О взлёте и крушении карьеры, ужасе и величии российской медицины, футболе после трансплантации и работе в администрации президента Денис Клебанов рассказывает в интервью Дмитрию Егорову.
— Я закончил спартаковскую школу, но в команду не попал. Меня увидели в «Локо» и стали двигать в основу ещё в 1997 году. Тренерам, вроде даже Юрию Сёмину, нравилось, что в дубле такой техничный парень растет. Говорили: «18 лет, а какая светлая голова!». Но потом ставили диагноз: «Маленький, худой. Денис, давай-ка, иди, подкачайся, иначе ничего из тебя не слепим». Я был парнем амбициозным, пошёл – и завис в завис, целыми днями железо качал. И «дрищ» за пару месяцев набрал семь кило именно мышечной массы. Ел протеин, аминокислоты всякие, биодобавки. Вся эта гадость потом на здоровье повлияет, а в тот момент я реально чувствовал себя суперменом. В рывке, в борьбе прибавил – стал почти готовым кадром для первой команды. Весной 1998 года Сёмин уже собирался меня подключать к постоянным тренировкам с основной командой, но мы с «молодёжкой» поехали в США на турнир. И вот там качалка закончилась тем, что не выдержали и полетели паховые кольца. Получается, что первый шанс упустил в 19 лет. Но тогда в принципе не переживал, восстановился, много голов за дубль забил, и в 1999-м Сёмин всё-таки позвал на сборы.
Великая команда тогда была: Лоськов, Джанашия, Нигматуллин, Дроздов, Гуренко, Харлачёв. Ребята тогда дошли до полуфинала Кубка Кубков, а зимой я работал с ними. Несмотря на крутость состава, шансы зацепиться за основную команду реально были, но на сборах в Штутгарте какая-то беда случилось. Давление подскочило. Каждое утро в состоянии покоя – 140/100. Врачи, а тогда работали Савелий Мышалов и Александр Ярдошвили, как-то озаботились, решили отрезать от товарищеских матчей, дозировали нагрузки на тренировках. Хотя я вообще никаких проблем не испытывал, хорошо себя чувствовал и в итоге выполнил практически всю запланированную на сборе работу. Вернулся в Москву, и меня сразу послали в спортдиспансер на «Курской». Сдал кровь, мочу. Мне сказали: «Нормальные анализы. Гуляй».
Фото: Фото из личного архива Дениса Клебанова Денис Клебанов закончил школу «Спартака»
— А как же УЗИ почек, МРТ?
— МРТ в те годы?! Кризис в стране — кто с тобой будет мучиться? Написали бумажку, что давление природное и мне в нём комфортно – и отлично. Меня такой диагноз устроил. О почках вообще не думал. Заботило другое. В «Локо» чуть не пошло – попробую в «Торпедо-ЗИЛ». Команда только вышла в Первую лигу, а я понравился Борису Игнатьеву. Я сразу завёлся, подошёл к Сёмину, объяснил, что хочу играть. Палыч спокойно ответил: «Выбор твой, у нас на этой позиции Альберт Саркисян». Но вечером позвонил начальник команды Владимир Петрович Коротков, который присутствовал на сборе в Штутгарте, и жутко обматерил: «Ты что, — говорит. – Клебанов, дебил?! Ты зачем к Сёмину поперся? Может, он на тебя рассчитывал?! А сейчас думает, что ты просто конкуренции боишься».
Так поехал я в ЗИЛ. Там опять начались проблемы, наверное, с давлением. Неделю летал по полю, а потом приходила жуткая слабость, еле ноги передвигал. Игнатьев хотел меня оставить в «Зиле», но я вспомнил разговор с Коротковым и попросился в «Локо». Вернули. Даже поехал на третий сбор с основной командой. В Хосте играли «товарняк» с «Жемчужиной» — и там забил первый гол за основу с паса Харлачева, а потом пенальти заработал, который реализовал Лоськов. Выиграли 3:1. В раздевалке подошёл Александр Бородюк, сказал: «У тебя всё получится в футболе. Точно тебе говорю».
