Иллюстративное фото
История конца истории, если согласиться с Википедией, начинается с Блаженного Августина (354-430 г. н.э.). Христианский богослов учил, что до окончания истории добро (Иерусалим) и зло (Вавилон) будут идти нераздельно. Затем придет всепожирающий огонь и наступит новая жизнь, в которой зла не будет.
Разумеется, дважды дипломированный специалист Лукашенко такими категориями не мыслит. Тем не менее свое представление о конце истории в отдельно взятой стране у него имеется. Это будет страна, построенная с учетом «закономерности общественного развития и опыта других государств. В первую очередь, таких европейских стран с развитой социально ориентированной экономикой, как Бельгия, Швеция, Германия, Франция»1. Движение в указанном географическом направлении есть движение «к благополучной и достойной жизни»2.
Но все это в будущем. А пока, в полном соответствии с представлениями Блаженного Августина, идет последний бой добра со злом. Рассчитывать на иное в переходный период не приходится, и поэтому, «согласно Конституции, основой политической системы нашей страны является президентская власть как гарантия стабильности и успешной реализации любых преобразований»3.
Вот такая логика! Ну как тут не поздравить сторонников европейского выбора. Вопреки мнению большинства населения, закрепленному пятикратным дружным голосованием на президентских выборах, мы двигаемся не в сторону России, а в Европу. Естественно, без резких скачков и перегибов. «Однако двигаемся с такими темпами, которые позволяют обеспечить гармоничное, взаимоувязанное развитие всех сфер нашего общества – и экономики, и социальной сферы, и общественной активности наших граждан»3.
Наши темпы на третьем десятке переходного периода реформ не предусматривают, т.к. «все реформы мы провели»4. Отсутствие потребности в реформах – убедительное свидетельство приближения конца истории. Разумеется, прежде чем будет достигнута конечная точка бытия, белорусскому народу предстоит еще неоднократно продемонстрировать свое единство, без которого прервется череда элегантных побед Лукашенко на президентских выборах. Поэтому «мы совершенствуем то, что сегодня у нас есть»4.
Мы переклеиваем обои, шпаклюем швы, что-то где-то подкрашиваем, и все это, не выходя за границы белорусской модели, с учетом опыта Бельгии, Швеции, Германии и Франции. Но активно осваивая зарубежный опыт, «Наш народ живет своим умом, обходится собственными силами, не ищет пророков в чужих отечествах и никогда не будет заложником внешних влияний»2.
В нужное время и в нужном месте
Позволю себе еще одну цитату из практически неисчерпаемого источника: «Мы выбрали свой путь – не шоковой терапии, а эволюционного развития»5. Вот такое противопоставление. Шоковая терапия – это хаос, обнищание населения, рост преступности. Список легко можно продолжить. Вопреки популярной некогда рекламе, «Шок – это не по-нашему». Наш путь «к благополучной и достойной жизни» лежит через постепенные, т.е. эволюционные изменения.
Что тут можно возразить? Пожалуй, только одно. Возможность эволюционного развития появилась у нас благодаря шоку Перестройки. Если бы не он, то не приходится сомневаться, что белорусам сегодня пришлось бы занимать очередь не только за колбасой за 2.20, но и за хлебом. Объяснить этот парадокс «идя от жизни» сложно, поэтому я прибегну к помощи одного из самых глубоких российских социальных мыслителей, культуролога Андрея Пелипенко.
Культуролог подчеркивал двунаправленность эволюции: вертикальную – прорыв в новое качество, и горизонтальную – адаптивная специализация.
Поясню эту теоретическую заумь на примере, позаимствованном из истории промышленной революции. Прорыв в новое качество в конце XVII в. обеспечил паровой двигатель. Первым примененным на производстве образцом, была установка, сконструированная инженером Томасом Северином в 1698 году. Т. к. это устройство можно было использовать для откачки воды из шахт, изобретатель назвал его «другом рудокопа».
Изобретение Северина появилось в нужное время и в нужном месте. К указанному периоду Англия обезлесила, и проблема дров вышла на первое место. Заменить же дрова углем мешали грунтовые воды, заливавшие шахты.
Творческим людям понадобилось около столетия для создания парохода, а в 1801 г. застучали колеса первого паровоза. Транспортными средствами дело не ограничилось. Горизонтальный вектор эволюции за несколько последующих десятилетий проник в большинство отраслей промышленности, порождая феномен экономического роста, основанного на инновациях.
Хаос как обязательное условие развития
Теория двунаправленности эволюции позволяет нам осмыслить взлет и падение главного экономического показателя по-новому. Росту ВВП, двукратно превышающему среднемировой на протяжении 15 лет, предшествовало его беспрецедентное для мирного времени падение.
