у меня много ролей, но это все случилось волей обстоятельств. Обычная ситуация для театра. Один артист отказывается от роли, и вдруг вспоминают, что есть другой. И другой приходит и делает это отлично, даже лучше, чем первый. Значит, так и должно было произойти.
– Вы влюбчивый человек?
– А что такое влюбчивый человек? Я влюбляюсь в режиссера. В талант. Я люблю талантливых людей. Мне нужна какая-то подпитка для себя. Мне все время кажется, что я остановился в развитии. Я ищу какие-то новые направления, даже если это та режиссура, которой я не понимаю, я все равно хочу в ней участвовать и открывать что-то новое для себя. У нас был спектакль «Эмилия Галотти» Габриэлы Туминайте. Когда мы стали его репетировать, я вообще не понимал, что мы делаем, на каком языке говорим. Но спустя двадцать спектаклей я его начал любить неимоверно, потому что это было другое существование для меня. Однажды на репетицию пришел Римас Туминас, и сказал мне (говорит с литовским акцентом): «Та ты в этой сцене ничего не телай, ты просто соси и плачь». Мундштук имелся в виду. Я думал, ну как так? Да, я умею плакать по щелчку, но зачем здесь это?
– Есть человек, которого вы можете назвать своим учителем?
– Я думаю, сама жизнь учитель. Время учитель. Ты сомневаешься в чем-то, думаешь, правильно ты поступил или нет. Спустя год понимаешь, все было правильно. Для меня очень важно мнение Галины Борисовны [Волчек]. Если бы была возможность встречаться с ней каждый день, это было бы круто. Она приходит на каждое «Шагает солнце по бульварам», на каждое. Это такой подарок. Так неудобно было однажды. После спектакля она поворачивается ко мне: «Илья, ты чего такой?» – «Да я устал», – и осекся тут же. Думаю, зачем я это сказал? Как я могу ей такое сказать?! Ей – человеку, который в ее возрасте решает глобальные проблемы. Она как атлант просто. «А ты знаешь, как я устала?» – «Да, да, я все знаю, Галина Борисовна, я счастлив, у меня все хорошо!»
Однажды у меня возник вопрос, который могла разрешить только ГБ. Я помню, что я ей позвонил, она впервые не взяла трубку. И я подумал, ну все, я ее чем-то расстроил (это моя мнительность, как всегда). На следующий день она сама перезвонила и первое, что она сказала, ты меня извини (она мне говорит «извини»!), что я не смогла говорить. Я вас приучила к тому, что вы можете прийти ко мне в кабинет в любое время, по любому вопросу и звонить когда угодно, но сейчас это невозможно, потому что я очень плохо себя чувствую. У меня просто сердце сжалось в тот момент. Сейчас так хочется ее радовать и беречь. Возникают какие-то вопросы, думаешь, надо идти к ГБ, она мне все скажет. Потом думаешь, зачем ее волновать, у нее и так куча забот.
– Галина Борисовна вам родной человек?
– Очень родной. Кстати, она первая, кто принял меня после моего похудения. Потому что все в театре говорили: ой, ну всё, ты потерял свою индивидуальность, свою характерность. Ничего теперь играть не будешь. Потому что раньше я выходил на сцену таким кудрявым колобком, и все смеялись. Галина Борисовна тогда первая сказала «ты молодец» и мне сразу стало легче, потому что я как-то запаниковал даже, после того, как перевоплотился в другого.
– Помню, что это было радикальное преображение. А причина какая для этого была?
– Причина была медицинская. Мне поставили вторую степень ожирения. Я пытался похудеть очень долго, но ничего не получалось. Сережа Гирин, наш артист, подсунул мне как-то диету: хочешь, попробуй. И я сбросил 40 килограммов. Очень благодарен режиссерам Кате Половцевой и Габриэле Туминайте. Они помогли мне в тот момент перейти из толстого и смешного характерного артиста в героя.
Тогда у меня появился Принц в «Эмилии Галотти» и Мерсо в «Постороннем». Кстати, я всю жизнь хотел сыграть Андрея в «Трех сестрах». И когда был толстым, его не сыграл. Меня ввели, когда я похудел. И вообще смешно, у нас в театре все Андреи были худые, хотя у Чехова написано, что Андрей в браке располнел. Мы этот текст убрали.
– «Современник» – театр, в котором очень бережно относятся к легендарному прошлому, и сама Галина Борисовна никогда не устает говорить хорошие слова об Олеге Ефремове, а что лично для Вас значат люди, которые создавали театр? Вы же застали многих – Квашу, Толмачеву…
– Для меня это столпы. Одно упоминание о том, что они работали в моем театре – гарант того, что я в правильном месте. Я играл с Игорем Владимировичем Квашой в «Вишневом саде». Столько всего он рассказывал о жизни... Не о том, как играть – о том, как вообще жить. Любая его фраза, любая его шутка, которых было очень много, просто поддерживали во мне любовь к моему театру.