«Колено. Мышцы. Генич»
— 22 апреля того года ребята сыграли вничью с «Лацио» в полуфинале Кубке Кубков, но не прошли дальше по сумме двух матчей. Бились из последних сил: кто с травмами, кто больной. А следующая игра в чемпионате России была с «Черноморцем». Так получилось, что выпадала чуть ли не вся линия атаки – Булыкин, Джанашия. Именно тогда должен был стукнуть очередной мой звёздный час. Уже объявили, что лечу с основой на матч и пообещали выпустить на поле во втором тайме при удачном счёте. Но в последний момент попросили ещё помочь дублю. И, естественно, в начале игры, по сути на ровном месте, я повредил боковую связку колена. Два дня на базе в Баковке мне делали уколы — вроде, стало легче. Пошёл на предыгровое занятие с основной, отработал его целиком, но нога опять «поехала». Я поковылял домой, а «Локомотив» без меня выиграл 5:1.
Тогда опять не выдержал, психанул, подошёл к тренерам: «Всё, не получается у меня в «Локо». Отпустите. Не везёт».
Поехал в «Каунас» к Шабтаю Калмановичу. Стали там чемпионами, а я даже медаль не забрал.
После хотел играть в первом дивизионе. Договорился с Красноярском, но на этот раз заболел гриппом. Тоже мимо!
В итоге остался лишь вариант с щёлковским «Спартаком» во второй лиге. Там тренировал дуэт бывших спартаковцев – Евгений Васильевич Сидоров и Владимир Ануфриевич Букиевский. Букиевский всё время поражался: «Клебанов, ты чё тут делаешь?! Твоё место в РФПЛ». Приносил постоянно газетные вырезки, как люди пробивались из низших дивизионов в большой футбол. В итоге при помощи Сидорова я оказался в «Амкаре».
— Там уже мощная команда была.
— Сергей Оборин – один из тех тренеров, который поразил. Многие наши горе-специалисты, особенно в первой и вторых лигах, работали по принципу: «Мне пофиг на то, что ты умеешь – делай так, как я сказал». Оборин же помогал развиваться. В «Амкаре» у меня всё очень хорошо было… до контрольного матча с «Кубанью». Один из их игроков при ускорении наступил мне на ногу. Я упал, посмотрел на колено, а чашечка болталась с другой стороны. Я подумал: «Ну всё, футбола больше не будет». Но подбежал доктор, вправил. Оказалось, что отделался частичным разрывом боковых связок и лечился всего два месяца.
Вернулся только в мае, мышцы за это время полностью атрофировалась. Форму долго набирал, но вернулся в основу. Только почувствовал игру, как на одной предыгровой тренировке чуть дёрнул заднюю поверхность бедра. Пропускать матч не хотел – никому ничего не сказал, вышел, дорвал. Вроде, пустяковая и банальная травма, но, как оказалось, очень противная. Если не долечить сразу до конца, то начинаются рецидивы и это может серьёзно испортить тебя жизнь. Что в итоге со мной и произошло. Доктор сделал мне несколько уколов и разрешил тренироваться. Что было дальше? Конечно, рецидив. Но мне уже было наплевать. Правда, сколько можно терять шансы?! Играл через боль. Сезон прошёл под девизом: «Доктор укол делает, я на поле бегу». В общем, изнасиловали мышцу до того, что пришлось ехать в Москву. Был как раз перерыв между кругами. Врачи сразу сказали: «Парень, у тебя рубцы из-за разрывов превратились в костную ткань. Ещё пару раз порвёшься – с футболом закончишь».
Дали мне план восстановления, там было выделено: «Первые две недели – гладкий бег». Приезжаю в Пермь, показываю врачу, этому великому Юрию Иосифовичу, а он начинает: «Да что они там понимают?! Иди на тренировку! Ты можешь играть нормально!». Я ни в какую, говорю: «Дай по программе отработаю, аккуратно начну». Юрий обозлился, что я ему не верю, пошёл к Оборину: «Я главврач, он может играть, но не хочет. Сачкует. Давайте Клебанова штрафовать». В общем, вынудил меня выйти на тренировку. Закончилось всё, конечно, разрывом. Я жуткий скандал устроил, Иосифовичу чуть по лицу не дал, а он бурчал: «Да у тебя мышцы такие. Я тут не при чём». Ага, не при чём?! Да у него половина команды закончила: я, Генич, Лутовинов. Все те, кто из Москвы в «Амкар» приехали, в футбол больше не играли. Жаль только, что Оборин ему верил. Дружили они.
