1. На LiveLib стартовало читательское голосование «Большой книги»: можно бесплатно прочесть и оценить тексты финалистов премии. Лидируют сейчас «Дети мои» Гузели Яхиной, за ними — «Брисбен» Евгения Водолазкина и «Дни Савелия» Григория Служителя, но голосов пока немного, все еще может поменяться.
2. На «Постнауке» — статья лингвиста Бориса Орехова о современных методах определения авторства. Орехов рассказывает об изобретенном в 2002 году математическом методе «Дельта», при котором высчитывается частотность слов в произведении и сравнивается с частотностью по языковому корпусу. Делается все это, конечно, компьютерными средствами; «Дельта» помогает решать спорные вопросы, пусть и не окончательно: «По результатам анализа с помощью „Дельты” видно, что весь „Тихий Дон” написан одним автором и, видимо, тем же самым человеком, который написал „Донские рассказы”. Тут надо уточнить: есть версия, что Шолохов не писал „Донских рассказов” и вообще ничего не писал. Но если мы верим в то, что Шолохов все-таки автор „Донских рассказов”, тогда это тот же самый человек, который написал и „Тихий Дон”».
Мистификаторам тоже теперь придется потруднее: «Джоан Роулинг решила попробовать себя в написании текстов, непохожих на „Гарри Поттера”, и выпустила книгу под псевдонимом Роберт Гэлбрейт. „Дельта” однозначно указала, что тексты о Гарри Поттере стилистически совершенно соответствуют роману Гэлбрейта и не похожи ни на Толкина, ни на Льюиса, ни на кого-то другого. Уже после этого Джоан Роулинг публично признала свое авторство».
3. На «Литкарте» появился 37-й номер «Воздуха». Главный автор номера — Вадим Банников, среди других — Мария Степанова, Игорь Лёвшин, Наталия Азарова, Андрей Гришаев и Анатолий Гаврилов, представленный здесь как прозой, так и стихами:
Утро. Приём посетителей.
Полдень. Приём посетителей.
Вечер. Приём посетителей.
Ночь. Приём посетителей.
Среди посетителей много больных и пьяных.
Ничего особенного, ты сам выбрал это.
В переводном разделе, среди прочего, Авишалом фон Шилоах и Пётр Мицнер («альтернативная история / пока не сдаёт позиций // всё в ней струится / всё пульсирует»). Стоит также обратить внимание на эксперименты Андрея Таврова — стихи, которые нужно читать снизу вверх; в прозаическом разделе есть давно любимый мною сетевой дневник Ивана Мишутина, протоколирующего каждый свой день в таком стиле:
С десяти часов и до полудня повторял лексику, смотрел социальные сети. Заполнял дневник; ходил в тренажёрный зал; смотрел «Deutche Welle» (испаноязычный вариант), листал YouTube, дочитывал «Задним числом» Бланшо. Вечером поехал в университет, после занятий по испанскому возвращался к метро на машине вместе с однокурсницами. По пути в Люберцы читал Лакана, дома переписывался с А., читал ленты социальных сетей, лёг спать в половину третьего ночи.
4. 5 июля в Москве прошел четырехчасовой поэтический марафон в поддержку сестер Хачатурян. На «Снобе» опубликовано несколько стихотворений участниц — очных и заочных; эти стихи посвящены телесности, насилию, ощущению небезопасности. Вот, например, Елена Фанайлова:
…так и насилуют нашу сестру
по могилам, по кустам
и я этих строчек не сотру
по участкам, по больницам
тяжко ль было медсестрицам
в эшелонах в Туркестан
на рассвете на расстреле на ветру
кто им слезы утирает?
мама, мама, я утру
5. На латвийском сайте Press опубликовано эссе Дмитрия Быкова о Юрии Тынянове — предисловие к недавнему изданию романа «Смерть Вазир-Мухтара». «Тынянов обратился к последнему году Грибоедова, чтобы рассказать о собственном умирании: ему оставалось пятнадцать лет, но роковая болезнь — рассеянный склероз — диагностирована у него в конце двадцатых». С ощущением провалов, пустот, не только физиологическим, но и историческим, Быков сравнивает стиль романа: «Тынянов и Шкловский — оба в это время пишут короткими абзацами, не развивая тезисов. В пустотах и умолчаниях угадывается непроизносимое». Впоследствии, по мысли Быкова, этот стиль вновь пригодится прозаикам 1970-х, в первую очередь Трифонову: «„Смерть Вазир-Мухтара” создала стиль и жанр, и это книга не просто о человеке после тридцати трех, простившемся с иллюзиями, но и о времени, остановленном на скаку». В случае Тынянова это конец революционной атмосферы, распад формальной школы; параллели с историей столетней давности зримы, и неслучаен выбор героя: «Грибоедов в 1828 году пребывал в таком же одиночестве, в каком оказался Тынянов сто лет спустя, но у Тынянова не было Персии, и он эмигрировал в историческую прозу. Персия в романе Тынянова — метафора России, которую предстоит осваивать заново».
