Разработчик концепции развития исторического центра о «честной архитектуре» и о том, считать ли застройщиков «циничными негодяями»
«Хорошие проекты отклоняются зачастую просто потому, что те, кто принимает решение, не могут осознать, хороший проект или плохой. Он, например, просто необычный, а вот классический домик — он понятен и безопасен», — говорит Олег Маклаков, один из самых востребованных казанских архитекторов. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал о том, каким необычным мог бы быть его Odette на «Черном озере», уроках от финнов и суррогатах в архитектуре.
КТО РАЗРУШИЛ ИСТОРИЧЕСКУЮ СРЕДУ И ЕСТЬ ЛИ ВРЕД ОТ РЕГЛАМЕНТОВ
— Олег Александрович, давайте начнем с концепции развития исторического центра — вы ее представили президенту Татарстана, но теперь работа продолжается. Решено не отдельные домики утверждать, а проработать все в целом. И — как объявил мэр Казани, никаких решений во имя девелоперов. На каком этапе сейчас концепция?
— Сейчас завершилась подготовка сметы, договорных документов. Сколько это будет стоить, кто в этом будет участвовать, техзадание — что именно представляет собой эта работа. Это нужно было как-то описать и сформулировать. Причем сформулировать емко, двумя-тремя тезисами.
Предполагается анкетирование, сбор мнений и работа с различными группами горожан. Для нас важно нащупать консенсус вокруг застройки, примирить интересы девелоперов, жителей, градозащитников. Девелоперы должны получить понятные правила игры, культурное наследие — гарантию сохранности и условия для экономического и социального развития, горожане — удобный и красивый город. Будут собраны и проанализированы все градостроительные исследования и разработки, касающиеся исторического центра за последние 70–80 лет начиная с 30-х годов прошлого века. Мы надеемся учесть положительные и отрицательные стороны действующих на данный момент правил застройки. На основании этих исследований и мнений различных групп городского сообщества мы предложим модель дальнейшего развития исторического центра города.
— Давайте напомним границы планировки — помнится, как говорила помощник президента РТ Олеся Балтусова, это всего-то 4 процента территории города…
— Это границы исторического поселения, которое у нас сейчас есть, исторический центр и слободы. Район озера Кабан вокруг улицы Хади Такташа и Ягодная слобода. И еще две территории мы выделили на будущее — это набережная Волги от Адмиралтейской слободы до речпорта плюс улицы от речпорта до НКЦ «Казань». В границах проекта и «Кольцо», вокруг которого сегодня столько споров. А также Третья гора между улицами Калинина и Тихомирнова, это сохранившийся участок деревянной застройки.
Первые две территории — это точно то, что требует немедленного решения. А остальные — по возможности, по потребности. И после того, как мы опробуем модель развития на этих участках, будет проведена окончательная доработка концепции с рекомендациями на корректировку и дополнение действующих градостроительных регламентов и правил землепользования.
— Какие ограничения там нужны?
— Сейчас как раз начинается работа, которая даст ответ на вопрос о том, что́ нужно. Но, вообще, существует мнение, что чрезмерное количество регламентов может все испортить, в прямом смысле уничтожив саму жизнь здания.
Как это работает? Представим себе какую-то часть исторической застройки, которую чересчур «зарегламентировали». Каждый шаг вам надо согласовывать, и это настолько сложно, что проще, дешевле ничего не делать вообще. Такая территория, словно задушенная, просто отмирает. Зданиям нужны люди, вложения, жизнь, необходимо естественное развитие. Если это не музей, конечно.
— А если это дом, который требуется поддерживать именно в таком состоянии, в каком он был создан?
— Объект может естественно развиваться, при этом сохраняя свои ценности. Основная причина, по которой разрушилась вся наша историческая среда, — не в том, что ее кто-то целенаправленно, со злым умыслом разрушил. Развитие нашей страны шло таким образом, что социальные потрясения постоянно прерывали цепочку владения объектов. В результате у людей не осталось ощущения своего угла, собственности. Таким образом, к концу прошлого века исторический центр пришел в упадок как с физической, так и социальной точки зрения. Сохранение и содержание, а уж тем более восстановление исторического здания — задача более сложная, чем строительство нового, даже для культурно и экономически развитого общества. Что уж говорить об обществе эпохи становления дикого капитализма после нескольких десятилетий советского застоя.