– «Нэнси» – последняя премьера Ваша, совершенно новый опыт для «Современника». Материал Ивана Вырыпаева и его же режиссура. Я знаю, что вы очень любите этот спектакль. Вас не коробит, что так неоднозначно он публикой воспринимается?
– Да, «Нэнси» для консервативного зрителя спектакль трудный. Но мне нравится вспахивать это поле. У меня есть свои колки, метки. Бывает первый монолог прошел – нет реакции. Второй – нет реакции. Меня это только заводит. И когда на третьем монологе я зрителей все-таки пробиваю, они начинают открываться, смеяться, это большой кайф.
У меня три монолога и целая система, как взять дыхание, чтобы донести смысл. Нужно держать ритм, не сбиться. В этом и красота этого текста Вани Вырыпаева, ты его слушаешь, как стихотворение. Вообще, я сделал бы антракт. Чтобы те, кому не нравится, ушли. А те, кто остался, зашли бы в буфет, выпили чего-нибудь, и пришли на второй акт, чтоб кайфануть снова. Это легкая комедия, нужно принять жанр и плыть по течению. Я бы очень хотел посмотреть настоящий голливудский мюзикл, снятый по «Нэнси». Где бы все танцевали, пели. Где бы вышел огромный Джонатан, ожиревшее чудовище, чтобы действительно было страшно. Чтобы он тряс Нэнси, как куклу, и вдалбливал ей в мозг, что она свободное существо, и что не нужно следовать штампам. Это же дико смешно.
– Интересно, а как старшее поколение в театре приняло «Нэнси»?
– После премьеры впервые за долгое время мне вдруг позвонили с городского номера. Я очень удивился. Оказалось, что это актер Виктор Ихелевич Тульчинский, который специально узнал мой телефон! Он пропел дифирамбы и Ване Вырыпаеву, и мне. Сказал, что это потрясающе, легко, смешно. Таисия Сергеевна Михолап тоже была на премьере, сидела ухахатывалась и давала мне энергию, что я мог дальше «топить». Конечно, мне было бы интересно, что сказала бы Марина Мстиславовна Неелова. Ваня Вырыпаев рассказывал, что он в свое время предлагал ей роль, кажется, в «Танце Дели». Ей понравился сценарий. Но потом поменялась концепция, и снималась другая актриса.
– От Марины Мстиславовны когда-нибудь слышали оценку своих работ?
– Нет. Но в «Вишневом саде» во время моих сцен она все время сидит в кулисе и смотрит. Это всегда такое нервное переживание. У нас в театре были разговоры о постановке «Леса» Островского. Марина Мстиславовна должна была играть Гурмыжскую. По пьесе у нее там роман с молодым Булановым. Конечно, чего греха таить, я был бы счастлив сыграть с Нееловой. Этот роман (смеется).
– То, что мы пригласили Вырыпаева на постановку, это очень правильный шаг. В театре с названием «Современник» должен быть в репертуаре Вырыпаев, так же как и Водолазкин, и Данилов, которых у нас поставили в этом сезоне. И классика должна быть. Все просто: надо не забывать свои корни и смотреть в будущее.
– С какими театральными режиссерами вы хотели бы поработать?
– С Лепажем. Его «Липсинк» «взорвал» меня. Лет шесть назад смотрел, а до сих пор мурашки идут. Лепаж для меня, как Земфир а, я его люблю безоговорочно, даже если спектакль вышел не очень хорошим. Но, может, и не надо работать с кумирами, чтобы не разочаровываться в них. С другой стороны, я артист, моя задача играть.
– Илья, я слышала, что вы провели детство в Одессе. Как так получилось, ведь вы москвич?
– Да, я родился в Москве, но до семи лет жил в Одессе, у бабушкиной сестры. Когда я пошел в школу, каждое лето мы уже туда ездили как на дачу. У меня был одесский говор, от которого я избавился только в театральном институте. Кстати, мои первые съемки в сериале «Жизнь и приключения Мишки Япончика» были в Одессе. Это был просто подарок. В Москве и не слышали о Япончике, а для одесситов это местный Робин Гуд. Я маленький знал о нем все по рассказам во дворах. Артисты, с которыми я снимался - Олег Школьник, Ирина Токарчук – я всех их видел по телевизору в Одессе в детстве.
– А сейчас как дела с кино?
– Это больная тема. Хожу на пробы, и вроде бы все проходит замечательно, но в последний момент берут другого актера. Очень злюсь на себя, оттого что не получается. Я даже думал, может, перестать биться в закрытую дверь. Потому что это очень меня разрушает изнутри. С другой стороны, я понимаю, эти обломы – это мои «бревна», которые помогают мне «гореть» в театре.
