«Большинство отсюда не выйдет». Почему умирают те, кто пошел на поправку? Репортаж из реанимации ковидного госпиталя

Женщина, 68 лет, первые сутки в реанимации, в анамнезе два инсульта. Не подтверждена ПЦР, по КТ признаки вирусной пневмонии 25%. Приехала в сознании. Женщина, 58 лет, вторые сутки в реанимации, пока тяжелое состояние, одышка сохраняется. Мужчина, 37 лет. Четвертые сутки в реанимации. Вчера исключали желудочно-кишечное кровотечение. По гемодинамике стабильный...

— Ну, получше вам? — врач Евгений Нишневич наклоняется к 37-летнему пациенту. Тот лежит на правом боку, укрытый до пояса простыней, и растерянно кивает:

— Да.

— К вопросу, что не болеют молодые. 37 лет парню, — говорит Нишневич, когда отходит от него.

Молодые не только болеют, но и умирают. Врачи отмечают главную загадку этой болезни. Они видят уже идущего на поправку пациента, а буквально через час он может неожиданно умереть. Обо всем этом читайте в репортаже из красной зоны журналистов Е1.RU. Врачи рассказывают, как они пытаются вырвать из лап смерти пациентов разного возраста. Среди них немало тех, кто успел вакцинироваться. Похожая картина складывается во всех ковидных госпиталях страны. Как говорят врачи, это должны видеть все, кто не хочет прививаться, носить маски и соблюдать другие меры защиты.

Это реанимационное отделение главного ковидного госпиталя Свердловской области. В больнице полторы тысячи мест, тысяча из них отдана под ковид, больше девятисот заняты. Реанимационные койки заняты все. «Чистыми» остаются только роддом и поликлиника. За всё время здесь приняли больше 15 тысяч пациентов, полторы тысячи из них попали в реанимацию.

— 37-летний пациент — это редкость? — спрашиваю Нишневича, заместителя главврача по хирургии.

— В первую волну была редкость. Тогда мы их не видели в реанимации.

Первая реанимация. «Привитые есть, но их единицы»

Заместитель главврача Евгений Нишневич, заведующий реанимационно-анестезиологическим отделением Владимир Багин и заведующая приемным отделением инфекционной службы, а сейчас — еще и научный консультант хирургической службы Юлия Москалева проводят обход.

Мы в хирургическом корпусе. Первый раз он работал на ковид с ноября 2020-го по февраль 2021-го, второй — с нынешнего июля и до неизвестности. Всё, что хочется, чтобы оказалось неправдой, врачи подтверждают: эта волна сильнее и страшнее, новый вариант заразнее и агрессивнее, тяжело болеют и умирают более молодые и без тяжелой хроники.

— Сокращается инкубационный период. Раньше он был две недели, сейчас три, пять, десять дней. И мы видим клиническую картину, которая развивается быстро, молниеносно, с большим вовлечением других органов, — объясняет Юлия Москалева. — Поражаются не только легкие, но и сердечно-сосудистая система, нервная система, головной мозг, кишечник.

Многие пациенты реанимации находятся в сознании. Кто-то лежит на животе, кто-то на боку или на спине. Они смотрят на докторов, кивают. Говорить мешают трубки и маски. И сил нет. Возле каждой кровати — табличка с Ф. И. О., возрастом, датой поступления. Смотрю на них — 47, 53, 57 лет. Невольно отмечаю — ни у кого нет лишнего веса, который в первую волну называли одним из основных факторов риска. Многие без сопутствующих патологий.

— Посмотрим одну пациентку. Нужно решить, переводить ли ее в реанимацию, сейчас пограничное состояние. Они быстро ухудшаются, — говорит Евгений Нишневич по дороге в отделение урологии.

Женщину перевели накануне из другой ковидной больницы. Болеет с 16 августа — температура, кашель, боль в грудине. Она сидит на кровати, у ног — кислородный концентратор.

— Вы как себя оцениваете? Сутки провели здесь — лучше, хуже, так же?

— Конечно, лучше, я дышу кислородом. Там у нас было шесть коек, [и только] на четырех были аппараты. Рядом бабушка лежала, ей 90 лет, брать у бабушки, что ли [кислород]?