Знаете, с точки зрения социологии есть три иерархии городского пространства. На глобальном уровне это общее пространство всех горожан — улицы, площади. Следующий уровень — это пространство группы людей: общий двор, общий дом, квартал. Собственно из пространств этого уровня и состоит ткань города. Для того чтобы эти пространства содержались и развивались на должном уровне, люди, живущие в нем, должны себя осознавать, во-первых, частью этой общности, во-вторых, чувствовать себя полноправными владельцами. Тогда человеку будет дело до того, лежит окурок на газоне или нет, вытоптана ли трава и так далее. И третий уровень — личное пространство: то, что начинается за порогом твоей квартиры.
У нас с советским периодом этот средний уровень — общий дом, квартал, двор — просто оказался вырезан. Были проспекты и площади, преимущественно московские, которые показывались по телевидению и создавали образ советского благополучия. И после этого — сразу порог собственной квартиры, которую ревностно и с большим трудом обустраивали, кто как мог. Двора, квартала, живой городской улицы и даже подъезда, за редким исключением, в этой системе не было. И это является причиной того, что у нас в принципе низкая культура городской среды: у общества нет опыта возделывания этой культуры.
— Но сейчас ведь ситуация меняется?
— Сейчас — да, все идет вверх. И отношение естественным образом изменится, если эта тенденция продлится хотя бы 30 лет. Людям даже помогать не надо — они сами организуются и все сделают! Их только трогать не надо.
Такая же история с памятниками. Возьмем, к примеру, Прагу. Ходишь по центральной части города, и каждому домику там по 300 лет, по 500. Но там живет человек, и это его личный дом, и там, может быть, бабушка или прабабушка его жила. Нынешний владелец продает там что-нибудь, печет — живет естественной нормальной жизнью. И, конечно же, такой дом не сломается никогда. Потому что, во-первых, ценится самим человеком — он видит, понимает и ценит каждый кирпичик. Во-вторых, дом просто приносит ему деньги — то есть это еще и некий актив.
— Что сейчас делать нам, чтобы сохранить оставшееся?
— На мой взгляд, следует сосредоточиться не на том, чтобы препятствовать строительству новых сооружений. Усилия надо концентрировать на развитии и укреплять позиции того, что осталось. Необходимы условия для того, чтобы сохранившиеся участки исторического города — вот эти ансамбли, улицы — ожили. Чтобы туда пришли люди — и богатые, и бедные, со своими идеями, проектами. Максимально льготы какие-то предоставлять, снимать ограничения. Это даже не градостроительство больше, это именно социальная, экономическая программа.
«ЗАСТРОЙЩИКИ, КАК БЫ ИХ НИ РУГАЛИ, ВОВСЕ НЕ ТАКИЕ ЦИНИЧНЫЕ НЕГОДЯИ, КОТОРЫЕ ГОТОВЫ ВСЕ ПЕРЕЕХАТЬ БУЛЬДОЗЕРОМ»
— На ваш взгляд, почему у нас проходит то, что потом становится «архитектурной серостью»? Вот сейчас ведь ничего не согласовывают, а потом вырастают всеми ругаемые объекты.
— На самом деле сейчас ситуация такая, что есть у бизнеса и желание, и возможность заполнять пробелы, вдыхать жизнь в пустыри. Просто и власти обожглись, и народное мнение сейчас очень воспалено относительно всего центра. Почему? Потому что строительство шло на отдельных участках. Никто не смотрит на соседа. Каждый строит свое. Это был период хаоса, который надо было закончить! И стройку остановили. Появилось понимание, что дальше так развиваться нельзя, должно быть единое видение всего города.