По окончании сезона я вернулся в Москву, там предложили делать операцию. Мол, Кечинову и Никифорову рубцы вырезали. Но мне было 24 года, сезон пропускать я не мог, пошёл на новомодную волновую терапию, где обещали разбить рубец. Вроде, помогло, нога хоть как-то начала гнуться. На йогу записался даже. Но на первом же сборе вызвал Оборин: «Доктор сказал, что с твоими ногами ты не будешь играть в футбол. Давай попробуем в аренду, если всё будет хорошо, то ты «Амкару» очень пригодишься».
— Стало лучше?
— Нет. Порвался я и в «Орле», и в Саранске. Дурная слава пошла, что Клебанова лучше не брать. Поверил в меня лишь Игорь Семёнович Волчок, который до эпохи Сёмина тренером в «Локо» был. Пригласил на сбор в «Елец», пообещал продать меня через год в первую или высшую лигу. Спросил только: «Как нога»? Я ответил: «Да отлично всё, спасибо!» Так они на уровне муниципального собрания Ельца решали, выделять ли из бюджета 30 000 долларов на мой трансфер из «Амкара». Тогда решил, что если не порвусь до конца сбора – подпишу. И, как обычно, последний контрольный матч с дублем «Алании», играю нормально, делаю рывок в концовке — и всё, надрыв.
Поехал домой, сначала к отцу (родители были уже в разводе). Он просил: «Играй, подписывай, всё равно больше ничего в жизни не умеешь». Выслушал его, собрал сумку, сел в машину, двинул в Елец, но по пути заглянул к маме на работу. Полтора часа с ней просидели в машине, всё обсудили, и тогда я понял: всё, это конец! Мне звонили весь день из Ельца. Трубку не снял – так до сих пор стыдно. Но тогда я не мог ничего говорить. Большой футбол закончился в 27. Но в тот момент сложно уже не было — будто камень с души упал.
Фото: Фото из личного архива Дениса Клебанова Денис Клебанов и Константин Генич
«Пиелонефрит». «Он не жилец»
— Футбол закончился – жизнь началась?
— Гулял не так долго. Через несколько месяцев получил работу в правительстве Москвы. Всё было хорошо. Но вдруг удивило, что по утрам стало отекать лицо. Спросил у ребят, которые заканчивали, бывает ли такое? Они тоже пожаловались, что при отказе от нагрузок у них отечность, мол, организм перестраивается к обычной жизни. Так что я значения отекам не придал. Работал себе спокойно, играл в футбол иногда, ходил на йогу ногу тянуть, пока не заболел перед Новым годом. Симптомы все прошли, кашля не было, температура спала, но силы не появлялись. Дошло до того, что вызвал «скорую». Приехали врачи померили давление: 170 на 110
— Очень много.
— Вот и они говорят: «Для такого возраста очень большие цифры. Вам нужно обследоваться». Я им отвечаю: «Да у меня бывает, ничего страшного. Это нормально». На меня как на странного человека посмотрели: «Какое «нормально»?! Срочно в больницу иди». Через пару дней чуть отпустило, я поехал в поликлинику, сдал анализы. Вернулся и получил звонок: «Денис?! Это врач такой-то, срочно приезжайте». Я ничего не подозревал, спокойно собрался, зашёл в кабинет, а у докторов глаза огромные: «У вас очень серьёзно превышен уровень мочевины и креатинина. Нужно проверять почки». Пару дней я носился по кабинетам: мне сделали биопсию, а потом уже и сказали: «Ну что, Денис, у вас смертельная болезнь…»
— Прямо так: «Смертельная болезнь»?