— Задача — лежать на животе, максимально, сколько можно, — говорит женщине Нишневич.

Выходим из палаты.

— Она сейчас не реанимационная, она вполне компенсирована, — комментирует он. — [Поражение легких] по КТ — более 50%, но не обольщайтесь, они все выглядят очень, скажем так, прилично. Это загадка этой болячки. Мы видим относительно компенсированного пациента, иногда розового цвета, через час он декомпенсируется и погибает. Это новая коронавирусная инфекция, ключевое слово — новая.

Эта пациентка поставила «Спутник V»: в марте — первый компонент, в апреле — второй.

— После прививки тоже болеют, но в реанимации мы их видим единицы, — говорит Нишневич.

— Летальные случаи были?

— Один случай есть, — отвечает Владимир Багин. — Но тот человек заболел, видимо, еще до прививки и в инкубационном периоде привился.

Позже медик скажет: вакцинированных среди тех, кто попадает в больницу, становится больше. Скорее всего, это связано с тем, что в принципе растет число и привитых, и заболевших.

— Я не могу сказать, какая у них летальность. Она наверняка есть, но, думаю, невысокая, стремится к нулю, — замечает Владимир Багин. — Сейчас стали такие больные даже в реанимации появляться. Они по-разному привиты, кто-то только одним компонентом и не успел вторым, кто-то заболел до прививки. Есть пациент, точно полностью прошедший курс прививок. Прошло несколько месяцев, и он заболел. Сейчас лежит в реанимации.

Вторая реанимация. «Я не могу с этим справиться»

Женщина 50 лет, в реанимации третьи сутки, стабильно тяжелая без существенной динамики.

— Кроме одного положительного момента — у нее регрессирует цитокиновый шторм, — отмечает врач.

Она лежит на животе, обняв подушку, на лице маска. Евгений Нишневич наклоняется к ней, кладет руку на спину:

— Как самочувствие?

Женщина приподнимает голову и негромко что-то отвечает.

— Это входит в программу, — кивает врач. — Надо немножко расслабиться, вы не одна, это пройдет.

— Это пройдет, да?

— Пройдет, да.
— Всё хорошо будет?

— Для вас всё делают.

— Я стараюсь, на живот ложусь.

— Хорошо. Это тоже признак этой болезни.

— Всё хорошо будет, да?

— Да, да.

— Один из симптомов — панические атаки. Они боятся умереть. И небезосновательно, — говорит Нишневич, когда мы отходим от пациентов.

— Что она сказала, когда вы спросили про самочувствие?

— Она сказала: «Я не могу с этим справиться».

На кровати напротив лежит 53-летний мужчина. Он без сознания. Клиника прогрессирующая. Полиорганная недостаточность. Вероятнее всего, присоединение бактериальной пневмонии. Вероятнее всего, шансы малы.

— Это надо показывать, потому что люди не понимают, — говорит врач.

Мужчина, 84 года, болеет около месяца, сохраняется дыхательная недостаточность, тромбоз глубоких вен нижних конечностей. Женщина, 81 год, нарастающая дыхательная недостаточность.

Обход продолжается в палате интенсивной терапии неврологии, где лежат пациенты, перенесшие инсульт на фоне ковида, или с неврологическими нарушениями в анамнезе.

Женщина, 88 лет, лежачая, год после инсульта находилась дома. Затемпературила, ПЦР положительный, КТ-1 (поражение легких до 25%). За ней очень хорошо ухаживали дома, говорит доктор, сиделка рвалась прийти и в больницу, но это запрещено.

Женщина, 67 лет, деменция, но сама себя обслуживала. Поступила с температурой, без подтвержденного ковида. Первый тест и КТ чистые, в выходные ухудшение, повторные тест и КТ подтвердили коронавирус.

Женщина, 69 лет, после операции на брюшной полости, была мерцательная аритмия, нарушение гемостаза.

— Состояние стабилизировалось, температура нормализовалась, мы начали реабилитацию, — рассказывает про нее врач.

— Ну как, ничего всё? — спрашивает пациентку Нишневич.

— Замечательно. Домой хочу.