Но создать это целостное видение непросто. Должны были созреть и власти, и застройщики. Застройщики, как бы их ни ругали, на самом деле не такие циничные негодяи, которые готовы все переехать бульдозером. Проблема последних лет в том, что нет устоявшихся правил игры. Никто не мог решиться и сказать, что делать! Решения просто затягивались, проекты просто отклонялись.
По всей видимости, хорошие проекты отклоняются зачастую просто потому, что те, кто принимает решение, не могут осознать, хороший проект или плохой. Он, например, просто необычный. А вот классический домик — он понятен. Без рисков для репутации, для мнения народа. Но при этом те, кто имеет побольше сил и денег, все равно так или иначе продавливают свое решение. И возникает тот же Clover, например, который потом называют ошибкой.
— Или второй отель рядом с Шамовской, которую реставрирует «Полистройкапитал».
— Вопрос с подвохом! Мы разрабатываем один из вариантов архитектурного решения второй очереди отеля.
— Вот, и есть мнение, что второе здание нужно «распластать» более горизонтально, а не высотно. Чтобы Шамовская оставалась над ним — видимо, так.
— Да такое мнение существует, и как архитектор я с ним согласен. Но как владелец мастерской и работодатель я должен действовать в тех рамках, которые мне обозначил заказчик и законодательство. По действующим регламентам максимально разрешенная высота строения на данной территории 25 метров. Было бы наивностью полагать, что застройщик, главная цель которого прибыль и рентабельность, по своей воле будет снижать этажность.
Собственно, вся эта ситуация в очередной раз говорит о необходимости комплексного решения и уточнения регламентов. Градостроительные вопросы должны решаться на уровне всей территории центра и всем городским сообществом, а не отдельным застройщиком на отдельном участке.
Но есть положительные моменты. У Шамовской появился хозяин. Нормальный, добротный, они там все сделали очень круто. А иначе, возможно, бывшая больница так и стояла бы разрушенной.
— Очень часто бывает так, что город или историческая комиссия просит возродить те объекты, которые были здесь раньше. В том виде, в каком они были. То есть фактически — реставрация. Это, на ваш взгляд, правильный или неправильный подход?
— Если речь идет о памятнике архитектуры — то это единственно правильный подход. Если же мы говорим о средовой застройке, тем более о застройке утраченной, то это всего лишь один из подходов. Он не лучше и не хуже, чем стеклянный куб напротив исторического здания. Просто один из способов.
Другое дело — попробуй-ка ты восстанови… На уровне современных технологий, может быть, стеклянный куб лучше получится! Ведь если уж восстанавливать, то теми способами, теми материалами — чтобы объект был достоин той эпохи. А иначе все эти сооружения будут суррогатными. Обыватель этого не увидит, но подсознательно будет чувствовать: что-то не то.
Но даже суррогат можно сделать хорошо. Просто это требует большой любви и внимания. Архитектурное сооружение должно быть честным, как у нас любят говорить. Честным — значит представлять собой то, что оно есть на самом деле. Если ты, допустим, простой, небогатый — зачем тебе пытаться выглядеть круто или как-то еще? Оденься просто, легко и удобно, но со вкусом. Вот то же самое, мне кажется, и про здания.
В АРХИТЕКТУРНОЙ ШКОЛЕ — РАЗРЫВ ПОКОЛЕНИЙ
— Расскажите, как вы попали в архитектуру, — вас, кстати, причисляют к когорте молодых архитекторов.
— Становление в этой профессии действительно требует времени. Я рос в Кировском районе — окружение, как вы понимаете, по эстетическим составляющим довольно скудное. Но зато с самого детства участвовал в строительстве дач, деревенских домов: с родителями, с дядей, с отцом. В общем, так или иначе со строительством я был связан. С детства любил разные созидательные игры, очень много играл с пластилином. У меня, как, наверное, у многих в те годы, практически не было игрушек, я сам их лепил. Корабли, самолеты, космические корабли… Мне всегда нравилось что-то на грани техники и эстетики. Когда в школе началось черчение, понравился сам способ — что можно придумать и на бумаге построить дом.
— Вас привлекали именно здания?