— Ну да. Гломерулонефрит, самая острая и опасная форма. Врач продолжил: «От этой болезни умер Пётр Первый…». Я спросил: «Вы к чему клоните? Это шутка, что ли?». Он такой: «Ваши почки поражены. Со временем они откажут. Иммунитет теперь атакует их, поэтому кровь плохо фильтруется. Есть варианты лечения. Первый: мы проводим вам гормональную терапию и пытаемся остановить развитие болезни. Лучше не будет, почки не восстановятся – разве что останутся на нынешнем уровне функционирования. Второй: диализ и последующая трансплантация. Я взял больничный на работе, выбрал первый гормональный вариант и лёг в клинику.
— Как лечили?
— Делали капельницы, кормили гормонами. Через месяц я превратился в овоща, который не мог 10 метров пройти. У тебя нет сил, всё плывет. Испугался тогда, что вот так жизнь и пройдёт. Подумал: пусть уж лучше всё будет, как есть, пусть почки отказывают, лишь бы слезть с гормональной терапии. В то же время я очень боялся диализа – это искусственная фильтрация крови с помощью огромного аппарата. Я думал, что если дойдёт до него, то это всё, конец, хуже ничего не бывает.
— По сути, вы отказались от всех видов лечения.
— По сути, я подумал, что лучше уж сдохнуть, чем всю жизнь пролежать на койке, поедая гормоны. Ну как всю жизнь: две недели в больнице, месяц-полтора дома. И по такому графику год-полтора. Как после такого больничного марафона восстанавливать себя и адаптироваться к нормальной жизни, я не понимал. Тем более я только закончил играть в футбол и развивал свою карьеру в новой сфере. Кто бы меня держал на работе с таким больничным графиком?! В итоге я отказался от лечения и выписался из больницы.
Постепенно слезал с «гормоналки», вернулся на работу, играл в футбол, ходил на йогу, чувствовал себя хорошо. Подумал даже: вот, болезнь остановилась, повезло! Какое-то время на эйфории провёл, а тут ещё и зрение вернулось. Всю жизнь была небольшая близорукость. Мне тренер по йоге довольный звонил: «Вот, Денис, я ж тебе говорил: «Йога исцеляет». Тогда я вообще не понимал, что воспалительный процесс в почках прогрессирует и на этом фоне уже начался отёк сетчатки глаза. Именно из-за этого на какое то время резкость зрения улучшилась. Но через две-три недели начался обратный процесс — я вообще перестал нормально видеть. На работе просил коллег продиктовать цифры на калькуляторе. Так я начал подозревать, что со мной опять что-то происходит. Чуть позже был новый приступ слабости. Пошёл сдавать анализы. А там – просто жесть. Уровень мочевины и креатинина превышен в десятки раз. Оставался один вариант – гемодиализ. Но я опять подумал: «Лучше сдохну…». На самом деле ощущение, что не выживу, в тот момент не покидало.
Поехал домой, родителям ничего не стал рассказывать, зато нашёл гомеопатов, которые там придумали курс таблеточек. «Тебе поможет, болезнь остановится»! – говорили. Я попил чуть-чуть, сдал анализы, но мочевина и креатинин были уже какими-то невероятно высокими. Хотя я и сам к тому моменту уже передвигаться перестал.
Фото: Фото из личного архива Дениса Клебанова Денис Клебанов
— Вы лежали на кровати и…
— …не понимал, что делать. Никому ничего не рассказывал, не хотел расстраивать. Хорошо, что заместителем руководителя больницы была знакомая семьи. Ей как-то случайно попали на глаза анализы. В тот же день набрал отец: «Ты что, — он кричал. – С ума сошёл?! Себя убьёшь, и нас вместе с собой. Ложись в больницу, мы тебе поможем. Денис, пожалуйста».
Я сам уже понимал, что другого варианта нет. Тем более начались приступы. Думаю, что сердечные. При этой болезни, если переешь содержащих калий продуктов, то сердце может остановиться. Съел однажды — побледнел, покрылся холодным потом, начал «отъезжать», но кое-как вернулся, очухался. Позвонил сам: «Пап, я насмотрелся на эти обычные больницы. Это ужас. Устрой меня в хорошую клинику с хорошим диализным центром». Начальником одной из таких был знакомый отца. Договорились, что на следующий день утром, он ему наберёт. И тут, как часто бывало в жизни, в последний момент всё начало портиться.
