Известный британский историк Орландо Файджес, известный своей книгой «Крым: последний крестовый поход», в которой он трактовал войну 1853−1856 гг. как «крестовый поход против русского варварства», снова в седле. Эта его идеологическая агитка изобиловала громадным количеством фактических ошибок, но неистового Орландо это не останавливает. Его культурологическое исследование «Наташин танец» получило своё второе издание в 2018 году (первое издание — 2002 год).
Текст отчасти становится классикой — по нему студенты в российских вузах уже изучают английский язык. Однако классике всегда угрожает опасность стать бронзовым идолом, который не обсуждается. Поэтому стоит отнестись повнимательнее к сей книге. Суть какова: на страницах книги господин Файджес включает свою богатую фантазию, начинает рассуждать на избитую тему: Россия — это Европа или Азия?
Название книги взято из эпизода в романе Л. Н. Толстого «Война и мир». Русский танец Наташи Ростовой, воспитанной в европейских традициях, стал для неё точкой соприкосновения с народной культурой. От него пляшет уже сам автор. «Глубокомысленные» рассуждения о «загадочной русской душе» от иностранных учёных уже набили оскомину у русского читателя (кроме духовных Смердяковых и их наследников). Господин Файджес восстанавливает вроде бы правильный контекст. Наташа — девочка европейская. А сколько было таких русских европейцев в России начала XIX века? И что собой представляли те русские, что отличались от Ростовых, Долоховых, Болконских и Безуховых?
У Файджеса этот контекст выражен в противостоянии европейского Петербурга и русской Москвы. Москва у него — символ азиатчины, злобного самодержавия, которые воплощают в себе наследие Чингисхана и Орды, ибо Николай I, по Герцену, есть Чингисхан с телеграфом. Исходя из этого, в книге 1812 год с его «умрём же под Москвой» есть поворот к патриотизму. Читай: к азиатчине?
В последнее время в России всё чаще слышны голоса Смердяковых — лучше бы нас французы покорили, и были бы мы европейцами, пили бы бордо… Издаются толстые книги с претенциозными «научными» названиями. Имперское многообразие России и сложность складывания имперской государственности, непростые социальные отношения в империи упрощаются и выдаются за банальное противостояние цивилизации и варварства. После, безусловно, приятной оды Петербургу и русскому европейству следует низведение простого русского народа до наследников Чингисхана, и всё завуалированно опрощается до расистской мысли: поскреби русского — найдёшь татарина. Впрочем, если автор уже некогда не смог грамотно изложить историю войны 1853−1856 гг., сделав пошлую идеологическую агитку в духе холодной войны, — что ожидать было от него теперь о русском народе?
Вердикт — при интересной постановке вопроса получается глупая и недоброкачественная смердяковщина.