|
|
В музее PERMM открылась экспозиция, посвящённая рисунку
Сегодня, 13:19
Твитнуть
Поделиться
Плюсануть
Поделиться
Выставка «Актуальный рисунок» — по-настоящему масштабный исследовательский проект кураторов Ирины Карасик и Владимира Перца, который впервые был показан в Русском музее два года назад. Искусствоведы со стажем, научные сотрудники отдела новейших течений в Русском музее Ирина Карасик и Владимир Перц признаются, что очень любят эту выставку и потому рады были дать ей «пожить» в Перми.
Фото: Константин Долгановский
Правда, попали в PERMM не все работы, хотя их плотность в музейном пространстве кажется внушительной. В том числе не попал в Пермь самый масштабный по части плодовитости художник Михаил Ефременко, который всю жизнь проработал токарем.
«Совершенно клинический случай», — высказался о нём заведующий отделом новейших течений Русского музея Александр Боровский, и из его уст это звучит определённо комплиментарно. Михаил Ефременко рисует сагу о пришельцах — от разработки языка до рисунков головных уборов. И всё в огромном количестве — 300 чертежей кораблей, 500 рисунков одежды...
Не вошли в пермскую коллекцию и остросоциальные работы: судебная графика, рисунки с митингов, которые, по выражению Ирины Карасик, как будто засняты на мобильный телефон.
Фото: Константин Долгановский
Есть и те, кого ещё не было на выставке в Русском музее просто потому, что кураторы тогда не были знакомы с художником. Например, с Леонидом Цхэ, которого многие знают как иллюстратора. Его небольшие рисунки выдают это иллюстраторское прошлое — похожая на комментарии чёрно-белая графика с неожиданно резким появлением цвета.
Кураторам было интересно, как рисунок, казалось бы, вполне устаревшая академическая практика, начинает интересовать современных художников, в том числе и тех, кто никогда не рисовал. «Наращивались ощущения о необходимости этой темы, — говорит Владимир Перц, — примерно в 2011 году появилась идея создать такую выставку».
Ирина Карасик, куратор:
— От рисунка остаётся присутствие телесного импульса, как почерк. Это больше, чем живопись. Хотя живопись — тоже интересная практика, ведь и там можно передавать свои тактильные переживания. На выставке есть работы художников, которые рассматривают сам процесс рисования, изменение среды обитания рисунка, изменения основы носителя. Но первые признаки рисунка как вида всегда остаются.
«Линия пустилась во все тяжкие! — объявляет Александр Боровский. — Советский лозунг «Искусство — в жизнь!» абсолютно по-другому стал интерпретироваться: линию — в жизнь! Отпечаток — в жизнь! Тело — в жизнь! — художник перестал изображать реальность. Он хотел в неё окунуться, измазаться, испачкаться. Искусство становится всё сложнее, а художники тяготеют к простоте. Что может быть архаичнее арабеска на холсте?»
Фото: Константин Долгановский
И эта первичность рисунка непосредственно связана с его физиологической природой, присутствием телесного. Причём в неожиданной форме, например в ограничении тела. Художник Юрий Альберт пишет автопортреты с завязанными глазами. Зрители видят не только серию работ — они могут оказаться и по другую сторону холста: рядом можно посмотреть, как именно Юрий Альберт рисует. «Видно, что он воспроизводит схему академического портрета, — комментирует Ирина Карасик, — жаль, что почти никто не написал потом, какие красивые рисунки получились! Постепенное нарастание этих линий, их сближение, сгущение и опять разрежение...»
Чисто физиологической практикой является рисование для художницы Маши Ша. Для её рисунков характерна та же отрывистость, что и для «слепого» рисования Альберта. До того как Маша Ша начала рисовать, она была известна как художник видеоарта. Ирина Карасик видит в этом тенденцию: «Для Маши Ша рисование — медитативная практика. Всё, что касается видео, кнопок на компьютере, оказывается контролируемым, а хочется (хотя это утопично, что рука не контролируется), чтобы рука отпускалась на свободу и непонятно было, чем закончится такое странствие карандаша по бумаге. Это постэкранное рисование. Не сказать, что тенденция повсеместная, но такое преодоление наблюдается в последнее время».
Если Маша Ша и Юрий Альберт мастера буйных линий, то, по определению Александра Боровского, художник бурного рисования Дмитрий Пригов склонен к дисциплинированному подходу. В Пермь Ирина Карасик и Владимир Перц привезли его открытки и «Квадрат Малевича» — рефлексию на тему одной из самых значимых картин для актуального искусства.
Фото: Константин Долгановский
Есть на выставке и подчёркнуто минималистичные работы. Художница Мария Арендт вышивает на льне знакомые фигуры, которые и названы просто: «Башня Шухова», «Дом Мельникова», «Велосипед». Казалось бы, что может быть проще? Но если подойти вплотную, то изображения перестают быть простыми, когда приходит понимание того, сколько труда и времени вложено в каждый штрих.
«Сизифов труд», — сказал Александр Боровский уже о другой работе — о «фресках» Кирилла Котешова. Серия «Древо жизни» выполнена с размахом. Таким, что в полный рост в PERMM работы не поместились, пришлось выстраивать в два ряда. Его работы тоже стоит рассматривать вплотную, когда виден жизненный цикл каждой линии.
Вдогонку к ремесленной теме Марии Арендт идёт любимая работа Ирины Карасик — «Аллергия на пыль» Татьяны Ахметгалиевой. Броские вышитые телефоны на белом фоне, с которых сползает нитяная «пыль». С одной стороны, по словам Ирины Карасик, это «аллергия на всё советское» (старое, пыльное), а с другой — по-весеннему красочная работа навевает воспоминания.