— Стало плохо?
— Совсем. Пошёл в ванную и почувствовал, что внутри что-то бурлит, в лёгких как будто вода. Думаю, ну что за фигня-то?! От страха попросил приехать маму, чтобы переночевала рядом. Боялся сердечных приступов. Кое-как легли спать, а я прям не могу. Ощущение, что внутри подушка, так распирает. Уселся в уголок кровати и хриплю: «Скорую». Приехала бригада, врач измерил давление – 220/170. Это уже не просто гипертонический криз, а конец. Доктор испугался, послушал мою историю и сказал: «Сейчас вас привезём в больницу в четыре ночи, а там мест нет. Только хуже будет. Если есть возможность, дождись звонка отца, а утром стартуй в клинику». Подумали, решили, что этот вариант идеальный.
Мы с мамой сидели, врач собирал саквояж. Но вдруг как ударил по своей сумке, вскочил и крикнул: «Всё, поехали»! Не знаю, почему его так переклинило в этот момент. Я катил в машине «скорой», мама – на своём авто. В приёмном покое, как и ожидалось, аншлаг. Меня, естественно, положили в коридор. Как в кошмарах. Там стало совсем нетерпимо: рвало, уже мало что понимал. Помню только, что вышел дежурный доктор, посмотрел, изучил показатели и сказал маме: «В 10 у нас «планёрка». Свободных аппаратов гемодиализа всё нет. Но он и так не доживёт. С такими показателями – это всё, конец. Подождите, конечно, но сейчас ничего делать не будем. Зачем возиться уже?». Доктор сказал это мне, ещё живому человеку, и моей маме! Как так можно?!
Мама машинально набрала отцу, который, опять же, общался с людьми из правительства Москвы. Как это в России бывает: через пару минут нашлись и врачи, и аппарат для диализа, и место в реанимации. Помню яркий свет, как на автопилоте захожу в кабинет и спрашиваю: «Полностью раздеваться?!». А мне отвечают: «Как голенький в этот мир пришел, так и уйдёшь»! Я лёг на кушетку и вырубился. Организм был настолько зашлакован, что проснуться я должен был с малой долей вероятности…
— Но проснулись.
— Через двое суток. Как только перевели в палату, сразу вскочил, начал ходить, хотел, чтобы кровь быстрее циркулировала и заставляла тем самым почку работать. Врачи увидели и обомлели: «Да у тебя сил двигаться не должно быть, ты что творишь?». А я всё двигаюсь. Думаю, что это всё спортивная закалка помогла, она даёт организму стойкость при невероятных нагрузках. Но ходил я и впрямь зря. Обе почки давно отказали. Если бы врач не увёз меня из дома, то я бы точно умер.
— Диализ к этому времени был уже не так страшен.
— Он стал единственным спасением. Лежал в больнице, постепенно чистился, ко мне друзья приезжали. Помню, Руслан Пименов и Любомир Кантонистов спрашивали: «Что тебе привезти?» «Шоколадки точно можно»! — отвечал. Так они мне целый пакет притащили. А ел и их подкалывал. Дело в том, что до того как сделать фистулу на руке, через которую на постоянной основе происходит диализ, тебе вставляют в артерию на предплечье катетер. Из катетера торчат два штыря. Вот я Пименову с Кантонистовым сразу сказал: «Ну что, антенны есть, давайте видеодвойку в меня подключим?!». Они как-то сразу подуспокоились, а то нервничали, как казалось, больше, чем я сам.
А дальше случился поворотный момент. По-моему, как раз Руслан Пименов принёс статью про Ивана Класнича. Там заголовок был: «Футболист, переживший отказ почек и трансплантацию, возвращается на поле». Для меня это стало спасением. Раз Класнич смог всё это пережить, да ещё и в профессиональный спорт вернуться, то и у меня всё будет хорошо.