В этом же ключе — проводя параллели с настоящим — Тынянов, по словам Быкова, трактует смерть своего героя. Последняя часть эссе посвящена тому, как воспринял и как не понял роман Тынянова Солженицын: «Главному диссиденту Солженицыну не по пути было с диссидентами, они разошлись, и Тынянов для него — противороссийская традиция; про Грибоедова он так сказать не решается».
6. На «Канобу» — список из девяти заслуживающих внимания русских литературных подкастов. Юзефович и Завозова, Поляринов, «Полка», «Книги жарь», мини-аудиокниги с комментариями Евгения Стаховского — как говорят в рекламе, сбалансированный рацион.
7. На «Арзамасе» вышел курс про криминологию, к нему прилагается составленная Тамарой Эйдельман универсальная таблица: лучшие образцы разных детективных жанров в литературе, кино и на ТВ. Образцовым детективом par excellence названа «Собака Баскервилей», а главным детективным нон-фикшном — «Хладнокровное убийство» Капоте. Среди авторов, которые попали в таблицу, — Агата Кристи, Стивен Кинг, Джон Ле Карре, Том Клэнси, Иоанна Хмелевская. Лучший пример иронического детектива — акунинский цикл про Фандорина, вероятно, потому, что место в рубрике «Исторический детектив» гарантировало себе «Имя розы».
8. На NPR Джин Циммерман рецензирует второй роман молодой писательницы и переводчицы Кейт Долан-Лич «Мы ушли в лес» — книгу о том, что история повторяется, даже если мы хорошо ее знаем. Героиня романа, студентка Маккензи Джонсон, участвует в реалити-шоу «Эксперимент миллениалов», там по чьему-то совету раскрывает трансгендерную идентичность одного из участников и с позором покидает состязание; вскоре она отправляется в новое приключение — в коммуну «выживальщиков» в лесах штата Нью-Йорк. Все это, замечает Циммерман, звучит очень знакомо: те, кто возрождает идеи хиппи, совершат их же ошибки. «Идеалистические диалоги за собиранием грибов». Общинная жизнь показана здесь в таких экстатически-радужных тонах, что в меру циничный, бывалый читатель понимает: это не к добру. Так оно, разумеется, и выходит: героиню ждет и крушение экологических надежд, и любовное разочарование — зато она приобретает опыт, позволяющий классифицировать книгу Долан-Лич и как предупреждение, и как роман воспитания.
9. Книга, которую сейчас с нетерпением ждут в Америке, — «Три женщины» Лизы Таддео: коротко говоря, это история сексуальной жизни трех женщин на протяжении восьми лет. В The Guardian, Time, The New York Times, Elle и еще нескольких местах вышли большие тексты о Таддео, которая, собирая материал, развесила по всей Америке объявления с приглашением поговорить о своем сексуальном опыте, шесть раз проехала страну насквозь и в конце концов нашла трех непохожих героинь.
Началось все с того, что Таддео, успешной журналистке, заказали книгу с примерно такой формулировкой: «Какой-нибудь нон-фикшн про секс». Она стала думать, как построить повествование, встретилась с патриархом американской журналистики Гаем Тализом, который посоветовал ей спать с женатыми мужчинами; она даже съездила в «порнодворец» в Сан-Франциско, но все это ее не заинтересовало. В какой-то момент ее озарило: «Меня интересовал не секс как таковой, я хотела разобраться, какое желание стоит за интимной близостью» (впрочем, впервые она поняла, что ее интересует проблема желания, еще когда наблюдала за отношениями своих родителей: «Папа приходил к маме под окно со старым радиоприемником, из которого звучали серенады, мне это всегда нравилось»).
Рецензентка The Guardian Рэчел Кук уверяет, что именно такую книгу она хотела прочитать всю жизнь:
«Каждая история — особая, Таддео не скупится на детали. Вот Мэгги, девушка из Северной Дакоты, у которой в школе случился роман с учителем, а сейчас, несколько лет спустя, она пытается засудить его за абьюз. Вот Лина, домохозяйка и мать из Индианы; ее муж больше не целует ее в губы, и сейчас у нее — безудержные и очень болезненные отношения с человеком, который был ее бойфрендом еще в школе. А вот Слоун, ведущая обеспеченную жизнь в Род-Айленде: ее муж — повар, вдвоем они управляют рестораном. Он любит смотреть, как она занимается сексом с другими мужчинами, а она не против это ему показать».
