Всемирно известный композитор из Магадана, Владислав Андреевич Золотарев, родился 13 сентября 1942 года в бухте Де-Кастри Хабаровского края. Из жизни ушел 13 мая 1975 года. Ему тогда не исполнилось и тридцати трех лет. Магаданское музыкальное училище по классу баяна он окончил в 1968 году у известного, легендарного педагога, который обладал даром открывать новые имена, директора училища – Николая Александровича Лесного.
Музыку Золотарев сочинял в разных жанрах: Концерт для виолончели с оркестром, громадная двухчасовая Оратория «Памятник революции» – для двух хоров, шести солистов, двух чтецов и симфонического оркестра, Струнный квартет, музыка для фортепиано, романсы, песни, музыка к телеспектаклям. Но больше всего он писал для баяна: три Сонаты, две Партиты, Концерт-симфония, Концерт для электронного баяна с оркестром, 6 Детских сюит, Испанская рапсодия, Концертная симфония № 2, Камерная сюита, 6 пьес («Настроения по Блоку»).
Именно баянные сочинения принесли ему мировую славу. Сонаты и Партиты вошли в репертуар международных конкурсов и наряду с Детскими сюитами были изданы в Москве, Германии и записаны на пластинках (но это произошло, когда его не стало). В 1968 – 1969 годах Золотарев консультировался по композиции у Родиона Щедрина. В 1971 – 1972 годах учился в Московской консерватории, у Тихона Николаевича Хренникова.
Воспоминаниями о незаслуженно забытом композиторе жившем и творившем в Магадане Владиславе Золотореве делится Александр Нагаев:
Каким я его знал
В 1967 году я поступил в Магаданское музыкальное училище. Однажды разговаривал со старшекурсником, и он сказал: «Видишь, у телефона стоит парень? Это – наш композитор». Я запомнил эту фигуру в черном костюме и черном свитере, а потом частенько встречал Золотарева в столовой во время завтрака, наблюдал за ним в оркестре народных инструментов, где его многотембровый баян (большая редкость в те годы) звучал, заменяя половину оркестра. Он всегда был один, а в руках обычно – учебник теории музыки или гармонии. Он читал всюду – за едой, стоя в коридоре, и этим как бы отгораживался от общения с людьми. Впрочем, все понимали его состояние и не мешали, не отвлекали. Чувствовалась атмосфера всеобщего уважения к этому человеку.
По ночам, до утра он сочинял музыку, играл ее на баяне или фортепиано. И хотя после 23 часов это было запрещено (слышимость была хорошая, а на двух этажах было общежитие для учащихся и педагогов с семьями), ему одному не запрещали играть до утра.
Глядя на его невероятную работоспособность, я тоже начал сочинять по ночам (ведь днем – учеба, вечером работа, стипендия была 20 руб., а кушать-то хочется). Наши классы находились рядом. И однажды, в 2 часа, ночи он зашел ко мне – поинтересоваться, что это я делаю, и почему не сплю. Я давно мечтал показать композитору свои сочинения. И вот представилась такая возможность. Прослушав три мои фортепианные пьесы, композитор удовлетворенно улыбнулся и сказал вдруг: «Какие хорошие пьесы получились у вас! Они настолько удачны, что хоть сейчас неси их в издательство!» Эти слова очень сильно поддержали и вдохновили меня. С этой ночи мы уже часто общались. Владислав давал мне композиторские советы и постоянно говорил: «Саша, тебе надо писать музыку, ты очень талантлив, работай всегда и везде, думай о музыке, она никогда не предаст».
В эти годы Золотарев давал авторские концерты в училище, во Дворце профсоюзов, на стадионе, блистательно исполняя свои сочинения. Эти выступления имели громадный успех. Эмоциональное воздействие его музыки на слушателей было столь сильным, что зал взрывался овациями.
Мы все понимали, что Золотарев – невероятно одаренный композитор. Но в силу своей провинциальности и того, что в Магадане его сравнить было не с кем, грандиозность и масштабность его таланта оценить не могли.
И вот в 1968 году в Магадан приехал баянист, лауреат международного конкурса Эдуард Митченко. В музыкальном училище он дал концерт. Его игра была великолепна. А в конце выступления на сцену из зала вышел Золотарев: «Разрешите ваш баян?». Получив согласие, он сказал: «Я исполню для вас несколько своих сочинений». И начал играть. Сначала Партиту, затем Детскую сюиту и Токкату. и все это время, словно оцепеневший, лауреат стоял рядом на сцене, не шелохнувшись, внимательно слушая музыку.