— Меня привлекало внутреннее пространство, организация помещения. Как-то в 7-м классе мне попался журнал, связанный с садами, с дачами, и там были проекты двух дачных домов. Я начал его рассматривать, понял чертежи, планировки, представил, как я по нему хожу, как все это выглядит… Помню, долго разбирался, что такое «второй свет», как он устроен, как работает. Это меня так впечатлило — думаю: ух ты, какие штуки можно делать! Учился я и в художественной школе.
Вот так и сложилось, что я пришел в КИСИ, помню, был день открытых дверей, 10-й класс. Поступил в итоге на факультет градостроительства в 1995 году. Время было интересное! Архитекторы всегда отличались тем, что у нас была своя аудитория, в которой мы, можно сказать, жили. Как в начальной школе — сначала свой кабинет, свой класс, куда приходят все учителя. Вот у нас было то же самое.
— Тогда, наверное, уже преподавали наши нынешние архитекторы?
— Да… Такой разрыв случился в преподавательских поколениях: те, кто должен был быть между нами, — их нет. И преподавателей моего поколения тоже мало, только сейчас начали появляться молодые кадры. А так — все, кто учил меня, сейчас также продолжают учить. Сын у меня поступил в этом году в КГАСУ, и у него те же преподаватели, что и у меня. Есть новые профессионалы, конечно, но основной костяк тот же.
— Архитектор, наверное, находится между властями, заказчиком, между восприятием общества. И в то же время, видимо, хочется выразить что-то свое?
— В общем да, приходится учитывать мнение всех сторон. Я где-то читал, сейчас не вспомню точно, как какой-то режиссер сравнивал свою профессию с профессией архитектора. Режиссер — он не актер, не оператор и сценарий не пишет. Но фильм создает режиссер. Архитектор — в чем-то схожая профессия. Он не строитель и даже не конструктор, который рассчитает здание. И даже, может быть, не тот человек, который это здание нарисует. Но это человек, кто создаст, пусть не подробный, но целостный и законченный образ в голове. И сможет удержать его на протяжении всего процесса — от идеи до воплощения. Это основная функция.
Эта профессия — на стыке. Ты должен постоянно переводить образы в материю, из материи опять транслировать в образы. И на этом пути возникает сооружение. Вот вы упомянули — молодые архитекторы, но ведь стать именно архитектором стремятся не все. Гораздо проще сделать эскиз, остановиться на этом, продать «картинку», а не думать о ее техническом воплощении!
ЧТО ДЕЛАТЬ С CLOVER HOUSE, В ЧЕМ НОВИЗНА ТВОРЕНИЙ ВЕЛИЧКИНА И ГОЛОВАНОВА И ЧТО ТАКОЕ «ПОПСОВАЯ АРХИТЕКТУРА»
— Есть какие-то объекты, которые бы вам нравились в Казани?
— В Казани по исполнению мне нравятся современные объекты, которые построены на достаточно хорошем уровне. Мне нравится то, что делают ТАИФ, московские архитекторы Величкин и Голованов.
— И как вам, например, ЖК «Кристалл»?
— По поводу этого дома, конечно, много споров. Но я бы его отнес к тем, которые мне нравятся: мы в Казани не на том уровне, чтобы воротить нос от таких сооружений. Может быть, этот дом слишком большой для центра или не слишком изящный по композиции. С точки зрения материалов, исполнения, самого стиля — конечно, это уровень не казанский. Но он возник здесь, и он показывает, как могут быть выполнены фасады. А офис ТАИФа на Щапова, мне кажется, вообще замечательный.
— А «Дворцовая набережная», Дворец земледельцев?
— Я лично знаком с Леонидом Григорьевичем Горником и всей группой «Антики». Более того, фирма «Аксиом», с которой я начал свою деятельность на уровне города, с «Антики» и начиналась. Но я никогда не разделял их видения. На мой взгляд, это просто популярная архитектура — народу она нравится. Вызывает уважение, конечно же, затраченный труд. И тут не подкопаешься — люди свое дело любят, верят. И делают на совесть.