Пошёл в кабинет к врачам, узнавать про трансплантацию. Захватил эту статью, показал доктору, а она в ответ: «Не живите иллюзиями и фантазиями. Какой футбол?! Какие нагрузки?! Сходите на третий этаж: там люди после пересадки с отёкшими лицами ходят». Я говорю: «Всё, с вами вообще не хочу больше разговаривать и слушать». Хлопнул дверью и ушёл.
— Что дальше?
— Ходил на диализ, вернулся на работу. Чувствовал себя сносно, ни с кем не разговаривал в больницах, про неудачные исходы слушать не хотел. Ведь надо понимать, что у пятерых будет плохо, а у тебя хорошо. Это в какой-то мере судьба. Советую людям, оказавшимся в такой ситуации, никого не слушать — верьте в себя. Узнал, что в «Склиф» пришёл Могели Шалвович Хубутия и открыл там отделение трансплантации почки. Он пригласил туда молодую команду во главе с Алексеем Валерьевичем Пинчуком. Туда я и обратился. Всё было очень современно, всё подробно объяснили, в чём плюсы трансплантации и какие есть недостатки. После разговора приободрился, окончательно понял, что хочу сделать пересадку почки и встал в очередь.
— Здесь тоже не без помощи отца?
— Здесь – без. В очередь каждый может встать. Врачи изучают параметры твоего организма. В Европе новая почка должна подходить по 30 параметрам. В России, если я не ошибаюсь, по 9. В общем, ты можешь быть в очереди первым, но если трансплант подходит 55-му, то отдадут его ему.
— Есть альтернативные варианты?
— Оперироваться в Пакистане. Платить деньги, тысяч 10 долларов. Далеко не факт, что всё закончится хорошо. Даже очень далеко не факт. Российские врачи против этих экспериментов.
— Сколько времени вы стояли в очереди?
— Чуть больше года. В это время нормально жил – только ходил на диализ, соблюдал диету. В один день вышел из душа – смотрю, непринятый вызов. Оказалось, звонили из «Склифа»: «Денис, если через два часа приедешь, пересадим почку тебе. Нет – отдадим другим». Страх был. Но радость чувствовалась сильнее. «Не-не, — говорю. — Лечу к вам уже!» Я позвонил маме, она где-то отдыхала на курорте, говорю: «Возвращайся, почку нашли!».
— Помните операцию?
— Всё быстро произошло. Приехал, подписал бумаги. Я выучил для себя важную вещь: важно, чтобы после операции сразу пошла моча. И вот проснулся после наркоза и тут же спросил: «Пошла моча»?! Отвечают: «Да уже трёхлитровая банка»! И всё, я довольный вырубился опять. Полежал в реанимации, перевёлся в обычную палату. Помню, что был прям спортивный интерес, когда приносили анализы. Я прям с содроганием ждал, будто узнавал результат матча любимой команды в детстве. Ведь есть риск отторжения почки, или она может работать не очень хорошо. В общем, методом проб с моим организмом разобрались – всё стало хорошо. То, что делают доктора «Склифа» – это высший уровень, чудо! Я довольно быстро начал ходить, вернулся на работу. Тогда уже работал в Москомспорте, затем перешёл в компанию «Итера», где занимался развитием велосипедного спорта, работал в Администрации президента Российской Федерации, советником заместителя председателя Правительства Московской области, курировал работу Министерства спорта, физической культуры и работы с молодёжью. Также немного поработал координатором по проектной деятельности в Общероссийском Народном фронте Московской области.
Фото: Фото из личного архива Дениса Клебанова Денис Клебанов работал советником заместителя председателя правительства Московской области
— Чем занимались в ОНФ?
— От ОНФ в 2012 году выдвигался в президенты Владимир Владимирович Путин. Мы занимались контролем за исполнением указов и поручений президента. Обеспечивали диалог людей с властью. У людей много вопросов, на которые чиновники отвечают неохотно или не вовремя. То есть указ вышел, не исполнен, но никто ничего не объясняет. Например, истории с переселением из ветхого жилья. Люди логично раздражены, недовольны, а мы объясняем, в чём причина задержки с переселением. Считаю, что ОНФ — очень эффективная организация.
— Связь с населением прямая? Вы с Путиным общались?