– Знаю, что в «Современник» вы попали благодаря однокурснице Лене Козиной, которая организовала показ для вас троих, включая Диму Смолева, и всех тогда взяли в театр.
– Да, если бы не Лена, я бы в театр не попал. У меня есть такая черта – я стараюсь не принимать судьбоносных решений. Никогда не пробиваюсь к цели. Верю в свое течение, которое меня несет в нужном направлении. Бывают буераки, бывает тяжело, но я все равно верю - все что ни делается, все к лучшему. Меня вынесет туда, куда надо. Так я встретил жену (артистка «Современника» Наталья Ушакова. – «Т»), так я попал в театр, где я нужен.
– Вы сейчас ведущий молодой актер «Современника, а как вы сами свое место в театре определяете?
– Я себя ведущим не считаю. Да, у меня много ролей, но это все случилось волей обстоятельств. Обычная ситуация для театра. Один артист отказывается от роли, и вдруг вспоминают, что есть другой. И другой приходит и делает это отлично, даже лучше, чем первый. Значит, так и должно было произойти.
– Вы влюбчивый человек?
– А что такое влюбчивый человек? Я влюбляюсь в режиссера. В талант. Я люблю талантливых людей. Мне нужна какая-то подпитка для себя. Мне все время кажется, что я остановился в развитии. Я ищу какие-то новые направления, даже если это та режиссура, которой я не понимаю, я все равно хочу в ней участвовать и открывать что-то новое для себя. У нас был спектакль «Эмилия Галотти» Габриэлы Туминайте. Когда мы стали его репетировать, я вообще не понимал, что мы делаем, на каком языке говорим. Но спустя двадцать спектаклей я его начал любить неимоверно, потому что это было другое существование для меня. Однажды на репетицию пришел Римас Туминас, и сказал мне (говорит с литовским акцентом): «Та ты в этой сцене ничего не телай, ты просто соси и плачь». Мундштук имелся в виду. Я думал, ну как так? Да, я умею плакать по щелчку, но зачем здесь это?
– Есть человек, которого вы можете назвать своим учителем?
– Я думаю, сама жизнь учитель. Время учитель. Ты сомневаешься в чем-то, думаешь, правильно ты поступил или нет. Спустя год понимаешь, все было правильно. Для меня очень важно мнение Галины Борисовны [Волчек]. Если бы была возможность встречаться с ней каждый день, это было бы круто. Она приходит на каждое «Шагает солнце по бульварам», на каждое. Это такой подарок. Так неудобно было однажды. После спектакля она поворачивается ко мне: «Илья, ты чего такой?» – «Да я устал», – и осекся тут же. Думаю, зачем я это сказал? Как я могу ей такое сказать?! Ей – человеку, который в ее возрасте решает глобальные проблемы. Она как атлант просто. «А ты знаешь, как я устала?» – «Да, да, я все знаю, Галина Борисовна, я счастлив, у меня все хорошо!»
Однажды у меня возник вопрос, который могла разрешить только ГБ. Я помню, что я ей позвонил, она впервые не взяла трубку. И я подумал, ну все, я ее чем-то расстроил (это моя мнительность, как всегда). На следующий день она сама перезвонила и первое, что она сказала, ты меня извини (она мне говорит «извини»!), что я не смогла говорить. Я вас приучила к тому, что вы можете прийти ко мне в кабинет в любое время, по любому вопросу и звонить когда угодно, но сейчас это невозможно, потому что я очень плохо себя чувствую. У меня просто сердце сжалось в тот момент. Сейчас так хочется ее радовать и беречь. Возникают какие-то вопросы, думаешь, надо идти к ГБ, она мне все скажет. Потом думаешь, зачем ее волновать, у нее и так куча забот.
– Галина Борисовна вам родной человек?
– Очень родной. Кстати, она первая, кто принял меня после моего похудения. Потому что все в театре говорили: ой, ну всё, ты потерял свою индивидуальность, свою характерность. Ничего теперь играть не будешь. Потому что раньше я выходил на сцену таким кудрявым колобком, и все смеялись. Галина Борисовна тогда первая сказала «ты молодец» и мне сразу стало легче, потому что я как-то запаниковал даже, после того, как перевоплотился в другого.
– Помню, что это было радикальное преображение. А причина какая для этого была?
– Причина была медицинская. Мне поставили вторую степень ожирения. Я пытался похудеть очень долго, но ничего не получалось. Сережа Гирин, наш артист, подсунул мне как-то диету: хочешь, попробуй. И я сбросил 40 килограммов. Очень благодарен режиссерам Кате Половцевой и Габриэле Туминайте. Они помогли мне в тот момент перейти из толстого и смешного характерного артиста в героя.
