В прокате — «Ван Гоги», снятая сценаристом «Ассы» Сергеем Ливневым семейная драма, в центре которой сложные отношения отца-дирижера (Даниэль Ольбрыхский) и сына-художника (его играет Серебряков). Актер эмоционально рассказал КиноПоиску о своей работе с Ливневым и Ольбрыхским и сдержанно — об опыте съемок у молодых дебютантов.
С тех пор как Серебряков в интервью Юрию Дудю назвал национальной идеей России «силу, хамство и наглость», прошло больше года, и все это время возмущенная общественность и СМИ не оставляли в покое актера, несколько лет назад переехавшего жить в Канаду. Сам Серебряков не отказывается от общения с журналистами, но при встрече он первым делом предупредил: «Я только по поводу кино. Только по поводу кино. Только по поводу кино».
— Экзотическое название картины, в котором кто-то может услышать название грузинского ресторана, в общем-то не оставляет вопросов у тех, кто досмотрел ее до конца (подробнее о фильме читайте здесь). Но вот я слышал такую версию: главные герои фильма не могут услышать друг друга, и из этого возникает метафора с отрезавшим себе ухо Ван Гогом... Как вам такой поворот?
— Не знаю. Вряд ли Сережа Ливнев, когда писал сценарий, думал об этом. Конечно, нет.
— Я так понимаю, что вы с Ливневым знакомы очень давно, и начиналось все с довольно безумной картины «Серп и молот»...
— Очень хорошее кино, на мой взгляд. И, более того, современное. Его и сейчас можно смотреть с удовольствием. Мы с Сережей действительно познакомились на этой картине. Потом мы на какое-то время расстались, он эмигрировал в Америку, продюсировал там фильмы, в одном из которых я снимался («Второй фронт» — Прим ред.). Потом уже здесь, в Москве, он продюсировал кино на студии «Леополис», которую сам и создал, в том числе фильм «Пирамммида» — в нем я сыграл Сергея Мавроди. И вот наконец Сережа, наверное, понял, что он не продюсер, и решил вернуться к режиссуре и написанию сценариев. Так появились «Ван Гоги», которых он писал специально для меня.
— Почему вы стали друзьями, а не остались просто коллегами?
— Сережа — очень порядочный человек. Воспитанный, умный, глубокий, очень подробный, очень добрый и щедрый. Он очень хороший.
— Прекрасно, что Сергей расстался с продюсированием и вернулся к режиссуре и написанию сценариев. Мне вот непонятно, как человек, сочинивший «Ассу», мог заниматься производством таких фильмов, как «Гитлер капут!», «Ржевский против Наполеона» или «Любовь в большом городе».
— Да, для меня это тоже удивительно. Этот вопрос, конечно, надо задать ему, но вообще я понимаю это так: Сережа по природе шахматист. Он выстраивает схемы и отрабатывает их, чтобы добиться результата. Он хотел пробить кассу, сделать так, чтобы кино было рентабельным и приносило прибыль, и его картины действительно стали приносить прибыль. Ему было интересно построить такую систему — он ее построил. Но параллельно он продюсировал и документальные фильмы Виталия Манского и много чего еще. Потом он пошел дальше, вот и все.
«Ван Гоги» не делались как коммерческий проект, это скорее исповедь. Сереже было важно сделать это кино, чтобы разобраться с самим собой, и я надеюсь, что он именно это и сделал. На коммерческий успех никто и не рассчитывал.
— Но вам же важно, сколько людей его посмотрит?
— Очень хотелось бы, чтобы его посмотрели те зрители, которых действительно интересует такое кино. Их немного, но они есть. Ведь широкая аудитория не готова и не хочет смотреть проблемное кино. Телевизионное вещание приучило нас к бесконечным песням, конкурсам и смеху без причины. Публика до такой степени идет на поводу у такого товара, что более сложные конструкции, требующие подключения эмоционального и человеческого, требующие труда от тебя как от зрителя, она не хочет. Или она ждет, когда фильм будет в интернете, чтобы не ходить в кинотеатры.