— Эта женщина — наша победа, — улыбается ее доктор.

Третья реанимация. Женщина после кесарева сечения. «Мы не знаем, почему организм реагирует так»

Реанимация ожогового отделения не первый раз принимает непрофильных больных. В 2010 году сразу после открытия ее отдали под пациентов со свиным гриппом. Тогда из 200 человек погибли 10. Летальность для реанимационного отделения невысокая, но люди умерли не от особо опасной инфекции, а от гриппа, и это всех взбудоражило, говорили врачи.

Как и COVID-19, свиной грипп поражал легкие и вызывал тяжелую дыхательную недостаточность.

— Пациентов, с которыми мы столкнулись, мы не видели никогда и, может, никогда и не увидим. Поражение легких у них было колоссальным, — говорил тогда Владимир Багин.

Спустя 10 лет отделение увидело несколько сотен таких пациентов.

— Больные свиным гриппом были тоже тяжелые, похожие, но их количество не было таким большим. У нас реанимация была на 30 коек, ее хватило практически на весь город, а сейчас в Екатеринбурге несколько сотен реанимационных коек, и их не хватает, — сравнивает Багин. — Летальность другая. Если объяснить по-простому, при обычном гриппе есть определенная летальность, при эпидемическом гриппе (таком, как свиной) она примерно в 10 раз выше, а при новой коронавирусной инфекции — еще в 10 раз выше.

Женщина, 67 лет, поступила из эндокринологического отделения ночью, десатурация, состояние пограничное, в любой момент может потребоваться искусственная вентиляция легких. Мужчина, 60 лет, в сознании, заболел после вакцинации «ЭпиВакКороной», положительная динамика.

— То, что привитые не болеют, — это не так, — снова возвращается к теме вакцинации Евгений Нишневич. — Это не стопроцентная защита, но это более надежная защита от смерти.

Мужчина, 84 года, отрицательная динамика, требует седации, прогноз неблагоприятный. Мужчина, 52 года, на гемодиализе.

Женщина, 32 года, на гемодиализе. Глаза закрыты, полубессознательное состояние, доктор просит показать язык, она медленно откликается на эту просьбу — реагирует впервые за несколько дней. Смотрю на нее, возвращаюсь к торцу кровати, чтобы еще раз прочитать дату рождения. Всё верно.

— 32 года? — спрашиваю Нишневича.

— Да. Пациентка после кесарева сечения, с очень тяжелым поражением легких. Почки «встали». Мы две недели боремся.

— Есть сопутствующие?

— Нет. Здоровая. Мы не знаем, почему организм реагирует так. В эту волну редко выходят из реанимации. По три-четыре недели лежат. В первую волну, если две недели пережил, думали, пронесло. Сейчас не так. Большинство [из реанимации] не выйдет.

За сутки до этого в реанимации хирургического корпуса умерло 8 пациентов. С июля — 115.

— Жить бы да жить, — говорит Нишневич. — Помню 32-летнего пациента, молодой человек вообще без сопутствующей патологии. У коллег 23-летний. Это я про погибших.

Беременность, говорит Владимир Багин, в несколько раз повышает вероятность заразиться инфекцией (в частности, коронавирусной) и вероятность умереть:

— Материнская смертность — один из ключевых показателей, по которым ВОЗ оценивает качество оказания медицинской помощи в странах. Этот показатель вырос многократно во всем мире, и в России тоже. Лично у меня было два таких случая, в инфекционном отделении знаю один или два. Раньше по всему городу умирала одна родильница в год. Сейчас умерло уже десять, может, больше. Дети живы все, кесарево сделали, а мамы умерли. Это очень тяжело.

Отделение гнойной хирургии. «В реанимацию не хочу ее отдавать»

Идем в отделение с заведующей операционным блоком хирургической службы Ксенией Мерсаидовой. На улице аномальная жара, но окна в палатах стараются не открывать — у пациентов с ковидом бывают срывы, суицидальные мысли.

В одной из палат — Ирина с мужем, они в больнице второй день, до этого лечились амбулаторно.