Когда Золотарев закончил, Эдуард Митченко медленно заговорил: «Я удивлен и очень рад тому, что познакомился с таким талантливым композитором, как Владислав Золотарев. Не ожидал, что здесь, в Магадане, на краю земли, я пополню свой концертный репертуар». А вскоре в фирме «Мелодия» вышла пластинка Э. Митченко с записью Партиты В. Золотарева.
В 1968 году, после окончания музыкального училища, Владислав попросился у директора Н.А. Лесного отправить его на работу в самый глухой и отдаленный уголок области, чтобы там ничто не отвлекало его от сочинения музыки. Так он оказался на Чукотке в Детской Музыкальной Школе поселка Провидения. Там он давал сольные концерты из своих сочинений. Как мне говорила потом директор школы Ирина: «Мы все были поражены его музыкой, его талантом. Мы поняли, что композитор Золотарев, это ТИТАН, а мы по сравнению с ним – черви». А вскоре Владислав с Ириной поженились и уехали в Москву.
В лесу, у поля Бородинского
Еще в 1968 – 1969 годах, будучи в Магадане, Владислав консультировался по композиции у Родиона Щедрина. Приехав в Москву, Золотарев играет свои сочинения Араму Хачатуряну, Николаю Пейко и другим. Полтора часа слушал его музыку Дмитрий Шостакович, после чего всплеснул руками и сказал: «О, милый друг, я не знал, что в такой коробке (баяне – А.Н.) таится такое сокровище. Ведь у тебя звучит целый симфонический оркестр!».
По рекомендации Родиона Щедрина ректор Московской консерватории Александр Свешников в октябре 1971 года зачисляет Золотарева без экзаменов в класс композиции Тихона Хренникова. Щедрин попросил Свешникова дать Золотареву, как очень одаренному композитору, стипендию. На что Свешников ответил: «Я и так его без экзаменов зачислил в консерваторию, если я еще дам ему стипендию, то лишусь своего кресла».
В это время у Золотарева в семье появился второй ребенок. Стипендию не дали, денег на жизнь катастрофически не хватало. Его жена Ирина преподавала в ДМШ виолончель, получая 75 р. в месяц. Владислав пытался работать в музыкальных школах Москвы, но поскольку днями и ночами сочинял музыку, то пропускал уроки, поэтому ему приходилось отовсюду увольняться. Каждые полгода я приезжал из Владивостока в Москву, приходил к моему учителю показать свои новые сочинения. Угощение на столе было всегда одинаковое – тарелка горохового супа и чай. Бедствовали они страшно. Зная это, я всегда приносил цветы Ирине, торт к чаю, и бутылочку любимого Славой сухого вина, «Старый замок».
В 1973 году я получил во Владивостоке письмо от Золотарева, в котором он писал о том, что ушел из консерватории… «Прочь, прочь из этого сверкающего инкубатора, где все пианисты играют одно и то же, где все композиторы вымучивают из себя сонаты, и это – после Моцарта и Бетховена! Но ты, Саша, на меня не смотри, как бы ни было тяжело, ты должен закончить консерваторию и получить диплом композитора. Тебе это необходимо, ведь без диплома в Союз композиторов не принимают, так что ты учись».
В 1974 году я приехал в Москву и снова пришел к Золотареву, как всегда, с цветами, тортом и «Старым замком». После приветственных объятий Владислав спросил: «Саша, что ты на этот раз привез?». Я достал партитуру пятичастной Сюиты для квартета деревянных духовых инструментов. Ирина ушла на кухню разогревать супчик, а мы сели к инструменту и начали играть. Буквально после 2-й части Слава не удержался и громко закричал: «Ирина! Ирина! Иди посмотри, что Саша написал, как здорово у него это все получилось!». Доиграв до конца сюиту, взволнованно заговорил: «Саша, ты понимаешь, что такие квартеты в Московской консерватории обычно пишут на IV и V курсах, а ты во Владивостоке написал ТАКОЙ квартет на 1-м курсе. Все! Хватит тебе сидеть во Владивостоке, немедленно переводись в Москву, но не в консерваторию, оттуда уже все ушли – и Шостакович, и Хачатурян, и Щедрин. Там сейчас не у кого учиться. А в институте Гнесиных есть профессор Пейко, вот у него тебе надо учиться. Так что готовься к экзаменам и переводись».
Потом Слава показал мне несколько недавно написанных им в народном стиле песен на стихи немецких поэтов классиков. Сильно смущаясь он сказал: «Саша ты не обращай внимания, петь я не умею, поэтому пою козлитонским голосом». И все таки спел.
