За последние годы художник Георгий Кизевальтер почти переквалифицировался в архивариуса неофициального искусства. Не только в качестве фотографа (о публикации его фотоархива TANRписала в № 47 за 2016 год), но и составителя книг «Эти странные семидесятые» и «Переломные восьмидесятые» — сборников интервью с художниками, литераторами и музыкантами о соответствующих периодах культурной жизни СССР. В этом году к ним добавилось «Время надежд, время иллюзий» об оттепельных 1950–1960-х, ставших периодом зарождения в стране нонконформистского искусства.
Новая публикация выглядит более амбициозной по сравнению с предшественницами. Ее задачей автор видит не просто собрать «устную историю» от очевидцев событий, но и разобраться в ключевых проблемах историографии неофициального искусства, развеяв популярные мифы и клише. Привычный жанр интервью (с Ириной Антоновой, Виктором Голышевым, Оскаром Рабиным и другими) дополняет хроника официальных и неофициальных выставок с 1953 по 1971 год, а также дотошно собранный Кизевальтером дайджест публикаций в отечественной и зарубежной прессе с собственными комментариями. В довершение опубликованы несколько очерков, написанию которых, по свидетельству автора, предшествовала длительная работа в архивах.
Критический посыл книги выглядит вполне понятным и обоснованным. В одной из статей Кизевальтер цитирует дневник Михаила Гробмана, художника-нонконформиста и создателя концепции «второго авангарда». Если не знать, кто его написал, автора можно легко принять за заправского «мосховца» — по перечню событий, поездок и заказов, в которых он был задействован. В «Библиографическом словаре художников народов РСФСР» 1983 года в статье об Илье Кабакове упомянуты его неофициальные произведения, включая альбом «Десять персонажей», в одном списке с госдипломами и наградами. В начале 1970-х не состоявший в Союзе художников Владимир Немухин имел казенную мастерскую. «И это искусство называется неофициальным?» — задается вопросом Кизевальтер, суммируя эти и дальнейшие противоречия «устной истории» и фактов жизни художников в СССР.
К сожалению, результаты проделанной работы скорее разочаровывают, чем воодушевляют. «…В целом, как мне видится, жили-были просто советские художники (курсив автора. — TANR)… стремившиеся выжить в… послесталинскую „весну“… выразить себя, показать свое искусство в малообразованном… обществе… и искали любые способы заявить о себе…» Критическая ревизия советского наследия сегодня стала мейнстримом истории и социологии (вспомнить хотя бы тексты антрополога Алексея Юрчака), но Кизевальтер системного взгляда и концептуализации материала не предлагает, сводя исследовательский посыл к сеансу разоблачений.
Интереснейшие находки и сюжеты вроде истории британского галериста Эрика Эсторика, в 1960-х добившегося права легально закупать работы советских авторов, даже не состоявших в Союзе художников, Кизевальтер использует для обоснования вывода о том, что «с 1963 года… в принадлежности к партии нонконформистов появилась еще и экономическая выгода». Постановка гипотез и проверка фактов подменяется моральной оценкой происходящего, начатые сюжеты остаются незавершенными, а отсутствие ссылок на источники там, где они необходимы, бросается в глаза. «Разумеется, официально их [нонконформистов] поносили в газетах… но в реальности… явно „крышевали“ в верхах». Или еще: «…Вполне очевидно… что Глазунов был избран для реализации тайного заказа части… верхушки КПСС… указующей… какое искусство необходимо России». «Крышевали», «тайного заказа», «явно» и «очевидно». Без единой ссылки и доказательной базы (и это при заявленной работе в архивах!), основываясь на догадках и домыслах. История искусства 1950–1960-х после «Времени надежд», увы, продолжает оставаться мифом, все еще ожидающим вдумчивой исторической ревизии.