Тогда у меня появился Принц в «Эмилии Галотти» и Мерсо в «Постороннем». Кстати, я всю жизнь хотел сыграть Андрея в «Трех сестрах». И когда был толстым, его не сыграл. Меня ввели, когда я похудел. И вообще смешно, у нас в театре все Андреи были худые, хотя у Чехова написано, что Андрей в браке располнел. Мы этот текст убрали.
– «Современник» – театр, в котором очень бережно относятся к легендарному прошлому, и сама Галина Борисовна никогда не устает говорить хорошие слова об Олеге Ефремове, а что лично для Вас значат люди, которые создавали театр? Вы же застали многих – Квашу, Толмачеву…
– Для меня это столпы. Одно упоминание о том, что они работали в моем театре – гарант того, что я в правильном месте. Я играл с Игорем Владимировичем Квашой в «Вишневом саде». Столько всего он рассказывал о жизни... Не о том, как играть – о том, как вообще жить. Любая его фраза, любая его шутка, которых было очень много, просто поддерживали во мне любовь к моему театру.
– «Нэнси» – последняя премьера Ваша, совершенно новый опыт для «Современника». Материал Ивана Вырыпаева и его же режиссура. Я знаю, что вы очень любите этот спектакль. Вас не коробит, что так неоднозначно он публикой воспринимается?
– Да, «Нэнси» для консервативного зрителя спектакль трудный. Но мне нравится вспахивать это поле. У меня есть свои колки, метки. Бывает первый монолог прошел – нет реакции. Второй – нет реакции. Меня это только заводит. И когда на третьем монологе я зрителей все-таки пробиваю, они начинают открываться, смеяться, это большой кайф.
У меня три монолога и целая система, как взять дыхание, чтобы донести смысл. Нужно держать ритм, не сбиться. В этом и красота этого текста Вани Вырыпаева, ты его слушаешь, как стихотворение. Вообще, я сделал бы антракт. Чтобы те, кому не нравится, ушли. А те, кто остался, зашли бы в буфет, выпили чего-нибудь, и пришли на второй акт, чтоб кайфануть снова. Это легкая комедия, нужно принять жанр и плыть по течению. Я бы очень хотел посмотреть настоящий голливудский мюзикл, снятый по «Нэнси». Где бы все танцевали, пели. Где бы вышел огромный Джонатан, ожиревшее чудовище, чтобы действительно было страшно. Чтобы он тряс Нэнси, как куклу, и вдалбливал ей в мозг, что она свободное существо, и что не нужно следовать штампам. Это же дико смешно.
– Интересно, а как старшее поколение в театре приняло «Нэнси»?
– После премьеры впервые за долгое время мне вдруг позвонили с городского номера. Я очень удивился. Оказалось, что это актер Виктор Ихелевич Тульчинский, который специально узнал мой телефон! Он пропел дифирамбы и Ване Вырыпаеву, и мне. Сказал, что это потрясающе, легко, смешно. Таисия Сергеевна Михолап тоже была на премьере, сидела ухахатывалась и давала мне энергию, что я мог дальше «топить». Конечно, мне было бы интересно, что сказала бы Марина Мстиславовна Неелова. Ваня Вырыпаев рассказывал, что он в свое время предлагал ей роль, кажется, в «Танце Дели». Ей понравился сценарий. Но потом поменялась концепция, и снималась другая актриса.
– От Марины Мстиславовны когда-нибудь слышали оценку своих работ?
– Нет. Но в «Вишневом саде» во время моих сцен она все время сидит в кулисе и смотрит. Это всегда такое нервное переживание. У нас в театре были разговоры о постановке «Леса» Островского. Марина Мстиславовна должна была играть Гурмыжскую. По пьесе у нее там роман с молодым Булановым. Конечно, чего греха таить, я был бы счастлив сыграть с Нееловой. Этот роман (смеется).
– То, что мы пригласили Вырыпаева на постановку, это очень правильный шаг. В театре с названием «Современник» должен быть в репертуаре Вырыпаев, так же как и Водолазкин, и Данилов, которых у нас поставили в этом сезоне. И классика должна быть. Все просто: надо не забывать свои корни и смотреть в будущее.
– С какими театральными режиссерами вы хотели бы поработать?
– С Лепажем. Его «Липсинк» «взорвал» меня. Лет шесть назад смотрел, а до сих пор мурашки идут. Лепаж для меня, как Земфир а, я его люблю безоговорочно, даже если спектакль вышел не очень хорошим. Но, может, и не надо работать с кумирами, чтобы не разочаровываться в них. С другой стороны, я артист, моя задача играть.