Через некоторое время, глубокой осенью, я снова позвонил Золотареву. Ирина сказала, что он сейчас живет и пишет за городом, в лесу, в районе Бородинского поля, на даче баяниста Галкина. Она объяснила, как туда доехать и найти его дачу, передала кофе, табак, гречку, пшено, хлеб, и я поехал. От электрички шел километра полтора до поля, моросил холодный осенний дождь. Пройдя мокрое глинистое поле, я вошел в лес, везде вода была по щиколотку. Уже стемнело, а дач нигде не видно. Я стал выбирать дерево, на котором мог бы переночевать. И вдруг между деревьями, вдали, я увидел светящийся маленький огонек. Боясь потерять его из виду, я с волнением шел через лес на него. Дачный сторож сказал, что здесь сейчас никого нет, но, правда, на одной даче кто-то живет. На мой стук отозвался знакомый голос. Вышел Слава в беличьем драном полушубке и в валенках: «Саша, ты один приехал, а где Ирина?» – «Да, я один». – «Не может быть! Как ты ночью нашел, я сам тут днем плутал? Ну что ж, заходи давай будем пить чай».
Потом он мне играл на баяне очень красивую, возвышенную музыку, свою увертюру к опере «Дионисий» и говорил: «У меня есть замысел написать 6 опер о древнерусских живописцах: Андрее Рублеве, Дионисии, Феофане Греке и других. Теперь это смысл моей жизни». Затем мы слушали пластинку с третьей симфонией Чайковского. Слава сказал: «Это моя самая любимая симфония, чистая музыка, без надрыва». На другой день он купался в холодном осеннем пруду. Я дрожал на ветру, а он с улыбкой говорил мне: «Иди в дом, а то замерзнешь». Днем мы собирали в лесу упавшие деревья для отопления дома. Если я с трудом тащил одно дерево, он нес два. Здоров и крепок телом был, под рукой – всегда гантели и эспандер. Я спросил: «Как же ты зимой здесь живешь?» – «Засыпаю снегом фундамент, заливаю водой, образуется ледяная корка, чтобы снизу ветер не продувал. Заказать машину дров – дорого, да в лесу много поваленных деревьев – собираю и топлю». Два часа я пилил тупой пилой дрова, пытались согреться, топили печь, и все равно, я спал на втором этаже, как на улице.
В это время имя композитора Золотарева уже было широко известно во многих странах мира. На всех международных конкурсах баянистов исполнялись его произведения. Но денег ему за это не платили, потому что играли в рукописях.
Возможно, его беда была в том, что в Магадане, еще в 1967 году, он собирал стихи поэтов, которые сидели на Колыме как инакомыслящие, за эти стихи он тогда попал в разряд неблагонадежных, как в свое время Галич и многие другие. Может, из-за этого все вокруг него и рушилось? Его признанные во всем мире сочинения в России не издавались. Исполнители и слушатели восторгались ими, боготворили, но денег, гонораров от ВААП он не получал. Семья была на грани голода. Естественно, начались домашние разборки, ссоры, конфликты…
Ирина, его жена, мне рассказывала: «Саша, ему звонят наши знаменитые дирижеры, музыканты, просят его позволения исполнить его сочинения в концертах. Родион Щедрин приезжает к нам. Они со Славой садятся за фортепиано и друг другу играют свои сочинения, обсуждают достоинства и недостатки друг друга, спорят, а потом я их кормлю супчиком. ТАКИЕ люди с ним общаются! Я просто поражена. Но ведь он не зарабатывает денег на семью, он круглосуточно пишет свою музыку и поэтому не может нигде долго работать, пропускает занятия, а потом увольняется…». По-человечески мне ее было жаль, но я ничего не мог в их жизни изменить…
Посмертный концерт
По совету моего учителя и наставника Владислава Золотарева в 1975 году я решился перевестись из Владивостока на учебу в Москву знаменитый институт имени Гнесиных. Выдержал жесткий экзамен и был принят в класс композитора, профессора, лауреата государственных премий Николая Ивановича Пейко.
11 мая я позвонил Золотареву, чтобы поделиться своей радостью, взяла трубку Ирина: «Саша, Слава сейчас в Союзе композиторов. Его в очередной раз должны принимать в Союз. Если хочешь его увидеть, – езжай туда». У меня с собой, как всегда, был один рубль. Я вернулся домой, в Наро-Фоминск. Я позвонил Славе 13 мая, трубку никто не взял. Потом я звонил каждый день – молчание. Приехав в институт, я услышал, что композитор Золотарев повесился.
Я вначале в это не поверил, ведь он же говорил, что 6 опер о древнерусских живописцах – это смысл его жизни. Ведь он столько еще хотел написать… Я встретил Фридриха Липса, который блистательно играл сочинения Золотарева, и спросил: «Фридрих, я сейчас приехал из Владивостока, у меня здесь никого, может, Вы мне сможете ответить – это правда?». Липс как-то дернулся, отвернулся к окну, на глазах выступили слезы, и он сказал: «Да я и сам не могу в это поверить». И вот тут я понял, что Золотарева больше нет. Нет моего друга, нет моего единственного учителя, моего музыкального наставника. Не хотелось в это верить. Но рядом стоял лучший исполнитель его сочинений, а также его лучший друг со слезами на глазах…
Потом стало известно, что Золотарева второй раз не приняли в Союз композиторов. В результате нервный срыв, затем конфликт в семье – все это привело к трагической развязке.