— У них еще был проект библиотеки. В этом же стиле, таком, я бы сказала, сказочном.
— Да, стиль у них один. Но, на мой взгляд, это стиль скорее архитектуры стен, в которой отсутствует целостность, соответствие внешнего облика содержанию. Если говорить об архитектуре, то все-таки это не стены, а пространство, которое они формируют. Архитектурное сооружение должно быть целостным объектом, и внутренняя структура должна складывать пропорции и эстетический образ здания.
А в зданиях, о которых вы говорите, внимание уделено только внешнему виду и фасаду. Внутренние структуры и планировки — отдельные. О чем я говорю? Если у нас на фасаде появляется какой-то эркер или центральный акцент — допустим, большой витраж, то за этим акцентом ты ожидаешь парадный зал. Если это многоквартирный дом — то гостиную, кухню, столовую, например. А там находится какая-нибудь второстепенная комната, спальня. Вот что я имею в виду.
— Если говорить о проектах многоэтажных домов — есть у нас что-то, на что можно ориентироваться?
— Мне нравится сложившийся ансамбль на правом берегу Казанки — начиная от здания издательства и заканчивая ЖК «Современник». Там градостроители, очевидно, подошли осознанно, сформировали гармоничное пространство. «Казансу» мне нравятся меньше. Может быть, замысел интересный был, но исполнение, на мой взгляд, «съехало».
— А на этой, «исторической» стороне Казанки?
— На левом берегу нет целостного восприятия. Живая, но разноплановая структура. И поэтому ее единство скорее в разнообразии, разношерстности.
— Если бы вам довелось формировать левый берег — каким бы он был?
— В любом случае высотная застройка у Кремля не нужна. Кремль должен оставаться акцентом. Вообще же я считаю, что никто не вправе решать, что нужно строить. Нужно создавать естественные условия развития. Чтобы не было у нас так, как в басне про слона-живописца. Есть автор. И автор должен творить согласно своим внутренним ощущениям. И это будет наилучший вариант из того, что он может предложить. Не должно быть навязанных извне условных правил. Я не говорю о правилах юридических, правилах землепользования и застройки. Соседство, высотность — это другое. Но не должно быть цензуры стилистической.
Стиль здания — это как одежда. Город — это же не учреждение, чтобы там был какой-то дресс-код!
— Но не получится ли так, что сегодня у нас строит Олег Маклаков, завтра придут Величкин и Голованов, впихнут свой объект. Послезавтра придет кто-то еще и воткнет между ними деревянный домик. Как быть? Получится какая-то такая мешанина.
— А это и есть город. Особенно развивающийся, столичный.
— Но должен же быть какой-то общий взгляд на все это сверху? Чтобы город как-то формировался?
— Общий взгляд — должен быть. Любую вещь можно упорядочить и подать. Это сложно, конечно. Опять-таки, еще раз повторюсь: я за свободу самовыражения. И если человек действительно любит искренне, хочет и умеет делать классику — значит, он должен делать классику. Если он хочет выглядеть современно, легко, демократично — пусть он так выглядит, и даже в центре. И дело не в том, что классика не сочетается с модерном. Она сочетается, и очень много примеров, взгляните на города мира!
По-разному можно строить. Можно на контрасте, можно на подчинении. Можно прятаться, мимикрировать. Есть разные приемы. Вопрос в том, как ты это смог исполнить — со вкусом, профессионально, или нет.
— А что скажете по поводу того же Clover House или «Барселоны», которые в последнее время так не любит наш президент?
— «Барселона» мне нравится, там есть образ. А вот Clover — нет, это изначально циничный проект с точки зрения того, что там все подчинено только выгоде. Например, треугольная структура позволяет вместить максимальное количество квартир при минимальном количестве коридоров.
— И что с ним теперь делать?
— Ничего. Памятник эпохе! Пусть все помнят, что была такая эпоха: сами виноваты. На самом деле горожане получают такой город, какого они достойны на данный момент. И тут даже некого винить вообще.