— Получилось так, что наше состояние оказалось немножко в запущенном виде, — говорит Ирина. — Здесь мы хотим исцелиться. Персонал замечательный, как высококвалифицированные доктора, так и среднее звено, девочки-медсестры. У нас тесный контакт «доктор-пациент». Самочувствие изначально было ничего, но желает лучшего — слабость, недомогание.

По КТ у Ирины 70–75% поражения легких, у мужа — 80–85%.

— Это, конечно, чрезмерно, поэтому состояние немножко запущенное, — повторяет она.

— Прививку не делали?

— Прививочку не делали, не по каким-либо соображениям, а вот так получилось на фоне занятости. А так-то, конечно, я всегда прививалась от энцефалита, от гриппа.

— Есть пациенты с 25% поражения в реанимации, а есть с 75% на ногах. Отягощающего фактора, по которому можно предсказать неблагоприятный исход, нет. Прогноз не дать, — говорит Ксения Ивановна.

В другой палате тяжелая пациентка на кислороде. Ксения Ивановна подходит, надевает ей на палец пульсоксиметр, через несколько минут на дисплее загорается «97».

— О, сказать? — восклицает врач.

Женщина слегка кивает.

— 97! Отлично! Она у нас 92–88 держала. Молодец!

Выходим в коридор.

— В реанимацию не хочу ее отдавать, она прямо борется. Тяжелая еще.

Выписываются сегодня 60-летняя Ольга Алексеевна со своей 91-летней мамой. Они провели в больнице две недели.

— У мамы было поставлено две прививки, у меня только одна. Заразились от знакомой, появилось недомогание, 7 дней я ничего не делала, думала, так пройдет. Друзья принесли пульсоксиметр, когда сатурация упала до 80, вызвала врача, — рассказывает она. — 14 дней титанических усилий шикарных врачей. Все врачи прекрасные, ну просто боги. Но боги же должны заниматься своей работой. Они же хирурги.

Ксения Ивановна улыбается: в хирургическом корпусе два гинекологических отделения, и когда корпус перепрофилировали под ковид, у гинекологов впервые появились пациенты-мужчины.

— И шутка про то, что твой гинеколог будет лечить твою пневмонию, уже не шутка. Тем, кто лежит в больнице, уже не смешно, — говорит она.

Привыкнуть к тому, что пациенты уходят, не может никто.

— У нас были две пары под 70 лет, вместе приезжали, а уезжала одна жена, — рассказывает Ксения Мерсаидова. — Мы ходили с ними в реанимацию повидаться с мужьями. Но мужей они оставляли здесь. Мне это кажется самым жутким. И таких историй очень много, когда приезжают двое, а домой возвращается один. Когда ты хирург, ты прооперировал пациента, и он через три дня пошел домой. А сейчас мои пациенты лежат минимум 11 дней, и каждый день переживаешь, что с ними может что-то случиться. И оно всё время случается.

Выйдя из красной зоны и переодевшись, мы идем в кабинет заместителя главного врача Евгения Нишневича. Говорим о том, почему порой пациенты с 75-процентным поражением легких дышат сами, а с небольшим поражением оказываются на ИВЛ:

— Это парадокс, это то, что мы вначале никак понять не могли. Я переболел в ноябре, после болезни вышел в реанимацию и было ощущение, что я вообще ничего в медицине не понимаю. Потому что они лежат абсолютно в приличном состоянии, не задыхаются, единственный показатель — низкая сатурация. Вы же видели. Но если убрать оборудование, многие из них достаточно быстро умрут.

СЮЖЕТ

Всё о коронавирусе и карантине

В девяностые, как вспоминает Евгений Нишневич, доктора водили в реанимацию подростков — чтобы показать, чем заканчивается употребление наркотиков. Сегодня в реанимацию можно водить тех, кто забыл про маски и дистанцию. Лечения, которое точно поможет при ковиде, нет. Прививки снижают, но не исключают риски. Молодой возраст и отсутствие хронических болезней не гарантируют ничего. Всё, что у нас остается, — это маски и дистанция.

— Но люди не хотят слышать негативную информацию. Они хотят веселиться, отдыхать и общаться, — говорит Нишневич.

В этот день я впервые за несколько месяцев надеваю маску в такси.