— Может, арт-кино вообще не место в кинотеатрах и наедине с домашним экраном как-то проще осмыслять такое? А кино пусть будет пространством для развлечений.
— Жалко смотреть на компьютере кино, которое снимает такой оператор, как Юрий Клименко. Это большие потери. Изображение живет своей жизнью и добавляет очень много к смыслам, эмоциям, атмосфере картины. Оно требует большого экрана.
— Вы сказали, чем этот фильм важен Ливневу. А вам?
— Я очень люблю эту роль. Эта картина требовала почти детской искренности, и этот путь был сложен. Достаточно сложно обратиться к ребенку внутри себя, найти в себе то детское, что было когда-то давным-давно. И мне также интересно, когда роль заставляет меня находиться в диалоге с самим собой.
— Я не видел вас среди посетителей ночных тусовок «Кинотавра»...
— А я был только один или пару дней. Представил картину и улетел.
— Вы комфортно чувствуете себя на таких мероприятиях?
— Уже некомфортно. Для меня это слишком громко и слишком пьяно.
— Почему «Ван Гоги» снимались в Латвии и Израиле?
— Потому что дом — главный герой этой картины — был найден в Юрмале. Сережа искал его в Одессе, Тбилиси, Москве, Питере, а нашел в Юрмале. А потом как антитеза холодного Балтийского моря, соснового бора и улиц Риги возник жирный, рыночный, жаркий Тель-Авив.
— На этот выбор как-то повлиял тот факт, что Даниэль Ольбрыхский в последнее время принципиально отказывается сниматься в России?
— Даниэль Ольбрыхский возник, когда был выбран дом и все было готово. Он появился за 10 дней до съемок. Сценарий изначально рассказывал о сыне и матери (это автобиографическая история об отношениях самого Ливнева с матерью, известнейшим советским режиссером-документалистом Мариной Голдовской. — Прим. ред), но поиски актрисы подходящего возраста закончились неудачей. Многие отказывались, кто-то не подходил по химии. А за 10 дней до съемок выяснилось, что актриса, которая была утверждена, видит себя в этой роли совсем иначе, нежели ее видит Сережа Ливнев. Стало понятно, что это партнерство невозможно. Тогда Сергей принял волевое усилие, отослал сценарий еще в женском варианте Даниэлю Ольбрыхскому, и тот согласился. Буквально за два-три дня Сережа переписал сценарий.
— То есть вы настраивались на фильм, в котором разбирались отношения с матерью?
— Да, я настраивался еще на мать.
— Как вы переключились?
— Сначала мне казалось, что это ухудшает ситуацию. Мне очень нравился сценарий в женском варианте. Но, когда выяснилось, что играть будет Даниэль, артист высочайшего класса, мировая звезда, я понял, что это даже плюс для картины.
— Поясните тем читателям, кто, возможно, знает Даниэля Ольбрыхского только по роли в фильме «Легенда № 17», чем он так хорош.
— Даниэль Ольбрыхский снимался в 13 картинах Анджея Вайды, величайшего польского режиссера. Это помимо того, что у него было большое количество американских, французских и немецких картин — один «Жестяной барабан» чего стоит. Он не нуждается в представлении, если человек любит кино.
— Что отличает работу с мэтром такого уровня?
— Только ответственность. Ты понимаешь, с кем ты находишься на площадке, и это держит тебя в тонусе.
— Как его возраст отражался на съемочном процессе?
— Абсолютно никак. Он «месье тысяча вольт». Обаятелен, открыт, темпераментен, прекрасный рассказчик. Он все время пел песни Высоцкого. Он учил русские ударения — у него роль на русском языке. И делал столько дублей, сколько было необходимо. Высочайший профессионал и прекрасный человек.
— Он знает Высоцкого?
— Да.
— Какие песни?