«С точки зрения приоритетов горизонтальной эволюции, – поясняет Пелипенко, – изменения, связанные с вертикальным эволюционированием, особенно на начальных этапах прорыва, выглядят как тяжелая патология, аномалия, жестко отторгаемая системой, ибо изменения эти не направлены на адаптацию к среде. Они, скорее, бросают ей вызов. И в любом случае поначалу не сулят никаких эволюционных преимуществ».
Переход от советской модели, в которой частная инициатива в экономике приравнивалась к уголовному преступлению, к белорусской – это, что бы не говорили скептики, прорыв в новое качество.
Несмотря на решающий вклад госпредприятий в ВВП, целые отрасли (розничная торговля, услуги и т.д.) сегодня держатся в Беларуси на частнике. Тут напрашивается прямая аналогия с ролью парового двигателя в промышленной революции.
Но такой прорыв был бы невозможен без распада прежней системы, а осуществляют его, как правило, «маргиналы», минимально адаптированные к прежней среде. Вспомним Перестройку. Вспомним, как нелепо вдруг стали выглядеть на трибунах партийные небожители (Иван Полозков, Николай Рыжков, Николай Дементей). Одновременно подобно чертикам из табакерок выскочили те, кто еще вчера был никем. Вновь процитирую Пелипенко: «Превращение слабого звена эволюции в ее авангард для межсистемного перехода — не парадокс и не частный случай, а скорее общая закономерность».
Качественный скачок открыл дорогу для горизонтального этапа эволюции. Он занял в Беларуси около 15 лет, что и зафиксировала статистика. Но к концу «нулевых» годов все ниши, которые допускала белорусская модель, инициативными людьми были освоены, и экономический рост прекратился. Наверху это прекрасно осознают. Отсюда очередная попытка «раскрепостить частную инициативу».
Безусловно, у динамики белорусского ВВП могут быть и иные объяснения. Самые очевидные – колебания цен на нефть и размер российских дотаций. Но не все так однозначно. Средняя цена барреля нефти в «тучную» пятилетку 2006-2010 гг. составила $ 75.5, а в «худую» с 2011 по 2015 гг. она повысилась до $ 98.5. Среднегодовой же объем российских дотаций, по расчетам РБК, основанном на данных МВФ, за эти же периоды снизился с $ 10.1 млрд до $ 8.7 млрд. Следует отметить, что у развивающейся по аналогичной парадигме российской экономики проблемы начались в конце 2012 г., т.е. на пике нефтяных цен.
От индустриальной эпохи к постиндустриальной
Далеко не любые изменения следует считать эволюцией, а только последовательные и направленные изменения самоорганизующихся систем. Что же касается понятия «прогресс», то его единственным критерием является согласованность изменений с мейнстримом, каковым на данный момент является переход от индустриальной эпохи к постиндустриальной.
Если первая характеризовалась массовым промышленным производством, централизацией, бюрократизацией, рационализацией и секуляризацией, то вторая – усилением роли личной автономии и самовыражения. «И на том, и на другом этапе, – отмечает социолог Рональд Инглхарт, – происходит изменение отношения людей к власти – но в различных аспектах. На индустриальном этапе модернизации происходит освобождение власти от религии, в то время как на постиндустриальном – освобождение человека от вездесущей власти».
Если согласиться с определением Инглхарта, то становится понятна причина «величайшей геополитической катастрофы XX в.» (распад СССР). С индустриализацией тоталитарное государство рабочих и крестьян справилось (цена – отдельный вопрос), но допустить освобождения человека от себя любимого оно не могло и предпочло развитию собственную смерть. К слову следует отметить, что примеров строительства успешных авторитарно-тоталитарных постиндустриальных экономик история не знает. Единственное исключение – Сингапур, но это классический пример исключения, подтверждающего общее правило.
Но главному архитектору белорусской модели мировой опыт не указ, и потому он с упорством достойным лучшего применения не прекращает попыток инициировать предпринимательскую инициативу и направить ее то на выращивания льна, то на производство шерстеных тканей, то на строительство современной IT- страны.
* * *
Любые социальные структуры стремятся завершить процесс своей эволюции, т.е. остановить историю пусть и на локальном уровне. Им «кажется», что они являются последней формой бытия и дальше совершенствоваться уже некуда. Но на локальном уровне завершаются лишь локальные ритмы эволюции, в то время как крот истории свою работу не прерывает ни на минуту.
Рассуждения Лукашенко о переходном характере белорусской модели не надо принимать всерьез. Судить следует не по словам, а по делам. Недаром девизом программы пятого президентского срока стала народная мудрость «Что имеем – не храним, потерявши – плачем».
Белорусская модель властецентрична. Все прочие ее характеристики вторичны, но противостоит ей сегодня не внешний и внутренний враг, а логика перехода от индустриального к постиндустриальному обществу.