Фото: Константин Долгановский
К теме воспоминаний о вещах относится и работа Анны Жёлудь. Металлические контуры несуществующих (слишком правильные пропорции), но несомненно когда-то видимых художником вещей. Они восходят к понятию «металлический рисунок». «Один из первых поп-артистов популярного ныне направления «металлический рисунок», Том Вессельман, шёл к овеществлению рисунка. Была чёткая установка дать рисунку пространственное бытование. Однако у него сохранялась плоскость, а у Жёлудь, на мой взгляд, обратное», — говорит Ирина Карасик. Родственные по материалу, но не по эстетике «железные рисунки» Дмитрия Гутова расположились рядом.
Как и у Кирилла Котешова, завораживает гигантский размах Валерия Кошлякова. Его «Рим», как заметила Ирина Карасик, практически гигантский набросок.
И в этом он похож на работы набросочного типа Леонида Цхэ, с таким же неожиданным появлением цвета в графике.
Если рисунок первичен по отношению к видео или фото, то по отношению к жизни он всё же вторичен. Ещё со времён наскальных рисунков в пещере Шове, то есть немногим больше 30 тыс. лет назад, рисунок служил дополнением реальности. Это уловил художник Владислав Мамышев-Монро, известный ещё и своими пародиями на известных личностей, в частности на знаменитую блондинку, псевдоним которой стал частью его собственного образа. На небольшой серии фотоснимков, повествующих о несчастной любви женщины, отчаянно напоминающей Мэрилин Монро, подрисованы разные детали: молнии от разбитого сердца в момент печали, кошачьи атрибуты в момент успокоения.
Фото: Константин Долгановский
Таким же дополнением служат «Заметки на полях» Павла Пепперштейна, из серии с длинным названием «Десять листов графики, сделанные во время чтения первых глав романа «Мифогенная любовь каст» в помещении музея МАНИ». Здесь и схемы метро, и объекты из выставок, и Шалтай-Болтай. Карандашу Павла Пепперштейна принадлежит и серия ироничной плакатной графики «Ты опять была у Николая?», «Наблюдение за головами орлов» или «Слабая вещь». Этот же художник входил в арт-группу, которая называла себя инспекцией, «Медицинская герменевтика». Они занимались лингвистической игрой. Александр Боровский рассказывает: «Любимое их слово было «колобок», потому что он ото всех ускользает. Они поняли, что постструктурализм — это не философия, а туфта, и сразу начали с этим играть». Кроме их работ на выставке есть и «игра» Игоря Макаревича. Его работа «Рис — унок — свинцовый карандаш» — это такой ребус, одновременно обращение и к простоте, и к уникальности рисунка.
На стыке театра и рисунка находится «странная механика», как её называет сам автор Александр Шишкин-Хокусай. Он долгое время был известен как виртуозный театральный художник, который, к слову, получил две «Золотые маски». На выставке представлено несколько миниатюрных механических театров, в которых играют одну и ту же сцену нарисованные на бумаге фигуры. Они ежесекундно подвергаются действию механизма абсурда, когда, уже готовые совершить обыденное действие, вдруг взмывают в воздух и задерживаются там или сразу опускаются обратно. Александр Боровский заметил парадоксальность работы: «Работы очень чувственные и эротичные. И в то же время без всякого эротизма завораживают одним своим механическим движением». Механизмы не скрыты, а, напротив, являются важной частью работы. Они похожи на скелет рыбы, чем загадочным образом перекликаются с «Объедками, очистками, огрызками» Нины Котёл.
На самом деле, почти все работы выставки удивительно рифмуются между собой. К примеру, опять же картины Нины Котёл своей избыточностью просятся в пару к картинам Влада Кулькова. Пиршество цвета, линий навевает мысли о чём-то, от чего Нина Котёл зафиксировала лишь остатки.
«Что такое графика? — спрашивает Александр Боровский. — Это тени на стене. Это улитка ползёт по склону Фудзи. Именно такой элегический след многие художники хотят схватить. Все устали от языка плаката, который бьёт по голове».
Фото: Константин Долгановский
Так или иначе, элегией пронизаны все картины. Они связаны с темой тоски, памяти. Самая прямая апелляция — работы Хаима Сокола с отпечатками фотографий, писем, изображений с вымаранными местами, которые символизируют провалы в памяти. Продолжает тему «самоуничтожающееся», как его окрестил Александр Боровский, рисование Марины Жуковой на подушках. Самоуничтожающееся потому, что изображения исчезают со временем.
Однако не только грусти — смеху тоже нашлось место в «Актуальном рисунке». Комиксы Никиты Алексеева «Философия после искусства» ужасно смешные (типичное начало: «Пит Мондриан говорит Полине Дашковой...») и ужасно длинные. Их никто так и не дочитал до конца.
Юлия Застава рисует затейливые сатирические аллюзии на власть. Персонаж, крайне напоминающий молодого Путина в компании безумных зверей, и самая страшная картина — с кровожадными детьми, одной из уродующих деталей которой являются гипертрофированные брови Брежнева, других ассоциаций не возникает. «Анатомически сильное уродливое рисование», — сказал про картины Боровский.
Прилагательное «сильный» вообще не раз было употреблено Александром Боровским при описании рисунков. «Актуальный рисунок» действительно стал такой концентрацией художественной силы. Выставка получилась цельной — все работы связаны невидимыми смысловыми нитями — и внушительной. Не только из-за того, что выставлены работы аж 41 художника, но ещё и из-за количества смысловых пластов и «человеческого следа» в этом виде искусства, который и даёт ему эту силу и возможность быть постэкранным и любым «пост». То есть существовать и в цифровую эпоху и далее.
Фото: Константин Долгановский
Твитнуть
Поделиться
Плюсануть
Поделиться