КАКИМ МОГ БЫ БЫТЬ ODETTE: ПРОДОЛЖЕНИЕ «ЧЕРНОГО ОЗЕРА» С КАСКАДАМИ ЗЕЛЕНИ
— Давайте поговорим о проектах, которые у вас реализованы в Казани. И, видимо, не только в Казани? Судя по работам, представленным на вашем сайте, какие-то проекты у вас заказывал «Пик»…
— Это были только концепции — мы не участвовали в дальнейшей разработке. На меня они вышли как раз через «Антику». То есть я в этом случае — просто «руки», исполнитель. Из концепций, которые уехали в Москву, сейчас реализуется без изменений гостиничный комплекс на площади трех вокзалов. Интересный был проект, там мы предлагали множество вариантов, и вот один из них выбрали. Там тоже сложная ситуация, строительство в условиях стесненности. Из тех объектов, которые прошли и строятся, можно назвать Odette на Черном озере, Z House на Спартаковской.
— Odette сразу получил такую архитектуру, в чем-то ближе к монументальности? Или были другие варианты?
— Конечно, были. Первоначальный вариант предполагал совсем другую идею, причем для Казани она была необычной. Задача, которая ставилась архитектурным сообществом, предполагала здесь здание, которое становилось бы естественным продолжением Черного озера. И изначально идея была сделать объект не в виде традиционного здания, а скорее похожим на скалу, обросшую зеленью. С использованием травертина естественного цвета, меди, каскадных форм, на которых должна была расти зелень, например дикий виноград.
— Ну то есть в духе как раз того, что у нас любят хвалить на Западе, верно? Нестандартное было бы здание, вот как этот треугольник Clover нестандартный, нет? Рискованно: рядом Кремль!
— Необычное, не консервативное было бы здание. И проект не прошел, хотя градсовет, архитектурное сообщество было за. Но вы правильно говорите — рискованно! И заказчику порекомендовали образец — здание «Связьинвестнефтехима» на Кремлевской, неоклассический стиль.
— Я бы сказал даже, имперский.
— Поэтому Odette такой, каким мы видим. Ближе к сталинским пропорциям, с современными элементами из стекла. Если говорить о честности архитектора — это не тот проект, сам бы я не стал так строить. Но есть видение заказчика и есть понимание того, что будет утверждено.
— Хорошо. Ну а Чеховский рынок, наверное, по вашему проекту будут делать?
— Что будет с Чеховским, не знаю — пока они только ломают. У них ведь собственники в Москве, поэтому все решения принимаются там. Но да — хорошо, если его реализуют.
Пожалуй, из всех моих проектов мне больше всего нравится ЖК «Архитектор», его строит сейчас «Татэкоресурс». Они не из той обоймы крупных застройщиков, как, к примеру, «Унистрой», «Сувар». Компания реализует один проект, затем осваивает следующий участок, им интересно делать хорошую, интересную архитектуру. В ЖК «Архитектор» она вся будет на кирпиче, на приемах различной кладки, с применением панно из кирпича, выложенного под разным углом. Это как раз тот вариант, который я называю честным домом. Они нам доверяют, им нравится то, что мы делаем, и мы предлагаем то, что хочется нам самим.
Из реализованных проектов — опять-таки суррогатных, но, на мой взгляд, неплохих — это здание на Малой Красной, 8, с тремя стеклянными арками-витринами.
ЕСТЬ ЛИ В КАЗАНИ НАЦИОНАЛЬНАЯ АРХИТЕКТУРА, ЧТО ТАКОЕ СОВРЕМЕННАЯ ПЛАНИРОВКА И «НОВОЕ ПРОЧТЕНИЕ» КЕРАМОГРАНИТА
— Какой, на ваш взгляд, должна быть современная планировка квартир?
— Современная квартира, на мой взгляд, должна быть экономичной и эффективной. Я сейчас не беру комплексы элит-класса — там другие задачи, вы же меня о масс-сегменте спрашиваете? В этом плане многому учит опыт работы с ЮИТ.