Элизабет Гилберт («Ешь, молись, люби») считает, что по значимости «Три женщины» — это новое «Хладнокровное убийство»; по мнению журналистки The NY Times Кейт Дуайер, Таддео удалось показать, «почему эти женщины хотят того, чего хотят; как они стали теми людьми, какими стали; как они идут по не всегда отчетливой границе между подчинением и раскрепощением».
10. Netflix снимет сериал по хоррор-комиксам Нила Геймана «Песочный человек» — судя по всему, очень дорогой. Несколько лет назад экранизация уже затевалась, но, к разочарованию многих, не состоялась. В The Guardian появилась статья о том, бывают ли вообще «неэкранизируемые» книги: в последнее время произведения, о которых твердили, что адаптировать их невозможно, находят место на кино- и телеэкранах. Примеры удачных попыток — «Облачный атлас», «Внутренний порок» и «Уловка-22».
«Невозможно», замечает журналистка Шиан Кейн, обычно означает «Мы попробовали, и получилось ужасно». Впрочем, иногда «невозможно» означает другие вещи: «слишком дорого» (но в последнее время телевидение научилось собирать деньги на крупномасштабные проекты: например, в этом году выйдет «Ведьмак» по книгам Сапковского, не говоря уж об «Игре престолов»); «нет коммерческого потенциала» (никто долго не брался за «Сто лет одиночества», потому что Маркес настаивал, что говорить в экранизации должны только по-испански), наконец, «нечитаемо» (обывательская усмешка): весь этот ваш модернизм-шмодернизм, Джойс, Вулф, Джуна Барнс. «Или книги со сносками: „Дом листьев” Данилевского, „Бледный огонь” Набокова».
11. 22 июня умерла Джудит Кранц — ей был 91 год, она начала писать в 50 и выпустила 10 любовных романов, ставших бестселлерами. На Jezebel Келли Фэйрклос (которая уже рассказывала нам про обложки эротических романов) пытается доказать, что Кранц была важнейшей писательницей XX века. Перечитывая ее роман «Я покорю Манхэттен», Фэйрклос ожидала специфического разочарования: ведь его богатая героиня живет в Трамп-Тауэр, а на страницах появляется сам Дональд Трамп; больше того, Трамп участвовал в презентации книги в Трамп-Тауэр и вручил Кранц золотой ключ от Трамп-Тауэр, а затем сыграл самого себя в сериале по роману, после чего в нью-йоркской Daily News появилась статья «Дональд Трамп отлично играет Дональда Трампа» (дети, сколько раз в этой фразе появляется слово «Трамп»?).
Главная ценность книг Кранц — то, что это превосходная «капсула времени». «Часто про них говорят, что это трэш, но любой археолог подтвердит, что для реконструкции исторического периода мало что так полезно, как набитая до отказа помойка. Книги Кранц запечатлевают то культурное движение, которое запустило карьеру Трампа, тот мир, который позволил ему, молодому девелоперу, раздуть себя до размеров национального бренда». Кранц пишет о том, как «богатые становятся еще богаче — ну или, по крайней мере, становятся успешными, знаменитыми и таким образом достигают личностной гармонии, оставаясь, разумеется, столь же богатыми». Но несмотря на то, с каким любованием говорит о них Кранц, ясно, что эти нувориши — «вульгарные сволочи, которым незнакомы ни угрызения совести, ни моральные принципы» (в этом-то и фокус названия первого романа Кранц — «Scruples»; у нас его переводят как «Крупинки», но scruples — это как раз угрызения совести). В ее романах сказывается вся наивная оскорбительность 1980-х: здесь постоянно переживают из-за лишнего веса, а мужчина заводит интрижку с женщиной, только чтобы доказать, что он не гей. Но это, считает Фэйрклос, полезное чтение: оно позволяет увидеть, откуда взялись тенденции, в наши дни достигшие карикатурного воплощения. Из каких амбиций выросла корпоративная жадность, грозящая погубить мир, откуда взялся тот же Дональд Трамп и почему золотой ключ от его башни больше не возбуждает.
12. Напоследок немного безумия, которое, если вглядеться, превращается в красоту и статистику. На сайте Puddling — мозаика из более чем 5 000 обложек бестселлеров последних 11 лет. Все это разложено нейросетью по цветам и группируется по жанрам, гендеру автора и изображениям на обложке. Самый частотный мотив в обложечной иллюстрации, оказывается, небо.