— Очень много. Они дружили, Даниэль даже написал несколько книг про Высоцкого.
— Обсуждали вы с ним политические вопросы и его позицию?
— Нет.
— Ливнев вернулся к работе сценариста, и, думаю, это тот самый качественный автор, которых, как принято считать, не хватает нашему кино. Почему такие сценаристы в итоге оказываются не востребованы и, наоборот, сценарии популярных картин создают те, к кому есть вопросы?
— Честно, не знаю, для меня это тоже загадка. Вообще, почему сценарный цех, который был силен в советское время, так быстро распался? Я не понимаю. Почему у нас такая мощная и хорошая художественная литература и такой слабый сценарный цех? Не понимаю. Нет ответа. Думаю, свою роль играет испорченность телеформатом. Как только появляется талантливый сценарист, его тут же заставляют писать бестолковые сериалы, не требующие большого труда, и человек потихонечку сбивается.
— Сейчас, слава богу, появляются и другие сериалы. Вы смотрите их?
— Стараюсь. Вот сейчас полечу в Торонто, у меня будет 10 дней, и я постараюсь посмотреть все последние сериалы, которые не видел — «Обычную женщину»Хлебникова, «Звоните ДиКаприо!»Крыжовникова, «Домашний арест»Буслова.
— После недавних скандалов стало ли у вас меньше актерских предложений?
— (Пауза.) Да вроде нет.
— Изменилось ли качество предложений, те роли, которые предлагают?
— Я оказался заложником сериала «Доктор Рихтер» на канале «Россия» и каждый год почти на пять месяцев ухожу в съемочный период. Посчитайте сами: 16 серий по 54 минуты — сколько это полнометражных картин? Я достаточно серьезно устаю, потом отдыхаю, потом возникает какая-то работа на Западе — я там тоже стараюсь что-то делать. С 1 апреля по середину августа я буду сниматься в третьем сезоне «Рихтера», и на это время я предложения не рассматриваю. А это как раз тот сезон, когда люди снимают кино.
— Как удалось найти время для «Витьки Чеснока»?
— Я снимался параллельно с «Рихтером», и поскольку «Чеснок» возник раньше, чем «Рихтер», то это было мое условие, что я отдам фильму 20 съемочных дней.
— У меня знакомые работали на этих съемках, и от них я впервые услышал о фильме. Мне представили его как проект с дурацким названием, на котором Алексей Серебряков ненавидит всех и в первую очередь режиссера. (В этот момент Алексей впервые за наше интервью улыбнулся.)
— Это не совсем так. На самом деле я просто задавал вопросы режиссеру, а он не мог на них ответить. Меня это отчасти раздражало, потому что, если ты снимаешь кино, ты должен быть умнее, чем те вопросы, которые тебе задают.
— Может, в этом и есть особенность работы с дебютантами?
— В общем, да. Но надо быть очень уверенным человеком, если ты зовешь артистов и берешь на себя ответственность использовать их в своем фильме — использовать их творчество, их нервную систему.
— Что вы будете делать, если снова придется работать с дебютантом?
— Так же буду задавать вопросы. И требовать на них ответы.
— В отзывах разных известных людей, которые отреагировали на ваше интервью Дудю, прозвучала и такая фраза: «Актер — это просто зависимый человек, ему что сказали, то он и сыграл». Вы согласны?
— Отчасти. Конечно, актер — это элемент в общей конструкции картины. Один из элементов. И поэтому он должен выполнять свою функцию и свое предназначение. Если режиссер знает, каким должно быть здание, то он знает и место этого кирпича под названием артист: в каком месте он должен стоять и с какой нагрузкой. Да, это определенная зависимость.
— Какой инструмент в таком случае есть у актера, чтобы самореализоваться?
— Терпение. Самое главное для актера — это терпение. Есть хитрость, есть варианты убеждения, но в основном это терпение. Хотя иногда бывает очень сложно. Иногда все мое нутро протестует, но что делать? Я сказал «да».