Что такое однокомнатная квартира в нашем традиционном понимании? Это небольшая кухня и комната, которая, по сути, является спальней. Что в ней можно делать? Для маленькой семьи — прийти с женой и маленьким ребенком, поесть в тесном семейном кругу и лечь спать. И все, пожалуй. Но современный подход к однокомнатной квартире — совершенно другой.
— Общая кухня с гостиной, без стен и коридоров?
— Конечно. Это общее относительно большое пространство, где ты проводишь дневную, активную часть времени. И маленькая спаленка, куда можно уйти поспать. Она может быть очень маленькой — кровать, шкаф, и все. Финны, например, делают ее даже с двумя выходами — потому что кровать ставится так, что перегораживает всю ширину комнатки. Но функциональность такой квартиры расширяется в разы! Она на самом деле двухкомнатная, если переводить в привычный нам формат. Но по площади остается однокомнатной. И ты туда можешь привести друзей, устроить вечеринку. И при этом тебе не нужно делать шкаф-кровать, чтобы спрятать ее с глаз долой.
— Проект для ЮИТа — вы имеете в виду ЖК на Япеева, который пока не прошел «историческую комиссию» у президента?
— Да, мы проектировали этот комплекс. Этот проект, кстати, абсолютно честный.
— А сейчас есть что-то в работе, помимо концепции исторического центра?
— Сейчас в работе на улице Ахтямова небольшой дом — не особо значимое место, просто улица. Он пока на согласовании. Из интересных для общественности — «Птичий рынок» на Белинского, его предстоит согласовывать.
— Мы еще хотели поговорить о таком понятии, как национальная архитектура. Насколько широко она представлена в Казани?
— Примеры национальной архитектуры в городе, естественно, есть. Это театр имени Камала, это оперный театр. Может быть, этого не видно, но там лейтмотив декоративной темы — татарская весна. Все эти деревья, птицы должны быть весенними. И даже если со стороны «Черного озера» посмотреть — наличники окон вроде бы классические, но там нет-нет да проскальзывают национальные мотивы.
— Но вот эти элементы застройщики не используют. Если посмотреть на проекты современных жилых домов, то зачастую это просто обычная коробка, чисто функциональная вещь.
— В функциональности тоже есть своя красота. Это же вопрос эстетики. То, о чем говорите вы, — это декоративное оформление архитектуры. Но декоративное оформление можно заменять текстурами. В жилье, на мой взгляд, важно максимально абстрактно представлять все эти вещи, чтобы они не были навязчивыми. К примеру, панно с изображением чего-то конкретного можно заменить на какой-нибудь камень с естественным рисунком. И он тоже будет выполнять роль «массажера для глаз».
— А есть какая-то тенденция перехода к другому типу оформления у застройщиков?
— Какие-то отдельные изменения, разумеется, есть. Если говорить о керамограните, то сейчас застройщики стремятся использовать уже не квадратные, а вытянутые форматы плиток. Вообще, если говорить о людях — о заказчиках, обывателях, застройщиках, то они развиваются. Я это вижу и чувствую по опыту общения с ними.
Все наши крупные казанские застройщики не стоят на месте. Проблема даже не в том, что они чего-то не хотят, а в том, что мы не можем. И архитекторы, и строители — пока нет необходимой для высокого уровня культуры строительства.
— Но архитектор же может нарисовать что угодно…
— Одно дело нарисовать, а другое — воплотить. Нужно знать технологию строительства. Само собой, заказчик «прикинет» процесс исполнения. Но после того, как ты нарисуешь, ты должен еще сказать — как построить. Это тоже задача архитектора.
«ЛЮБОЙ ПРОЕКТ, ОСОБЕННО В ЦЕНТРЕ — ЭТО ВСЕГДА ХОДЬБА ПО КРАЮ»
— Расскажите о своем творческом пути.
— Я закончил институт в 2001 году и сразу пошел работать к Александру Дембичу, который был моим преподавателем и руководителем диплома. Я работал у него в мастерской лет пять-шесть, и эскизному проектированию научился именно там. Дембич, надо отдать ему должное, доверяет молодым сотрудникам — просто ставит задачу и говорит: «Идите рисуйте». И мы сами проектировали. А потом был достаточно большой период фрилансерства. Я долгое время занимался интерьерами, осваивал визуализацию — было несколько крупных интересных проектов. Один из таких проектов — квартира в ЖК «Берег» с большой террасой.