— Я работал в Администрации президента и было одно мероприятие, где Путин находился в зоне досягаемости. Суть была в том, что во многих Вузах до сих пор всё решают на кафедре физвоспитания, где зачастую сидят старенькие преподаватели, которые только мешают студентам заниматься теми видами спорта, которые им интересны. Преподаватели, как раньше, кидают футбольный или баскетбольный мяч, заставляют бегать и уходят к себе в каморку. Но ребята хотели, чтобы им дали возможность самим решать, чем и когда заниматься. Президент поддержал их инициативу, и мы организовывали встречу студенческого актива. Была создана ассоциация, она успешно функционирует.
— Но не сказать, что результат виден. Спорт не набирает популярность в России.
— Тут много факторов на самом деле. Главные – это слабый уровень чиновников от спорта и отсутствие качественной спортивной инфраструктуры. На Западе, например, не один физкультурно-оздоровительный комплекс не строится без финансового обоснования. Проще говоря, ФОК сам может зарабатывать на жизнь, там никто не будет просить деньги из бюджета. У нас наоборот. Когда я пришёл работать советником зампреда правительства Московской области, мне на глаза попалась губернаторская программа по строительству 50 ФОКов. Я изучил её и понял, что все ФОКи типовые и не обладают достаточной площадью и количеством помещений, чтобы вести коммерческую деятельность. Естественно, через какое-то время я лично видел много писем на губернатора МО из таких ФОКов с просьбой срочно помочь. Это огромные деньги! Я обратился к министру спорта МО с вопросом, почему они не объяснили губернатору все нюансы. То есть глава области хотел как лучше, а из-за непрофессионализма спортивных деятелей всё портилось. И так чуть ли не по всей России.
— Вы по-прежнему работаете в правительственных организациях с такой позицией?
— В последнее время, скажем так, я в творческом поиске.
— Чиновник и диета – это сложно объединить. Сидячая работа, традиционная необходимость нарушать режим на различных встречах. Как всё это переносит человек с одной почкой?
— Вы слишком плохо думаете о чиновниках. Это во-первых. Во-вторых, даже с пересаженной почкой ты не ограничиваешь себя во всём. Ведёшь обычный здоровый образ жизни. В разумных пределах можно всё: и рыбки съесть, и вина выпить, и сладкого себе позволить. Другое дело, что одни люди себя не берегут. Я видел в больничных палатах, как люди просто жрут водку, курят. То есть врачи сотворили чудо, тебе достался орган, а ты всю эту работу сводишь на нет. Это стыдно, это неправильно.
— Спортом заниматься тоже неправильно?
— Нет, спорт не запрещён. Но тут тоже нужно мозг иметь. Например, да, я в порядке. Живу нормальной жизнью, работаю, тренируюсь — только приходится ежедневно принимать таблетки, но, повезло, в минимальном количестве. Тренер это видит, не чувствует подвоха и со временем даёт мне уже какую-то жуткую нагрузку. Так я подумал и сам начал тормозить. Он говорит: «Да ладно, ты же лось»! Ага, лось! Да, мне повезло, почка хорошо прижилась, семь лет уже ведёт себя хорошо. Но надо понимать, что ты, парень, живёшь с пересаженным органом. Забавно, что люди, которым рассказываю, не верят: «Это ты после трансплантации. Да ну?»
— Когда в футбол вернулись?
— Года через три после операции. Впервые вышел на поле на благотворительном матче «Люди ради людей». Трансплантологи играют против своих пациентов, звёзд спорта и кино. У нас мужчина играл с пересаженным сердцем и был чуть ли не лучшим. Он после матча вышел к микрофону и сказал фразу, с которой я полностью согласен: «Это не нас, пациентов, надо слушать, а людей, которые к жизни вернули, надо слушать. Вот их». Поиграл я тогда, посмотрел на других и понял, что могу. С тех пор уже раз-два в неделю бегаю.
Недавно, правда, на турнире выпускников спартаковской школы ту самую заднюю дёрнул! Посидел, подумал и решил: «Ничего страшного. И на а этом карьеру не закончу»!
Фото: Фото из личного архива Дениса Клебанова Денис Клебанов
Источник: «Чемпионат»