Вскоре после гибели Золотарева должен был состояться концерт из произведений композитора. Липсу запретили его играть. Он обратился за помощью к председателю Союза композиторов России Родиону Щедрину, который начал звонить в разные инстанции, но ему говорили: «Нельзя, ведь Золотарев повесился». Щедрин кричал по телефону: «Ну и что, что повесился?! Золотарев – талантливый композитор, его музыку надо исполнять. А как же Есенин, Маяковский, что, их тоже надо запретить?» Наконец, после звонка в ЦК КПСС, Щедрин добился отмены этого глупого запрета и первый концерт из произведений Золотарева был дан в огромном (на 1200 мест) зале института им. Гнесиных. В блистательном исполнении Фридриха Липса прозвучали самые крупные и сложные произведения Владислава Золотарева: Испанская рапсодия, 2-я и 3-я Сонаты, Партита, Детские сюиты, любимая во всем мире прелюдия «Ферапонтов монастырь. Размышления у фресок Дионисия» (возможно, под впечатлением этой музыки Золотарева через 8 лет и Родион Щедрин написал «Фрески Дионисия» для камерного оркестра. Таково бывает влияние гениальной музыки). Как жаль, что самого композитора не было на этом, поистине триумфальном, концерте! А мы, слушатели, поняли, что Россия потеряла одного из самых лучших своих композиторов. Говорят, что незаменимых людей не бывает. Неправда – еще как бывает. Общественный резонанс от этого концерта был огромный. Вскоре пошли слухи о том, что тогдашнее руководство Союза композиторов, испугавшись общественного осуждения, задним числом приняло Владислава Золотарева в Союз.
Сейчас в мире музыкального искусства композитор Золотарев – общепризнанный классик. Его новаторские сочинения для баяна совершили революционный переворот в сознании музыкантов и композиторов, открыли новые пути и горизонты для сочинения новой музыки для баяна. По его произведениям написаны монографии, диссертации, музыкально-теоретические исследования. Его сочинения постоянно исполняются в России и многих странах мира наряду с Бахом, Бетховеном, Моцартом. Еще в 80-е годы в молдавской музыкальной школе одним из поклонников композитора был открыт музей Владислава Золотарева, где собраны фотографии, сборники, пластинки, афиши концертов. Сделан из дерева большой портрет композитора. В Магадане в 90-х годах прошли два Дальневосточных конкурса, а во Владивостоке – Международный конкурс имени Золотарева.
И теперь, когда московское училище им. Октябрьской революции переименовано в музыкальный институт им. Шнитке, всемирное признание нашего композитора дает все основания для того, чтобы Магаданский колледж искусств носил имя своего знаменитого выпускника, композитора Владислава Золотарева. Необходимо открыть в училище классмузей композитора, в котором он сам занимался и сочинял музыку.
Думается, что все это самым лучшим образом отразится на развитии и творческом росте молодежи, рождении новых талантливых музыкантов и мир не раз еще услышит о Магадане и его музыкальных гениях.
Автор: Александр Нагаев
Об авторе:
Александр Нагаев – композитор, член Союза композиторов России. Полномочный представитель Союза композиторов России в Магадане. Глава возрожденного «Творческое объединение самодеятельных композиторов Магадана и области». Создатель Магаданского «Театра песни». Автор многих классических произведений и эстрадных песен. Лауреат Всесоюзного и Всероссийского конкурсов композиторов. Лауреат Всесоюзного телевизионного фестиваля «Песня года-86». Его песни исполняют Ирина Понаровская, Александр Малинин, Иосиф Кобзон.
С «Театром песни» А. Нагаев записал три диска: 1-й авторский альбом «Музыка серебряных дождей», среди 14 песен 2 исполняют: Ирина Понаровская – «Знаю любил» на стихи Джуны, Иосиф Кобзон – «Выдумываем» на стихи В. Буткеева. На втором диске, «Осень на севере», песни А. Нагаева и других магаданских авторов, 3-й альбом, «За тебя Магадан», вышел к 75-летию города.
Занимается записью песен авторов, не владеющих нотной грамотой, аранжировками и записью песен и танцев народов Севера. ведет активную концертную деятельность.
Источник: Международная литературно-публицистическая газета «Интеллигент Магадан», выпуск №8, 2019 год.