Но я не остановился на интерьерах, мне всегда была интересна стройка. Освоил техническую часть профессии на коттеджах — мы строили дома «от идеи до воплощения». Есть несколько домов, которые были воплощены, один из последних — коттедж в Зеленом Бору. Я его назвал «Дом в соснах».
Потом мы как-то встретились с Андреем Котельниковым. Он был инженером «Антики», занимался технической частью, строительством домов, а я делал квартиру в одном из «Античных домов». Мы как-то встретились, познакомились и создали свою мастерскую — «Аксиом».
— В каком году это было?
— В 2012 году. Тогда началось проектирование в условиях города. Было, конечно, нелегко: то, о чем я говорю — свобода и так далее, — этого всего вообще не было. Приходится учитывать внешние условия, рамки, которые всегда существуют, — и экономические, и, может быть, политические, и какие-то субъективные. Потому что приходит к тебе человек со своим видением — и ты не можешь его проигнорировать. Проект должен быть рентабельным и при этом соответствовать нормативам, а также требованиям заказчика и властей, ведь все надо согласовывать. Помимо проектов мы выполняли различные концепции. Какие-то пошли в работу, какие-то не пошли. Какие-то ушли к другим проектировщикам.
Любой проект, особенно в центре — всегда ходьба по краю. Потому что тебе нужно сделать максимум минимальными усилиями. Этим мы, собственно, сейчас и занимаемся.
— У вас большой коллектив?
— Восемь человек, вместе со мной и моей женой. Она тоже архитектор, мы учились в одной группе. Сейчас она занимается комплексом Odette, ведет все вопросы по стройке.
— А семья у вас большая?
— У нас трое детей. Старший родился на четвертом курсе и сейчас поступил в институт. А двое, погодки — мальчик и девочка — родились не так давно. Один в школу пошел, другая еще в садике.
— Видимо, у сына особо выбора не было, когда оба родителя архитекторы?
— Я даже хотел, чтобы он что-нибудь другое выбрал, а он вот решил по-своему.
— У вас есть хобби?
— Наверное, нет — у меня есть работа и не работа. Хотя разве что на гитаре играю, если это можно назвать хобби. Но оно очень эпизодическое: походы, палатки, друзья, туризм такой легкий. Последние два года даже отпуска не было — пока идут заказы, надо работать, ведь и коллектив надо обеспечивать работой, зарплатой.
— Традиционный вопрос участникам нашей рубрики — три совета в бизнесе.
— В архитектуре, наверное, как и в любом бизнесе, важны связи и люди — умение договариваться и грамотно выстраивать коммуникацию, потому что все в итоге реализуется людьми. Я думаю, для архитектора важно оставаться верным себе — не вводить в заблуждение людей, а показывать им, кто ты есть, что ты можешь сделать. Важно как-то создавать, искать настроение, не работать механически. По крайней мере, минимизировать этот момент, а во все, за что берешься, вкладывать душу. Именно эмоционально вкладываться, любить сам процесс.
Ну и плюс ко всему — амбиции, энергия, ведь возможности для роста есть всегда. Я думаю, что знаменитые мировые архитекторы — это именно те, кто смог технологично масштабировать свою личность до уровня международных корпораций. Мы называем фамилии людей, это личности, имена — но в то же время это международные корпорации.
Маклаков Олег Александрович родился в 1978 году. Выпускник КГАСУ, (2001). Совладелец и директор ООО «Аксиом Архитект» (2016), совладелец ООО «Аксиом» («Архитектурно-конструкторская студия идей Олега Маклакова», зарегистрирована в 2012 году). Женат, трое детей.
ООО «Аксиом» — выручка в 2017 году 6,5 млн рублей.
Известные проекты, реализуемые в Казани: Z House, Odette, Чеховский рынок.